Обойдутся и закусками

24 октября 1929 года, Нью-Йорк

У рабочих автозаводов Детройта она существует в форме Профсоюзного пакта – или существовала; у мошенников с Уолл Стрит она выражается в форменной страсти к презренному металлу; в спортивных состязаниях она принимает вид прославленных достижений под одобрительные возгласы толпы; у австралийских аборигенов она была, пока влияние англосферы не лишило их права на отождествление с собственной землёй; у религиозных экстремистов она существует посредством патологического мировоззрения; у британской королевской семьи она течёт в «голубой крови» – по крайней мере, так гласит молва; у неприкасаемых Индии она принимает и вовсе уникальную форму, поскольку они давно забыли, почему и кем они были лишены права первенства; четвёртая власть до сих пор верит, что она у неё есть, потому что публика нуждается в информации, которую она распространяет; она есть у всех в той или иной форме, поскольку все мы живём в одно время в одном пространстве среди мириадов неизвестностей. Таким образом, из этого следует, что идея, как искусственная форма, непривычна только вне своего контекста.

Одним словом, идеи – это наш способ определения перспективы с тем, чтобы повысить значимость окружающей обстановки, в которой мы себя обнаруживаем. Самое странное в идеях – их способность фокусироваться на странных перспективах, относящихся к деталям – странных с любой точки зрения – одновременно игнорирующих странность всего… всего бытия, необычного из-за того, что не существует универсального языка для того, чтобы описать его. Не владея универсальным языком для подтверждения всего сущего, мы понимаем только слагаемые части всей реальности. Поскольку эти части представляют собой разнообразие, различия между ними иногда могут оказаться слишком странными для понимания.

Чтобы обратить внимание на соответствующую группу людей, нам необходимо оценить её способность содействовать порядку в контексте значимой идеи. Порядок в частном случае – это феномен двуликого Януса, фокусирующийся на горизонтах учения, следящий, одновременно, чтобы её приверженцы… как «последователи»… выполнили свою задачу… именно таким образом элитарность устанавливает свои привилегии. Как это ни странно, религиозным последователям необходим кусочек действа, как и покупателям, которые покупают акции на бирже... Не менее странно, что иудаизм, ислам и христианство, все они функционируют на уровне культивирования привитой посредством идеи склонности к авторитету… деньги тоже могут формировать идею, если у вас их много.

С другой стороны, всё новое входит в нашу жизнь, предлагая новые пути и надежды на мир, нуждающийся в ориентирах. Наука и технологии, как представляется, содержат средства для освобождения народных масс посредством прогрессивного мышления и инновационных методик. С приходом промышленной революции темп изменений ускорился, к тому же рост внутри самой системы увеличил возможность того, что плод промышленного производства – организованная индустрия – сможет удовлетворить нужды «коллективного желудка». Что вылечило систему, только приступившую к «закускам» (hors d’oeuvre), от излишней экономической наивности – великое потрясение 1929 года, когда крах «банкета» на фондовом рынке после схлопывания жуликоватой финансовой культуры Уолл Стрит с треском и грохотом заставил всех спустится с небес на землю. С того момента и до сих пор, всё, что происходит, явственно прочитывается как «Предоставьте нам, пожалуйста, контроль со стороны общественности!»

Пуповина, соединяющая спекулянтов Уолл-стрит с их предками, оттачивавших свои навыки кредитования по европейским гетто, воспринималась как нечто специфичное для времени, когда деньги подразумевались как нечто, чем можно торговать, а ростовщичество – необходимое требование для капитала. С тех пор после великого обвала рынков в 1929-м году, зигзагообразные отношения между регулированием и инновацией стали основополагающим подтекстом, направляющим и подвергающим сомнению наши предпочтения в вопросах, касающихся общественных интересов и частной алхимии спекулятивной спеси.

Эти убелённые сединами психопаты последнего дня, продолжающие властвовать на Уолл-стрит, в Госдепе и центральных СМИ, должны быть изгнаны из города прежде чем будет налажена система, это не подлежит обсуждению… избиратели должны изыскать средства для того чтоб оказать это огромное подспорье завтрашним поколениям… тычки и толчки, синонимы «пошёл вон», и эффективная военная хитрость необходимы для того, чтобы изгнать из храма шарлатанов. Движение «Захвати Уолл-стрит» было, вероятно, первым намёком на то, что существует опасность, индикатором того, что «ходатаи» наготове, чтоб выбросить раздувшееся нутро «приватизации» на свалку истории. Если мы не преуспеем в устранении этих седовласых прохиндеев из нашей жизни, мы будем скатываться всё больше и больше к межплеменной вражде на новом уровне.

Очевидно, повсюду на протяжении истории продвижение групповых интересов развивалось посредством рейдерских захватов, приобретая права на имущество путём конфискации, а затем защищая нажитое преступным путём посредством регулярной армии. Образ королевы Лиз, восседающей верхом на своём троне в утыканном драгоценностями головном уборе, размахивая скипетром, демонстрирует национальную идею, следуя которой племя бриттов чувствует гордость за своё могущество. Англосфера и мир европейского христианства со временем стали средством переноса иллюзии расового благородства в мир, считающийся ниже по положению в силу своей относительной технической отсталости. «Пакс абсурдус» утвердился, когда народы за его пределами были принуждены согласиться подчиниться колониальным формам крючкотворства, преподносимым как желанный порядок.

К примеру, апостол Павел так удачно вписал себя в соответствующую доктрину и миропорядок первого века Новой эры, что смог защитить исключительное право на сам порядок, посредством того, что приватизировал идею… впоследствии юридически оформленную Римским государством… подразумевающую, что та или иная форма элитарности принималась как имеющая право вето над широкими массами посредством государственной законодательной власти, благоволящей к церковной иерархии. Обратите внимание на появление высоких головных уборов, которые носили епископы и старшие аббаты, как символы богослужения того времени … моя шляпа больше чем твоя… в случае с монархом – мой стул выше чем твой… вверяя тем, кто находится на противоположной стороне этой показухи доктрины и правопорядка смиренную роль, вменяющую в обязанность покорность перед теми, кто правит. Кукловоды упражняются в своём ремесле, чтобы упрочить свою власть над куклами.

В наши времена вирильность1 этого бычьего рынка… стопроцентная привилегия на торговлю, цепляющаяся за идею разгосударствления, сама по себе является олицетворением господствующего рынка, приговорённого к оглушительному краху от любой сделки, которая увеличит и без того необхватное сообщество жирных котов Уолл-стрита. Эта взаимосвязь явным образом указывает на историю инвестирования в приватный порядок, с целью защитить приватизацию ресурсов, как средства контроля национальной идеи.

Система колониального капитализма, вступившая в силу на Западе, позволила «частному» говорить за всех, таким образом подменив эллинистическое мировоззрение, которое имело противоположное следствие, признавая отличие «частного», как средство прославления потенциала «целого». Описывая частное таким образом, эллинистическое мировоззрение выработало концепцию единого целого, не прибегая к догматам и религии, которые не имели первоначальной функции формирования системы – объективность имела свойство кормить науку.

Итак, вернёмся в будущее к возникновению неолиберализма – сегодня экономика изображается как подлинный язык политики – сегодняшние рынки доступны для понимания только элитами, контролирующим национальную идею, одновременно проводящим переговоры в рамках рынка, чтобы инвестирование, как нерегулируемая экономическая деятельность, могло быть устроено так, как будто оно скорее служит интересам многих, чем демонстрирует своё истинное предназначение – обеспечение процветания горстки.

Политика в неолиберальную эпоху оказывается подчинённой экономике, а регулирование подчинено фальшивому порядку, предоставляя шарлатанам с Уолл-стрит возможность беспрепятственно удалять «фиксирующие» механизмы Нового курса2 – то, что историки называют «Тремя Р» – разгрузка, реабилитация и реформа. Регулирование считалось несовместимым с ненасытной жаждой корпоративного капитала заглатывать всё перед собой, так что это должно было произойти. При попустительстве Дуополии3 – республиканцы и демократы – Тру-ля-ля и Тра-ля-ля, карманные политики на службе у корпоративной элиты, поспешили отказаться от правил, которые защищали общество от криминальных злоупотреблений, так чтобы крючкотворы с Уолл-стрит смогли насытить животные инстинкты плутократического быка.

Итак, что можно сделать для восстановления жизнеспособности Республики? Когда раздастся трубный зов к действию? Сейчас мы понимаем, что нам нужно. Нам срочно нужна третья партия – Контролёр. Та дуополия, которая у нас есть, вымирает, и представляет собой немногим более чем хор малодушных рохлей, расшаркивающихся за право на свиное пойло. Они доказали, что являются соучастниками в процессе, переправляющем достояние нации в карман корпоративного государства и, стоя по ту сторону, они демонстрируют безразличие к рецессии, которая вымывает средний класс, одновременно увеличивая число бедных. Существующие политические партии неизлечимо глупы, чтобы понять тот беспорядок, который разделил страну, не говоря уж об участии в каких-либо значимых реформах.

Так большие деньги лишили поддержки политическое целое, приказавшее долго жить после использования денег налогоплательщиков для восстановления поистратившихся банков. Ещё вчера мелкие трейдеры сосредотачивались, но к власти в пресловутом курятнике пришёл Уолл-стрит, проложив путь для банкстеров, чтобы те обложили государственный аппарат своими фальшивыми мерами регулирования. Центральные банки могут захватить власть над национальной экономикой и стать настоящей правящей силой государства. Здесь мы имеем дело с мошенничеством колоссальных размеров, прикрывающим то, что на самом деле является скрытым налогом, взимаемым частными концернами… Как сказал Ротшильд «Позвольте мне печатать и контролировать деньги нации, и меня не волнует, кто пишет её законы»…спекулянты доспекулировались до того, что единственной системой между Америкой и этим клозетом осталась та, которой они владеют. Неважно, доверяет ли им Конгресс. Мелкому бизнесу должно бы показаться странным, что манна, падающая с небес на головы этих жирных котов, больше всех виновных в разрушении системы, теперь стала вознаграждением за их жадность. Уловки и безобразные злоупотребления со стороны тех, кто разбирается в финансовом крючкотворстве промышленного масштаба, были сочтены слишком опасными, чтобы ими занялся Конгресс. Пугающие вопросы, связанные со злоупотреблениями – явления, проистекающие из недр финансовой алхимии, могли быть не распознаны – оставив мелкий бизнес под впечатлением, что система стала невероятно непрозрачной.

Вульгаризация Американской мечты идёт полным ходом, и праздник потребления свиного пойла, который лучше было бы назвать неоконовским хрюк-фестом, продолжает по капле вдавливать чушь о деривативах и злоупотреблениях в национальную идею, схожую с «Игрой престолов», с дьявольским упорством пытаясь повернуть время вспять. Нам нужно осознать, что настоящая Американская мечта не мертва… Она – приватизирована!

Биржевой крах 1929 года