Насколько оправдано «предчувствие второй волны» кризиса? Нужно ли менять механизм мировой экономики? Как изменится мир через 20 лет? Чем экономическая школа отличается от бизнес-школы? Почему преподаватель экономики не должен много заниматься преподаванием? На эти и другие вопросы отвечает один из ведущих российских экономистов Сергей Гуриев.
40 лет. Доктор экономических наук, с 2004 г. – ректор Российской экономической школы, президент Центра экономических и финансовых исследований и разработок РЭШ. Занимается исследованиями в области экономики трудовой мобильности, корпоративного управления, бартера, теории неполных контрактов и коррупции. Дважды награждался Золотой медалью Глобальной сети развития (за лучшие исследовательские работы по институциональной экономике, по безопасности и миграции). Обладатель звания «Лучший менеджер российской академии наук». В 2005 году был включен Всемирным экономическим форумом в Давосе в список Молодых глобальных лидеров.
Будущее экономики: взгляд трезвомыслящего оптимиста
– Сергей Маратович, начиная с 2006 года, ваш бестселлер «Мифы экономики», в котором вы развеяли 48 распространенных экономических заблуждений, переиздавался уже четыре раза. В настоящий момент – то ли после мирового кризиса, то ли накануне его второй волны – книга по-прежнему популярна: по крайней мере, на интернет-форумах можно найти огромное количество просьб поделиться ее электронной версией. Назовите, пожалуйста, нашим читателям три основных мифа, которые, на ваш взгляд, больше других мешают нормально развиваться бизнесу.
– Главный миф (который, кстати, и стал причиной кризиса), заключается в том, что государственный бюджет неисчерпаем, и за счет него можно жить не по средствам бесконечно долго. Но чудес в природе не бывает. Рано или поздно по всякому долгу придется ответить. Даже если должник – богатая и процветающая (на фоне остальных) Америка или Европа. К сожалению, в России тоже приближается период, когда цены на нефть упадут, и всем станет ясно, что в Стабилизационном фонде денег не так много, как хотелось бы, и что страна, по сути, жила за счет будущих поколений. Навязчивая идея, будто можно отыскать способ жить не по средствам, очень многое объясняет в современной политике и экономике. Казалось бы, каждая отдельно взятая семья прекрасно понимает, чем грозит постоянная жизнь в долг. Но как только люди «делегируют полномочия» политикам – то сразу начинают считать, что расходы госбюджета могут до бесконечности превышать его доходы. Никому даже не приходит в голову, что по их личному благосостоянию бьет каждый дополнительный доллар госрасходов.
Еще один очень важный миф: человеческая жизнь ничего не стоит. Это ключ к пониманию многих проблем в России и, наверное, в Беларуси. Даже когда у нас говорят: «Человеческая жизнь бесценна», – на самом деле подразумевают, что она не имеет цены, бесплатна. Мы видим, как власть имущие на деле относятся к человеческой жизни, какие деньги они выплачивают родственникам погибших солдат или шахтеров. На мой взгляд, наша жизнь станет лучше, только когда мы начнем ценить человеческую жизни высоко. Когда, например, владельцам ночного клуба придется платить по страховке за каждого погибшего посетителя огромные деньги – только тогда меры противопожарной безопасности начнут восприниматься всерьез. То же самое относится и к военным, и к шахтерам, и к людям на дорогах.
Третий миф – об особом, уникальном пути страны. Люди, которые говорят об особом пути России – на самом деле утверждают, что экономические законы на территории нашей страны не работают. С этим даже спорить смешно. Как и во всем мире, нам приходится бороться с инфляцией, безработицей. У нас точно так же государственная собственность менее эффективна, чем частная. Точно так же протекционизм ведет к снижению конкуренции на внутреннем рынке, что, в свою очередь, приводит к росту цен и падению качества продукции. Таким образом, хорошо ли, плохо ли, но всеобщие экономические законы в России работают. А за разговорами «об уникальном пути», как правило, стоят интересы конкретных лоббистских групп, желающих получить «особый» доступ к государственным деньгам.
– Уже три года многие говорят о нынешнем мировом кризисе как о системном, призывают не просто к ремонту, а к замене механизмов мировой экономики. Каково ваше мнение на этот счет?
– Если честно, я не считаю ситуацию отчаянной. Современная экономика – достаточно жизнеспособная система, которая обладает большой внутренней энергией, развитыми институтами, богатым инструментарием, эффективными механизмами самовосстановления, новыми точками роста. Предложения отправить ее на слом свидетельствуют лишь о том, что их авторы слабо представляют, как работает реальная экономика, как зарабатываются большие и малые деньги и как они теряются. При этом кризис приводит к снижению ВВП на душу населения на 1–2%. Это значит, что в среднем наш доход падает на 1–2%. Разве это катастрофа?
Нынешняя экономическая система еще покажет свою мощь, когда государства и компании научатся жить по средствам. Она и сегодня демонстрирует свою эффективность в развивающихся странах, которые не испытывают груза долговых проблем – таких, как Китай, Индия, Бразилия и др. Да, в ближайшие годы мировой экономический рост замедлится – но произойдет это именно потому, что пришло время избавиться от накопленных долгов. Когда же долговой кризис будет преодолен, мы увидим в работе мощную экономическую машину, которой будет по силам победить мировую бедность и преодолеть многие другие глобальные проблемы. Например, сегодня есть очаги быстрого роста и развития в Африке – а ведь еще 10 лет назад этот континент казался обреченным на безнадежную бедность.
– Каковы ваши прогнозы по развитию ситуации в США, Евросоюзе, Китае?
– В Китае продолжится рост, а проблемы появятся только лет через десять – когда со стороны среднего класса этой страны возникнет спрос на политическую либерализацию. В Америке в ближайший год, до президентских выборов, скорее всего, сохранится неопределенность. Лишь затем могут быть приняты решения, связанные с сокращением бюджетного дефицита – неважно, станет президентом демократ или республиканец. Но от того, как именно будет сокращаться бюджетный дефицит, зависит будущее этой страны. Если удастся сохранить налоговые стимулы для инноваций и инвестиций, Америка останется мировым лидером экономического развития. Но простых решений не существует, ибо так или иначе придется сокращать расходы и повышать налоги. Например, звучат предложения ввести налог на потребление (что-то вроде налога на добавленную стоимость, которого в США не существует), а также упростить подоходный налог и избавить его от лазеек и обходных путей для богатых. Вообще, наиболее простой способ решить в США проблему дефицита бюджета (а заодно – внести вклад в борьбу с глобальным потеплением) – повысить налог на бензин. Но этот вариант в тотально автомобилизированной стране политически рискованный, а потому – малореальный. Что касается, Европы, то еврозона, я уверен, сохранится. Возможно, фактический дефолт в Греции не будет последним и повторится в других странах. Но, с другой стороны, суверенный дефолт – нормальный, иногда единственный способ оздоровления экономики. У ведущих стран Евросоюза хватит денег, чтобы рекапитализировать банки, пострадавшие от потерь по греческим долговым бумагам. Конечно, Европу в ближайшие годы ждет нулевой либо медленный рост – но, с другой стороны, долговой кризис подтолкнет европейские страны к структурным реформам, сделает экономику ЕС более конкурентоспособной.
– Как бы вы оценили экономические процессы, происходящие в России?
– Россия несет огромные потери от, мягко выражаясь, плохого инвестиционного климата. Сам за себя говорит тот факт, что, при высоких ценах на нефть из страны бежит капитал. Тем не менее, в России уже появилось множество компаний, представляющих эффективную, несырьевую, некоррупционную экономику – в основном, в секторе услуг. Но они пока не сложились в критическую массу, не влияют на процесс принятия решений во властных структурах. До сих пор основу российской экономики составляют сырьевые и государственные компании – и власть принимает решения, исходя из их интересов. Чтобы решить эту проблему, необходимо приватизировать госкомпании, повести реальную борьбу с коррупцией, улучшить инвестиционный и бизнес-климат для малых и средних компаний. Россия сегодня очень неоднородная страна: у нас есть регионы (например, Татарстан или Калуга), где инвестиционный климат лучше, чем в Восточной Европе. В эти регионы идут инвесторы, там наблюдается рост производительности труда. Необходимы реформы, которые позволят распространить их опыт на всю страну.
– Каково, на ваш взгляд, оптимальное место России в мире?
– Трудно предсказать, какие именно отрасли будут развиваться быстрее остальных. Что бы ни говорили эксперты, экономические субъекты всегда играют по своим правилам – и это замечательно. Очевидно, что Россия останется одним из ведущих поставщиков сырьевых ресурсов и станет крупнейшим экспортером сельскохозяйственной продукции. Но и у сектора услуг – огромные перспективы. Появление в России большого количества успешных компаний, связанных с производством знаний, инновациями – возможно.
– Каким будет мир через 10–20 лет?
– Я оптимист и уверен, что мир станет гораздо богаче и гораздо безопаснее. И потому, что увеличится количество развитых демократических стран (в том числе, за счет России). И потому, что в развивающихся государствах уменьшится количество нищих и бедняков. В принципе, очень многие глобальные проблемы – например, связанные с экологией и изменениями климата – будут решены просто вследствие поступательного экономического роста и технологического развития человечества. Что действительно представляется сегодня серьезной проблемой – так это предстоящая трансформация Китая из авторитарной в демократическую страну. Никто не знает, как это произойдет – а реальный сценарий может оказаться достаточно болезненным для всех. Вторая ключевая проблема связана со старением населения и деградацией пенсионной системы. Прежде всего, в развитых странах. Очевидно, что в ближайшее время нас ждет стремительное развитие технологий в здравоохранении и резкое увеличение продолжительности жизни. Это может привести к банкротству пенсионных систем развитых стран и к экономическому кризису посерьезнее того, что мы только что пережили. Никто пока не придумал способ, который поможет избежать негативного сценария. Но это не значит, что его не существует.
– Сергей Маратович, выпускники Российской экономической школы работают далеко не только в академических институтах, правительственных структурах, международных организациях. Значительная их часть идет в бизнес. Чем полезно экономическое образование современному менеджеру? И чем отличается экономическая школа от бизнес-школы?
– Мы стараемся давать целостное понимание механизмов экономики, ее функционирования как системы – и на макроуровне, и на уровне экономических агентов. Эти знания помогают специалисту компании находить осмысленные и эффективные решения как в нестандартных, кризисных ситуациях, так и на «длинной дистанции». Выпускник лучше представляет реальный «вес» компании на рынке, лучше видит возникающие риски и «окна возможностей», лучше просчитывает варианты достижения целей. Также в хороших экономических школах качественно преподаются технологии экономического анализа. Это помогает повысить в компаниях уровень подготовки аналитических отчетов. К тому же, хорошего специалиста отличает умение адекватно читать аналитику, чтобы быть в курсе новейших исследований, брать на вооружение новые приемы и методы анализа – и в то же время понимать их ограничения. С другой стороны, в экономических школах не учат вещам, которые поставлены во главу угла в бизнес-школах: например, маркетингу, управлению персоналом и так называемым «мягким предметам», в которых качественные аспекты преобладают над количественными. Это просто разные специальности. Мы не готовим предпринимателей и руководителей – мы обучаем экономистов, аналитиков, консультантов, банкиров.
– В какой степени преподаватели экономической школы должны сегодня быть исследователями современной экономики, чтобы их лекции приносили пользу студентам?
– В Российской экономической школе действует принцип: преподаватель уделяет научным исследованиям больше времени, чем собственно преподаванию. Средняя академическая нагрузка на преподавателя РЭШ – всего лишь 5–6 часов в неделю или 2,5–3 семестровых курса в год. Аналогичный подход действует и в ведущих профильных вузах Америки и Европы: у них профессор должен заниматься исследованиями, по меньшей мере, половину рабочего времени. Руководство этих вузов (и РЭШ) будет только приветствовать профессора, который найдет научный грант и за счет этих денег сможет еще больше снять с себя преподавательскую нагрузку. А разве может быть иначе? Экономическая наука развивается очень быстро. Что полезного может услышать студент от человека, который читает лекции по учебникам 20–30-летней давности? На самом деле, это не риторический вопрос, а очень серьезная проблема. Например, многие экономические статьи в российской прессе показывают, что их авторы – особенно, политики и журналисты – оперируют совершенно устаревшими стереотипами и моделями. Например, большинство российских «экономистов» считают, что монетаристы всегда рекомендуют жесткую денежную политику, в то время, как один из ключевых результатов монетаризма – это необходимость смягчения именно денежной политики во время рецессии. Даже те, кто когда-то добросовестно изучал экономику в вузе, не понимают, какие вопросы действительно актуальны для современной экономической науки, а какие – давно «закрыты». Словом, чтобы выпускник вуза был конкурентоспособным и хорошо ориентировался в современной жизни – преподаватель просто обязан заниматься научным осмыслением экономической практики. Поэтому мы стараемся создать все условия, чтобы преподаватели РЭШ могли проводить исследования международного уровня. Недаром работы специалистов РЭШ широко публикуются в ведущих западных научных журналах, а Центр экономических и финансовых исследований РЭШ, согласно мировому рейтингу RePEc, входит в двадцатку лучших экономических think tanks – «фабрик мысли».
– Над какими темами ваши преподаватели работают сегодня?
– Круг исследований очень широк. Например, у нас есть микроэкономические теоретики, которые изучают отношение к риску экономических агентов – вопрос, который не оставит равнодушным ни одного топ-менеджера. Есть профессора, которые заняты разработкой теории аукционов. Казалось бы, это сугубо теоретическая тема, однако хорошие специалисты в этой области консультируют крупнейшие компании интернет-поиска. Оказывается, эта наука помогает при анализе поисковых запросов правильно проводить так называемые аукционы ключевых слов. Специалисты по макроэкономике изучают влияние нефтяных цен на обменный курс, инфляцию, безработицу и т.д. Специалисты по управлению активами – исследуют поведение финансовых рынков и влияние на их устойчивость посреднических структур. У нас есть люди, которые занимаются и такими сугубо «земными» вопросами, как, например, корпоративное управление внутри компании и т.д. Вообще, современная экономическая наука тем и интересна, что одна и та же работа, с одной стороны, может быть опубликована в солидном научном журнале, а с другой – использована для повышения прибыли и снижения издержек конкретной компании.
http://ideas4future.info/2011/11/22/econonika_doljna_bit_economnoj/
40 лет. Доктор экономических наук, с 2004 г. – ректор Российской экономической школы, президент Центра экономических и финансовых исследований и разработок РЭШ. Занимается исследованиями в области экономики трудовой мобильности, корпоративного управления, бартера, теории неполных контрактов и коррупции. Дважды награждался Золотой медалью Глобальной сети развития (за лучшие исследовательские работы по институциональной экономике, по безопасности и миграции). Обладатель звания «Лучший менеджер российской академии наук». В 2005 году был включен Всемирным экономическим форумом в Давосе в список Молодых глобальных лидеров.
Будущее экономики: взгляд трезвомыслящего оптимиста
– Сергей Маратович, начиная с 2006 года, ваш бестселлер «Мифы экономики», в котором вы развеяли 48 распространенных экономических заблуждений, переиздавался уже четыре раза. В настоящий момент – то ли после мирового кризиса, то ли накануне его второй волны – книга по-прежнему популярна: по крайней мере, на интернет-форумах можно найти огромное количество просьб поделиться ее электронной версией. Назовите, пожалуйста, нашим читателям три основных мифа, которые, на ваш взгляд, больше других мешают нормально развиваться бизнесу.
– Главный миф (который, кстати, и стал причиной кризиса), заключается в том, что государственный бюджет неисчерпаем, и за счет него можно жить не по средствам бесконечно долго. Но чудес в природе не бывает. Рано или поздно по всякому долгу придется ответить. Даже если должник – богатая и процветающая (на фоне остальных) Америка или Европа. К сожалению, в России тоже приближается период, когда цены на нефть упадут, и всем станет ясно, что в Стабилизационном фонде денег не так много, как хотелось бы, и что страна, по сути, жила за счет будущих поколений. Навязчивая идея, будто можно отыскать способ жить не по средствам, очень многое объясняет в современной политике и экономике. Казалось бы, каждая отдельно взятая семья прекрасно понимает, чем грозит постоянная жизнь в долг. Но как только люди «делегируют полномочия» политикам – то сразу начинают считать, что расходы госбюджета могут до бесконечности превышать его доходы. Никому даже не приходит в голову, что по их личному благосостоянию бьет каждый дополнительный доллар госрасходов.
Еще один очень важный миф: человеческая жизнь ничего не стоит. Это ключ к пониманию многих проблем в России и, наверное, в Беларуси. Даже когда у нас говорят: «Человеческая жизнь бесценна», – на самом деле подразумевают, что она не имеет цены, бесплатна. Мы видим, как власть имущие на деле относятся к человеческой жизни, какие деньги они выплачивают родственникам погибших солдат или шахтеров. На мой взгляд, наша жизнь станет лучше, только когда мы начнем ценить человеческую жизни высоко. Когда, например, владельцам ночного клуба придется платить по страховке за каждого погибшего посетителя огромные деньги – только тогда меры противопожарной безопасности начнут восприниматься всерьез. То же самое относится и к военным, и к шахтерам, и к людям на дорогах.
Третий миф – об особом, уникальном пути страны. Люди, которые говорят об особом пути России – на самом деле утверждают, что экономические законы на территории нашей страны не работают. С этим даже спорить смешно. Как и во всем мире, нам приходится бороться с инфляцией, безработицей. У нас точно так же государственная собственность менее эффективна, чем частная. Точно так же протекционизм ведет к снижению конкуренции на внутреннем рынке, что, в свою очередь, приводит к росту цен и падению качества продукции. Таким образом, хорошо ли, плохо ли, но всеобщие экономические законы в России работают. А за разговорами «об уникальном пути», как правило, стоят интересы конкретных лоббистских групп, желающих получить «особый» доступ к государственным деньгам.
– Уже три года многие говорят о нынешнем мировом кризисе как о системном, призывают не просто к ремонту, а к замене механизмов мировой экономики. Каково ваше мнение на этот счет?
– Если честно, я не считаю ситуацию отчаянной. Современная экономика – достаточно жизнеспособная система, которая обладает большой внутренней энергией, развитыми институтами, богатым инструментарием, эффективными механизмами самовосстановления, новыми точками роста. Предложения отправить ее на слом свидетельствуют лишь о том, что их авторы слабо представляют, как работает реальная экономика, как зарабатываются большие и малые деньги и как они теряются. При этом кризис приводит к снижению ВВП на душу населения на 1–2%. Это значит, что в среднем наш доход падает на 1–2%. Разве это катастрофа?
Нынешняя экономическая система еще покажет свою мощь, когда государства и компании научатся жить по средствам. Она и сегодня демонстрирует свою эффективность в развивающихся странах, которые не испытывают груза долговых проблем – таких, как Китай, Индия, Бразилия и др. Да, в ближайшие годы мировой экономический рост замедлится – но произойдет это именно потому, что пришло время избавиться от накопленных долгов. Когда же долговой кризис будет преодолен, мы увидим в работе мощную экономическую машину, которой будет по силам победить мировую бедность и преодолеть многие другие глобальные проблемы. Например, сегодня есть очаги быстрого роста и развития в Африке – а ведь еще 10 лет назад этот континент казался обреченным на безнадежную бедность.
– Каковы ваши прогнозы по развитию ситуации в США, Евросоюзе, Китае?
– В Китае продолжится рост, а проблемы появятся только лет через десять – когда со стороны среднего класса этой страны возникнет спрос на политическую либерализацию. В Америке в ближайший год, до президентских выборов, скорее всего, сохранится неопределенность. Лишь затем могут быть приняты решения, связанные с сокращением бюджетного дефицита – неважно, станет президентом демократ или республиканец. Но от того, как именно будет сокращаться бюджетный дефицит, зависит будущее этой страны. Если удастся сохранить налоговые стимулы для инноваций и инвестиций, Америка останется мировым лидером экономического развития. Но простых решений не существует, ибо так или иначе придется сокращать расходы и повышать налоги. Например, звучат предложения ввести налог на потребление (что-то вроде налога на добавленную стоимость, которого в США не существует), а также упростить подоходный налог и избавить его от лазеек и обходных путей для богатых. Вообще, наиболее простой способ решить в США проблему дефицита бюджета (а заодно – внести вклад в борьбу с глобальным потеплением) – повысить налог на бензин. Но этот вариант в тотально автомобилизированной стране политически рискованный, а потому – малореальный. Что касается, Европы, то еврозона, я уверен, сохранится. Возможно, фактический дефолт в Греции не будет последним и повторится в других странах. Но, с другой стороны, суверенный дефолт – нормальный, иногда единственный способ оздоровления экономики. У ведущих стран Евросоюза хватит денег, чтобы рекапитализировать банки, пострадавшие от потерь по греческим долговым бумагам. Конечно, Европу в ближайшие годы ждет нулевой либо медленный рост – но, с другой стороны, долговой кризис подтолкнет европейские страны к структурным реформам, сделает экономику ЕС более конкурентоспособной.
– Как бы вы оценили экономические процессы, происходящие в России?
– Россия несет огромные потери от, мягко выражаясь, плохого инвестиционного климата. Сам за себя говорит тот факт, что, при высоких ценах на нефть из страны бежит капитал. Тем не менее, в России уже появилось множество компаний, представляющих эффективную, несырьевую, некоррупционную экономику – в основном, в секторе услуг. Но они пока не сложились в критическую массу, не влияют на процесс принятия решений во властных структурах. До сих пор основу российской экономики составляют сырьевые и государственные компании – и власть принимает решения, исходя из их интересов. Чтобы решить эту проблему, необходимо приватизировать госкомпании, повести реальную борьбу с коррупцией, улучшить инвестиционный и бизнес-климат для малых и средних компаний. Россия сегодня очень неоднородная страна: у нас есть регионы (например, Татарстан или Калуга), где инвестиционный климат лучше, чем в Восточной Европе. В эти регионы идут инвесторы, там наблюдается рост производительности труда. Необходимы реформы, которые позволят распространить их опыт на всю страну.
– Каково, на ваш взгляд, оптимальное место России в мире?
– Трудно предсказать, какие именно отрасли будут развиваться быстрее остальных. Что бы ни говорили эксперты, экономические субъекты всегда играют по своим правилам – и это замечательно. Очевидно, что Россия останется одним из ведущих поставщиков сырьевых ресурсов и станет крупнейшим экспортером сельскохозяйственной продукции. Но и у сектора услуг – огромные перспективы. Появление в России большого количества успешных компаний, связанных с производством знаний, инновациями – возможно.
– Каким будет мир через 10–20 лет?
– Я оптимист и уверен, что мир станет гораздо богаче и гораздо безопаснее. И потому, что увеличится количество развитых демократических стран (в том числе, за счет России). И потому, что в развивающихся государствах уменьшится количество нищих и бедняков. В принципе, очень многие глобальные проблемы – например, связанные с экологией и изменениями климата – будут решены просто вследствие поступательного экономического роста и технологического развития человечества. Что действительно представляется сегодня серьезной проблемой – так это предстоящая трансформация Китая из авторитарной в демократическую страну. Никто не знает, как это произойдет – а реальный сценарий может оказаться достаточно болезненным для всех. Вторая ключевая проблема связана со старением населения и деградацией пенсионной системы. Прежде всего, в развитых странах. Очевидно, что в ближайшее время нас ждет стремительное развитие технологий в здравоохранении и резкое увеличение продолжительности жизни. Это может привести к банкротству пенсионных систем развитых стран и к экономическому кризису посерьезнее того, что мы только что пережили. Никто пока не придумал способ, который поможет избежать негативного сценария. Но это не значит, что его не существует.
– Сергей Маратович, выпускники Российской экономической школы работают далеко не только в академических институтах, правительственных структурах, международных организациях. Значительная их часть идет в бизнес. Чем полезно экономическое образование современному менеджеру? И чем отличается экономическая школа от бизнес-школы?
– Мы стараемся давать целостное понимание механизмов экономики, ее функционирования как системы – и на макроуровне, и на уровне экономических агентов. Эти знания помогают специалисту компании находить осмысленные и эффективные решения как в нестандартных, кризисных ситуациях, так и на «длинной дистанции». Выпускник лучше представляет реальный «вес» компании на рынке, лучше видит возникающие риски и «окна возможностей», лучше просчитывает варианты достижения целей. Также в хороших экономических школах качественно преподаются технологии экономического анализа. Это помогает повысить в компаниях уровень подготовки аналитических отчетов. К тому же, хорошего специалиста отличает умение адекватно читать аналитику, чтобы быть в курсе новейших исследований, брать на вооружение новые приемы и методы анализа – и в то же время понимать их ограничения. С другой стороны, в экономических школах не учат вещам, которые поставлены во главу угла в бизнес-школах: например, маркетингу, управлению персоналом и так называемым «мягким предметам», в которых качественные аспекты преобладают над количественными. Это просто разные специальности. Мы не готовим предпринимателей и руководителей – мы обучаем экономистов, аналитиков, консультантов, банкиров.
– В какой степени преподаватели экономической школы должны сегодня быть исследователями современной экономики, чтобы их лекции приносили пользу студентам?
– В Российской экономической школе действует принцип: преподаватель уделяет научным исследованиям больше времени, чем собственно преподаванию. Средняя академическая нагрузка на преподавателя РЭШ – всего лишь 5–6 часов в неделю или 2,5–3 семестровых курса в год. Аналогичный подход действует и в ведущих профильных вузах Америки и Европы: у них профессор должен заниматься исследованиями, по меньшей мере, половину рабочего времени. Руководство этих вузов (и РЭШ) будет только приветствовать профессора, который найдет научный грант и за счет этих денег сможет еще больше снять с себя преподавательскую нагрузку. А разве может быть иначе? Экономическая наука развивается очень быстро. Что полезного может услышать студент от человека, который читает лекции по учебникам 20–30-летней давности? На самом деле, это не риторический вопрос, а очень серьезная проблема. Например, многие экономические статьи в российской прессе показывают, что их авторы – особенно, политики и журналисты – оперируют совершенно устаревшими стереотипами и моделями. Например, большинство российских «экономистов» считают, что монетаристы всегда рекомендуют жесткую денежную политику, в то время, как один из ключевых результатов монетаризма – это необходимость смягчения именно денежной политики во время рецессии. Даже те, кто когда-то добросовестно изучал экономику в вузе, не понимают, какие вопросы действительно актуальны для современной экономической науки, а какие – давно «закрыты». Словом, чтобы выпускник вуза был конкурентоспособным и хорошо ориентировался в современной жизни – преподаватель просто обязан заниматься научным осмыслением экономической практики. Поэтому мы стараемся создать все условия, чтобы преподаватели РЭШ могли проводить исследования международного уровня. Недаром работы специалистов РЭШ широко публикуются в ведущих западных научных журналах, а Центр экономических и финансовых исследований РЭШ, согласно мировому рейтингу RePEc, входит в двадцатку лучших экономических think tanks – «фабрик мысли».
– Над какими темами ваши преподаватели работают сегодня?
– Круг исследований очень широк. Например, у нас есть микроэкономические теоретики, которые изучают отношение к риску экономических агентов – вопрос, который не оставит равнодушным ни одного топ-менеджера. Есть профессора, которые заняты разработкой теории аукционов. Казалось бы, это сугубо теоретическая тема, однако хорошие специалисты в этой области консультируют крупнейшие компании интернет-поиска. Оказывается, эта наука помогает при анализе поисковых запросов правильно проводить так называемые аукционы ключевых слов. Специалисты по макроэкономике изучают влияние нефтяных цен на обменный курс, инфляцию, безработицу и т.д. Специалисты по управлению активами – исследуют поведение финансовых рынков и влияние на их устойчивость посреднических структур. У нас есть люди, которые занимаются и такими сугубо «земными» вопросами, как, например, корпоративное управление внутри компании и т.д. Вообще, современная экономическая наука тем и интересна, что одна и та же работа, с одной стороны, может быть опубликована в солидном научном журнале, а с другой – использована для повышения прибыли и снижения издержек конкретной компании.
http://ideas4future.info/2011/11/22/econonika_doljna_bit_economnoj/
Комментарии (0)