Профессор школы «Сколково», кандидат экономических наук, партнер группы «Метавер» Павел Лукша прочитал в лаборатории социальных инноваций Cloudwatcher лекцию «Механизмы и практики расширения доверия между людьми». Slon публикует сокращенную версию этой лекции.
Сейчас мы наблюдаем разного типа кризисы. Действительно ли эти кризисы – случайность? Или за ними стоят определенные системные процессы? С чем эти системные процессы связаны, если они есть? К какому вызову нас подвигают, к какой трансформации?
Наши человеческие способы регулирования, взаимодействия системно не могут справиться с возникающими проблемами. То есть в нормальном режиме они работают, но как только ситуация выходит за границы этого режима, становится сложно. Один из примеров того, как система выходит за границы режима, – «Великая пластиковая свалка», «Великое пластиковое пятно», находящееся посреди Тихого океана. По разным оценкам, от 700 000 квадратных километров (это две Германии) до 15 миллионов квадратных километров (а это площадь России) пластика плавает в центре Тихого океана. Собственно, как пластик начали производить, так это пятно начало образовываться. В 80-е годы предсказали, что оно должно появиться. В 90-е годы его зафиксировали. Поплыл яхтсмен через Тихий океан и неожиданно наткнулся на огромную свалку мусора, плавающую посреди Тихого океана. Течения заворачиваются в некую зону, которая математически называется «аттрактор», из которой выхода уже нет, и они сгребают туда весь мусор из стран, прилегающих к Тихому океану. Это и США, и Южная Америка, и Китай, и Япония, и Австралия. 20 процентов мусора в эту свалку добавляют суда, которые плавают по Тихому океану.
Сто миллионов тонн там сейчас плавает. Свалка растет. Правительства стран акватории Тихого океана про эту свалку знают, соответственно, 20 лет. Уже несколько раз обсуждали. Они не могут решить эту проблему, потому что вопрос в том, что они не могут договориться. То есть никто из них не может взять ответственность за то, чтобы эту историю разруливать.
Объекты управления стали сложнее систем управления
Мировой финансовый кризис. Одним из триггеров этого кризиса стала штука под названием «Кредитный дефолтный своп». Это один из очень странных деривативов, производных ценных бумаг. Ценные бумаги, которые даже уже и не кредиты, и не облигации, а некая очень специфическая версия договора между финансовыми институтами, где один финансовый институт платит другому денежку, а тот берет за это обязательства, что если вдруг по кредиту наступит ситуация дефолта, то он этот кредит за того, кто его взял, обязуется заплатить. Понятно, да? Он взял на себя поручительство за другого оплатить. Это своего рода страховки. Вопрос в том, что когда их придумали, оторвали от самих кредитов и вывели на рынок, ими стали отдельно торговать. И возник огромный рынок так называемых CDS, никак не привязанный к самим кредитам. Он в какой-то момент составлял 62 триллиона долларов. При том, что весь мировой ВВП в это время составлял 55 триллионов долларов.
Это был один из триггеров, когда система начала сыпаться. Никто не понимал, кто кому и сколько должен, потому что все напокупали этих страховок, а страховки не были связаны с самими кредитами. В общем, все было очень сильно запутано. Когда вдруг пошли системно невозвраты кредитов, завалилось несколько крупных финансовых структур, выяснилось, что никто не понимает: кто, кому и что должен. На самом деле, до сих пор не понимают. Потихоньку сейчас идет расчистка, но много еще скрыто.
Люди придумывают какие-то решения, но эти решения заведомо не отвечают сложности систем, а мировая финансовая система – одна из сложнейших систем, которая требуется для того, чтобы разруливать проблемы, когда они возникают. Это одна из историй о том, как объекты управления стали сложнее систем управления. Если раньше феодал видел свой замок, понимал каждого человека, который там находится, то сейчас те, кто называется регуляторами, или те, кто отвечает за что-то конкретно, крупные компании, например, не до конца понимают, чем они управляют.
Если мы подумаем хотя бы о тех историях, которые я вам рассказал, да и о многих других, которые мы называем кризисами, они связаны с тем, что в них люди действуют не в интересах большего, а в интересах меньшего. В ситуации мирового финансового кризиса каждый из банков действовал в интересах себя. Всем нужно было как можно быстрее забрать свои деньги. Но это вело к эффекту домино: валились их партнеры. В ситуации мирового пластикового пятна каждая из стран действует в своих интересах, потому что они хотят развивать свою промышленность, они хотят поддерживать свои компании. При этом они не заинтересованы в том, чтобы брать на себя ответственность за эту экологическую проблему. Так устроен человек: он, как правило, заинтересован действовать в интересах того, что дает ему безопасность, защиту и так далее.
Мир движется к коротким временным стратегиям
И в этих случаях, и во многих других мы видим, что люди неспособны работать с долгосрочными последствиями того, что они делают. Они принимают краткосрочные решения. И я утверждаю, что эта ситуация не разовая. Она системная. Мы будем видеть подобные кризисы еще много раз, и они будут хуже. Какое самое естественное решение? Самое естественное решение: давайте мы, раз все так сложно, часть этой сложности отдадим в автоматизацию. Тем сложнее оказываются те проблемы, которые автоматическая система управления решать не сможет. Здесь есть еще одна история. Я не хочу прозвучать слишком по-марксистски, но она действительно следует из той логики, в которой сейчас развивается современное капиталистическое общество. Каждый из бизнесов, которые участвуют в финансовом рынке, должен демонстрировать положительные результаты. То есть, это требование роста. Но все расти не могут, это понятно. Одно из решений, которое обеспечивает рост, к которому идут корпорации, это быстрее и больше продавать. Тогда они могут показывать положительные результаты. Что ведет за собой усложнение производств, усложнение логистики.
Могу вам рассказать смешную историю. Недавно приезжала Энн Кернс, которая сейчас является вице-президентом компании MasterCard по глобальным рынкам. Энн рассказывала про то, что сейчас MasterCard делает в области, так сказать, стимулирования сбыта. Она говорит: «Мы хотим, чтобы потребитель мог принимать решение о покупке как можно быстрее. Если возникает импульсивное решение, которое возникает в результате того, что человек смотрит интернет или телевизор, мы хотим его сразу фиксировать и давать ему возможность тут же превратить свое восхищение в покупку». Например, смотрит кто-то фильм «Дьявол носит Прадо». Видит какие-нибудь красивые туфли и говорит: «О, мне такие хочется!» И тут же сбоку высвечивается окошко. Причем это «хочется» фиксируется специальной приставочкой, которая стоит наверху вашего телевизора, по расширению зрачков или по тем волнам энцефалограммы, которые фиксирует эта приставка. И сбоку в окошке возникает информация о том, сколько стоят эти туфельки, где их купить. Если вы еще и глазиком моргнете, то эти туфли будут тут же упакованы и доставлены на ваш адрес. Может, это звучит как полубред из плохого, я бы сказал, утопического сериала, но это то, над чем компания, которая является одним из лидеров финансового рынка, сейчас работает. Они думают, как это сделать.
И когда такая ситуация возникает – то, что вы хотите, вам тут же доставляется, – пропадает ситуация, когда люди строят длинные временные стратегии. То есть мир, скажем так, движется к коротким временным стратегиям. Между решением что-то получить и собственно получением проходит слишком мало времени. Это то, что называется «временная близорукость». Когда мы не понимаем, что там, за горизонтом, мы понимаем только ближайшее время. И в итоге мы попадаем примерно в такую ситуацию. С одной стороны, у нас очень сложная технология и очень сложное общество. С другой стороны, люди, которые с этим обществом взаимодействуют, про будущее понимают мало, про настоящее – тоже достаточно мало. Это то, что называется «мозаичность сознания». Люди не знают, с чем они имеют дело, оно же все сложнее и сложнее, а способности понимать это все меньше и меньше. И они не могут с этим справиться.
Новые средние века неизбежны?
Вот это тот самый кризис управления, который мы наблюдаем. И на этот кризис нет ответа, к сожалению, из той парадигмы, в которой сейчас общество находится. Тот научный, рациональный способ мышления, который позволял рационализировать все на свете, идеалом своей деятельности породил, о чем еще Гегель писал, ту самую бюрократию. А новых решений пока еще не нашли. То есть они где-то там нащупываются, говорят про сетевую модель управления и так далее. Нельзя сказать, что их совсем нет. Но какие они, пока непонятно. Ну, и, в общем-то, мы видим, что такой вызов существовал и в прошлом. Необходимость пересмотреть систему управления уже возникала.
Вся цивилизация представляет собой своего рода сэндвич механизмов управления – я называю его «техносэндвич». В самом низу у нас лежат технологии, которые связаны с тем, как получать энергию, как добывать камень. То есть это то, что связано с энергией и материальным производством. Поверх лежит инфраструктура, коммуникации, логистика, экономика. А на самом верху лежат вещи, связанные с ценностями, принципами и так далее. Они, на самом деле, определяют и двигают очень многое из того, что происходит, задают те направления, в которых общество развивается. И те способы, которыми оно взаимодействует с окружающим миром. Так вот, когда у нас общество развивается, оно развивается как этот самый сэндвич, который куда-то едет кусочками. То есть иногда крыша куда-то чуть-чуть уезжает, иногда основание. Когда крыша уезжает, то понятно, что это не очень хорошо. Когда основание сильно уезжает, это, в общем-то, тоже не рекомендуется. Поэтому вопрос в том, что мы сейчас приехали в момент, когда у нас основание, то есть технологии, материальное сильно уехали вперед. Вопрос: что с этим будет происходить дальше?
Три сценария, они довольно простые. Будет примерно так же, как сейчас, но эта история нестабильная. То есть мы будем все усложнять, изобретать все более сложные устройства. У нас будут ноутбуки, которые работают в два раза лучше, у нас будут машины, которые ездят еще быстрее, и так далее. Может быть, будут совершенно замечательные роботы, которые нам помогут в каждом нашем деле. Но пока мы не поменяемся сами и не найдем новых способов взаимодействия с миром, к сожалению, эта история продолжает быть неустойчивой. А продолжает быть неустойчивой она в силу того, что наша техническая природа для нас самих слишком сложна. Мы не знаем, что с этим делать.
Вторая история. Мы этого всего не выдержим и, по тем или иным причинам, завалимся. По социальным причинам скорее, чем по технологическим. Те из вас, кто изучал историю, знают, как разворачивался сюжет в средние века: он разворачивался не в силу того, что варвары порушили Рим, а в силу определенной цепочки действий и выборов граждан Рима. Сначала им стало некомфортно в Риме, Рим был слишком большой и неудобный, они уезжали в свои латифундии, жили там счастливо с семьями, прислугой, рабами и так далее. Потом им стало неинтересно поддерживать общие коммуникации, поддерживать все эти сложные акведуки, платить отчисления на армию, которая где-то там, на далеких границах, что-то делает. Все потихонечку обособились, и целое перестало иметь значение. И в этом смысле потеря Римом своей значимости, распад вот этой сложной цивилизации стал естественным процессом гниения. Она распалась в силу своей собственной сложности, в силу того, что они оказались неспособны справиться с теми вызовами, которые у них были, а не в силу того, что варвары пришли и разрушили. Варвары пришли уже тогда, когда все это ослабло.
А третья история – это то, что мы придумаем, как нам перейти. Куда перейти – это вопрос. Я называю ситуацию, куда мы можем перейти, «зеленая когнитивность». Мои уважаемые коллеги, которые занимаются темой будущего, говорят, что нам светит либо первый сценарий, либо второй. Первый неустойчивый, как я сказал, поэтому, скорее всего, второй. То есть новые средние века неизбежны. Но я считаю, что у нас есть надежда – она связана с тем, что у нас есть интернет. В этом смысле мы уже обрели определенное новое качество, которого никогда не было на этой планете. Это сеть, которая мгновенно связывает миллиарды живых существ, расположенных в любых точках. А если мы представим себе штуку под названием «нейроинтернет», к которой мы активно движемся, – это когда у нас нейроинтерфейсы, которые позволяют нам подключиться к прямому взаимодействию мозга с компьютером и с сетью, – это еще какое-то новое качество.
Что такое «зеленая когнитивность»?
Вот этот самый переход, если он состоится, это, наверное, один из крупнейших переходов, которые случались в истории человечества. Таких было два. Переход от первобытно-общинного к аграрному и от аграрного к промышленному. Эта история будет явно чем-то качественно новым. Одновременно она сохранит внутри себя все то, что мы знали до этого, – так же, как промышленность не отменяла сельского хозяйства, а сельское хозяйство, переход к оседлости, не отменило полностью кочевую историю, просто оно скушало ее, обособило, поместило в качестве особой деятельности пастухов. Примерно так же эта новая формация, значит, все остальное съест.
Что такое «зеленая когнитивность»?
Я думаю, это самые важные точки перехода: как раз то, что связано с верхним уровнем, с возникновением новых психотехнологий, с возникновением новой онтологии на этом уровне, то есть новой картины мира и одновременно того, что позволит эту картину мира поддерживать. Это новый баланс с природой.
Это я вам широкими мазками указал на то, куда мы, может быть, движемся. Этот сценарий будущего связан с несколькими компонентами. С новыми социальными технологиями, которые включают в себя работу с доверием, с новыми технологиями работы с сознанием. Новые зеленые технологии позволят нам по-другому выстроить баланс с природой и со сменой этики. Я бы сказал, что у нас есть шанс переползти в другую реальность – или свалиться в деградацию.
В России никто из больших агентов практически не работает с дальним горизонтом. Эта зона пустая. С этим пытаются работать некоторые глобальные игроки. Это религии, это большие корпорации и это общественные движения. Некоторые государства пытаются работать с этим. Но наше, к сожалению, работает на гораздо более коротких горизонтах.
Современное общество держится на экономике
Доверие имеет здесь критическое значение, потому что вопрос границ доверия – это вопрос о том, насколько мы способны координироваться и решать большие вызовы. Первая и обычная норма нашего доверия связана с так называемым числом Дамбара. Это 150 человек. Это количество лиц, которые мы способны запомнить, количество связей, которые мы способны удержать в голове. Есть, конечно, отдельные одаренные люди, у которых порог больше, но в среднем это так. Это свои, все остальные – чужие. Изначально это был очень простой механизм: кровное родство, которое удерживало людей вместе.
Переход к следующему виду общества потребовал изобрести новые механизмы доверия. Когда возникло аграрное общество, феодальное общество, античное, азиатское, оно принципиально не менялось. Были вариации. Там от кровного родства перешли к личной преданности. По крайней мере, было позволено некровникам что-то делать. Личная преданность часто гарантировалась тем, что если ты не предан, тебя просто убьют, времена были суровые. Но здесь появляется новое качество – возможность, что границы доверия сильно расширяются и включают уже большое количество людей, которые в племя не входят.
В индустриальную эпоху появляется совсем новый механизм. Это, во-первых, механизм контракта, когда мы подписываем договор, и он предполагает доверенность, страхуемый, естественно, в том числе и государством, которое держит пространство. И так называемый механизм кредита. А «кредит» и есть «доверяю» – в переводе. То есть это то, что заводит возможность координации систем принципиально другого размера. Если подумать, а на чем, собственно говоря, держится современное общество, – оно держится на экономике. То есть если подумать, а что вообще всех этих людей, объединяет, – то, что они все обмениваются, у всех есть деньги, и все знают, что деньги – это ценности. Несмотря на то, что у людей разные религии, разные воззрения и так далее, они все как-то связаны финансово-экономическими механизмами. Это то, что было придумано индустриальным обществом.
И выясняется, как я попытался вам вначале показать, что системно начинают возникать ситуации, где это не работает и даже мешает. И вот тут надо искать что-то новое, то, что позволит вывести координацию на новый уровень. Одна из версий – это могут быть какие-то заслуги, какая-то репутация. Главная проблема в истории с деньгами заключается в том, что система, выстроенная на финансовом основании как на главном способе удержания целостности и регулирования правил игры, поедает сама себя. Просто она по логике так выстроена: ей нужно себя все время кормить и развивать, а это ведет к тому, что все вокруг будет так или иначе плохо. То есть она как бы ест себя и ест все вокруг. Значит, нужно находить какой-то выход из этого.
Нужно придумывать и перепридумывать механизмы доверия
Выход должен быть в том, что есть способы удержания долгосрочных намерений, – а в каждом из этих кризисов нам не удается удерживать долгосрочные намерения и не удается удерживать доверие между агентами, каждый из которых отвечает за большое количество ресурсов. Значит, нужно придумывать и перепридумывать механизмы доверия. Это самый интересный вопрос, который меня занимает, и я к нему с разных сторон стараюсь подходить. Я вижу здесь три составляющих. Первая из них – это новые социальные механизмы. То есть разные правила игры, которые позволяют нам понять, как мы можем по-другому доверять друг другу, как мы можем быть вместе и что нам будет за то, что мы нарушаем те обязательства, которые мы имеем.
Второе. Я считаю, что эта история должна идти в связке с различного рода технологическими решениями, которые не только позволят нам обеспечивать социальные механизмы, но, может, даже как-то их усилят. В пределе, я думаю, та тема, связанная с новым интернетом, с нейроинтерфейсами и так далее, приведет к тому, что мы будем иметь пространства, в которых, условно говоря, сознания людей открыты друг другу. И это, конечно, для многих не очень комфортная ситуация, но зато для других эта ситуация очень интересная и даже, может быть, уютная. А на связке технологий и социальных механизмов уже возникает намек на то, что вообще-то общество может работать по-другому. Например, есть представление о так называемом «прозрачном обществе».
Ну, например, в силу того, что в интернете и социальных сетях люди очень открыты, многие публикуют там сведения о себе, мы всегда можем посмотреть их фотографии. И люди в принципе спокойно к этому относятся. Даже если они сами про себя не оставляют сведений, другие их сфотографировали и так далее – все равно о человеке есть знак, его «след» в сети зафиксирован. В этом смысле все сложнее становится делать вид, что ты, например, находишься где-то в другом месте и занят чем-то иным. Все сложнее становится притворяться.
Одна из моих любимых историй – про двоеженца из Штатов, которого в марте этого года осудили. Сначала у него были одни отношения, потом он переехал в другой штат, не разведясь с прежней женой, завел новые отношения, женился. Счастливая невеста выложила в Facebook фотографию, где они разрезают свадебный торт. Как вы знаете, Facebook строит социальные графы, он говорит: «Возможно, вы знаете этого человека». Первая жена заходит в сеть, смотрит: ой, как интересно, мой муж режет свадебный торт с другой женщиной. Она ему звонит и спрашивает: «Извини, что это такое?» Это один из примеров того, как Facebook вскрывает то, что люди хотели бы скрыть. И поэтому самое простое решение в этих условиях – быть честным.
Нужно учиться в действиях, нужно учиться в проектах
Ну, и последнее. В общем-то, доверие между людьми возникает из практик. То есть если ты умеешь доверять, то ты и доверяешь. Если не умеешь, то не доверяешь. Поэтому надо учиться. Это к вопросу о том, что мы, к сожалению, в городах все больше превращаемся в «функции», «роли» и так далее, мы перестаем быть людьми. То есть человеческое в нас, к сожалению, очень сильно пропадает, его надо «вспоминать» в себе. Существуют разные практики на эту тему, какие-то – очень древние, какие-то – достаточно новые. Как мы можем осваивать эти практики доверия – им нужно учиться.
Я исхожу из того, что доверие является основой совместной деятельности. То есть в этом смысле мы должны доверять всем, с кем мы пытаемся выстраивать совместную деятельность. То есть мы приходим домой – у нас там семья, мы должны доверять жене, что она, допустим, завтра тоже будет на месте. Мы должны доверять работодателю, что он нас, скорее всего, не будет увольнять за мелкие огрехи. И так далее. Мы должны доверять продавцу в магазине, что он не убежит с нашими деньгами, а принесет нам товар, особенно если мы что-то дорогое покупаем. И в этом смысле доверие – это такая универсальная категория, такой «социальный клей», который держит людей вместе. Каждый из нас должен доверять другим. Есть простые формы взаимодействия, которые я описал, а есть сложные – когда, допустим, большое количество людей затевает повернуть сибирские реки с севера на юг. Для этого нужно, чтобы множество людей скоординировалось и договорилось, что это действительно важно сделать. И они должны друг другу доверять, знать, что они друг друга не подставят, не сбросят с корабля. Потому что чем сложнее деятельность, тем выше требования к тому, чтобы удерживать это самое доверие.
Нужно учиться в действиях, нужно учиться в проектах. Волонтерские проекты, когда люди вместе что-то делают просто так, – это одна из практик. И так далее. Это приведет к тому, что, на мой взгляд, будут появляться пространства, в которых люди в высокой мере доверяют друг другу. Такие сообщества доверия. Для этих сообществ нужны свои правила игры. И я действительно считаю, что в той общественной трансформации, которая сейчас происходит, нам нужны новые механизмы доверия друг другу и поддержки друг друга, если мы делаем что-то хорошее.
Полную стенограмму семинара можно почитать на сайте лаборатории социальных инноваций Cloudwatcher.
http://slon.ru/calendar/event/829014/
Сейчас мы наблюдаем разного типа кризисы. Действительно ли эти кризисы – случайность? Или за ними стоят определенные системные процессы? С чем эти системные процессы связаны, если они есть? К какому вызову нас подвигают, к какой трансформации?
Наши человеческие способы регулирования, взаимодействия системно не могут справиться с возникающими проблемами. То есть в нормальном режиме они работают, но как только ситуация выходит за границы этого режима, становится сложно. Один из примеров того, как система выходит за границы режима, – «Великая пластиковая свалка», «Великое пластиковое пятно», находящееся посреди Тихого океана. По разным оценкам, от 700 000 квадратных километров (это две Германии) до 15 миллионов квадратных километров (а это площадь России) пластика плавает в центре Тихого океана. Собственно, как пластик начали производить, так это пятно начало образовываться. В 80-е годы предсказали, что оно должно появиться. В 90-е годы его зафиксировали. Поплыл яхтсмен через Тихий океан и неожиданно наткнулся на огромную свалку мусора, плавающую посреди Тихого океана. Течения заворачиваются в некую зону, которая математически называется «аттрактор», из которой выхода уже нет, и они сгребают туда весь мусор из стран, прилегающих к Тихому океану. Это и США, и Южная Америка, и Китай, и Япония, и Австралия. 20 процентов мусора в эту свалку добавляют суда, которые плавают по Тихому океану.
Сто миллионов тонн там сейчас плавает. Свалка растет. Правительства стран акватории Тихого океана про эту свалку знают, соответственно, 20 лет. Уже несколько раз обсуждали. Они не могут решить эту проблему, потому что вопрос в том, что они не могут договориться. То есть никто из них не может взять ответственность за то, чтобы эту историю разруливать.
Объекты управления стали сложнее систем управления
Мировой финансовый кризис. Одним из триггеров этого кризиса стала штука под названием «Кредитный дефолтный своп». Это один из очень странных деривативов, производных ценных бумаг. Ценные бумаги, которые даже уже и не кредиты, и не облигации, а некая очень специфическая версия договора между финансовыми институтами, где один финансовый институт платит другому денежку, а тот берет за это обязательства, что если вдруг по кредиту наступит ситуация дефолта, то он этот кредит за того, кто его взял, обязуется заплатить. Понятно, да? Он взял на себя поручительство за другого оплатить. Это своего рода страховки. Вопрос в том, что когда их придумали, оторвали от самих кредитов и вывели на рынок, ими стали отдельно торговать. И возник огромный рынок так называемых CDS, никак не привязанный к самим кредитам. Он в какой-то момент составлял 62 триллиона долларов. При том, что весь мировой ВВП в это время составлял 55 триллионов долларов.
Это был один из триггеров, когда система начала сыпаться. Никто не понимал, кто кому и сколько должен, потому что все напокупали этих страховок, а страховки не были связаны с самими кредитами. В общем, все было очень сильно запутано. Когда вдруг пошли системно невозвраты кредитов, завалилось несколько крупных финансовых структур, выяснилось, что никто не понимает: кто, кому и что должен. На самом деле, до сих пор не понимают. Потихоньку сейчас идет расчистка, но много еще скрыто.
Люди придумывают какие-то решения, но эти решения заведомо не отвечают сложности систем, а мировая финансовая система – одна из сложнейших систем, которая требуется для того, чтобы разруливать проблемы, когда они возникают. Это одна из историй о том, как объекты управления стали сложнее систем управления. Если раньше феодал видел свой замок, понимал каждого человека, который там находится, то сейчас те, кто называется регуляторами, или те, кто отвечает за что-то конкретно, крупные компании, например, не до конца понимают, чем они управляют.
Если мы подумаем хотя бы о тех историях, которые я вам рассказал, да и о многих других, которые мы называем кризисами, они связаны с тем, что в них люди действуют не в интересах большего, а в интересах меньшего. В ситуации мирового финансового кризиса каждый из банков действовал в интересах себя. Всем нужно было как можно быстрее забрать свои деньги. Но это вело к эффекту домино: валились их партнеры. В ситуации мирового пластикового пятна каждая из стран действует в своих интересах, потому что они хотят развивать свою промышленность, они хотят поддерживать свои компании. При этом они не заинтересованы в том, чтобы брать на себя ответственность за эту экологическую проблему. Так устроен человек: он, как правило, заинтересован действовать в интересах того, что дает ему безопасность, защиту и так далее.
Мир движется к коротким временным стратегиям
И в этих случаях, и во многих других мы видим, что люди неспособны работать с долгосрочными последствиями того, что они делают. Они принимают краткосрочные решения. И я утверждаю, что эта ситуация не разовая. Она системная. Мы будем видеть подобные кризисы еще много раз, и они будут хуже. Какое самое естественное решение? Самое естественное решение: давайте мы, раз все так сложно, часть этой сложности отдадим в автоматизацию. Тем сложнее оказываются те проблемы, которые автоматическая система управления решать не сможет. Здесь есть еще одна история. Я не хочу прозвучать слишком по-марксистски, но она действительно следует из той логики, в которой сейчас развивается современное капиталистическое общество. Каждый из бизнесов, которые участвуют в финансовом рынке, должен демонстрировать положительные результаты. То есть, это требование роста. Но все расти не могут, это понятно. Одно из решений, которое обеспечивает рост, к которому идут корпорации, это быстрее и больше продавать. Тогда они могут показывать положительные результаты. Что ведет за собой усложнение производств, усложнение логистики.
Могу вам рассказать смешную историю. Недавно приезжала Энн Кернс, которая сейчас является вице-президентом компании MasterCard по глобальным рынкам. Энн рассказывала про то, что сейчас MasterCard делает в области, так сказать, стимулирования сбыта. Она говорит: «Мы хотим, чтобы потребитель мог принимать решение о покупке как можно быстрее. Если возникает импульсивное решение, которое возникает в результате того, что человек смотрит интернет или телевизор, мы хотим его сразу фиксировать и давать ему возможность тут же превратить свое восхищение в покупку». Например, смотрит кто-то фильм «Дьявол носит Прадо». Видит какие-нибудь красивые туфли и говорит: «О, мне такие хочется!» И тут же сбоку высвечивается окошко. Причем это «хочется» фиксируется специальной приставочкой, которая стоит наверху вашего телевизора, по расширению зрачков или по тем волнам энцефалограммы, которые фиксирует эта приставка. И сбоку в окошке возникает информация о том, сколько стоят эти туфельки, где их купить. Если вы еще и глазиком моргнете, то эти туфли будут тут же упакованы и доставлены на ваш адрес. Может, это звучит как полубред из плохого, я бы сказал, утопического сериала, но это то, над чем компания, которая является одним из лидеров финансового рынка, сейчас работает. Они думают, как это сделать.
И когда такая ситуация возникает – то, что вы хотите, вам тут же доставляется, – пропадает ситуация, когда люди строят длинные временные стратегии. То есть мир, скажем так, движется к коротким временным стратегиям. Между решением что-то получить и собственно получением проходит слишком мало времени. Это то, что называется «временная близорукость». Когда мы не понимаем, что там, за горизонтом, мы понимаем только ближайшее время. И в итоге мы попадаем примерно в такую ситуацию. С одной стороны, у нас очень сложная технология и очень сложное общество. С другой стороны, люди, которые с этим обществом взаимодействуют, про будущее понимают мало, про настоящее – тоже достаточно мало. Это то, что называется «мозаичность сознания». Люди не знают, с чем они имеют дело, оно же все сложнее и сложнее, а способности понимать это все меньше и меньше. И они не могут с этим справиться.
Новые средние века неизбежны?
Вот это тот самый кризис управления, который мы наблюдаем. И на этот кризис нет ответа, к сожалению, из той парадигмы, в которой сейчас общество находится. Тот научный, рациональный способ мышления, который позволял рационализировать все на свете, идеалом своей деятельности породил, о чем еще Гегель писал, ту самую бюрократию. А новых решений пока еще не нашли. То есть они где-то там нащупываются, говорят про сетевую модель управления и так далее. Нельзя сказать, что их совсем нет. Но какие они, пока непонятно. Ну, и, в общем-то, мы видим, что такой вызов существовал и в прошлом. Необходимость пересмотреть систему управления уже возникала.
Вся цивилизация представляет собой своего рода сэндвич механизмов управления – я называю его «техносэндвич». В самом низу у нас лежат технологии, которые связаны с тем, как получать энергию, как добывать камень. То есть это то, что связано с энергией и материальным производством. Поверх лежит инфраструктура, коммуникации, логистика, экономика. А на самом верху лежат вещи, связанные с ценностями, принципами и так далее. Они, на самом деле, определяют и двигают очень многое из того, что происходит, задают те направления, в которых общество развивается. И те способы, которыми оно взаимодействует с окружающим миром. Так вот, когда у нас общество развивается, оно развивается как этот самый сэндвич, который куда-то едет кусочками. То есть иногда крыша куда-то чуть-чуть уезжает, иногда основание. Когда крыша уезжает, то понятно, что это не очень хорошо. Когда основание сильно уезжает, это, в общем-то, тоже не рекомендуется. Поэтому вопрос в том, что мы сейчас приехали в момент, когда у нас основание, то есть технологии, материальное сильно уехали вперед. Вопрос: что с этим будет происходить дальше?
Три сценария, они довольно простые. Будет примерно так же, как сейчас, но эта история нестабильная. То есть мы будем все усложнять, изобретать все более сложные устройства. У нас будут ноутбуки, которые работают в два раза лучше, у нас будут машины, которые ездят еще быстрее, и так далее. Может быть, будут совершенно замечательные роботы, которые нам помогут в каждом нашем деле. Но пока мы не поменяемся сами и не найдем новых способов взаимодействия с миром, к сожалению, эта история продолжает быть неустойчивой. А продолжает быть неустойчивой она в силу того, что наша техническая природа для нас самих слишком сложна. Мы не знаем, что с этим делать.
Вторая история. Мы этого всего не выдержим и, по тем или иным причинам, завалимся. По социальным причинам скорее, чем по технологическим. Те из вас, кто изучал историю, знают, как разворачивался сюжет в средние века: он разворачивался не в силу того, что варвары порушили Рим, а в силу определенной цепочки действий и выборов граждан Рима. Сначала им стало некомфортно в Риме, Рим был слишком большой и неудобный, они уезжали в свои латифундии, жили там счастливо с семьями, прислугой, рабами и так далее. Потом им стало неинтересно поддерживать общие коммуникации, поддерживать все эти сложные акведуки, платить отчисления на армию, которая где-то там, на далеких границах, что-то делает. Все потихонечку обособились, и целое перестало иметь значение. И в этом смысле потеря Римом своей значимости, распад вот этой сложной цивилизации стал естественным процессом гниения. Она распалась в силу своей собственной сложности, в силу того, что они оказались неспособны справиться с теми вызовами, которые у них были, а не в силу того, что варвары пришли и разрушили. Варвары пришли уже тогда, когда все это ослабло.
А третья история – это то, что мы придумаем, как нам перейти. Куда перейти – это вопрос. Я называю ситуацию, куда мы можем перейти, «зеленая когнитивность». Мои уважаемые коллеги, которые занимаются темой будущего, говорят, что нам светит либо первый сценарий, либо второй. Первый неустойчивый, как я сказал, поэтому, скорее всего, второй. То есть новые средние века неизбежны. Но я считаю, что у нас есть надежда – она связана с тем, что у нас есть интернет. В этом смысле мы уже обрели определенное новое качество, которого никогда не было на этой планете. Это сеть, которая мгновенно связывает миллиарды живых существ, расположенных в любых точках. А если мы представим себе штуку под названием «нейроинтернет», к которой мы активно движемся, – это когда у нас нейроинтерфейсы, которые позволяют нам подключиться к прямому взаимодействию мозга с компьютером и с сетью, – это еще какое-то новое качество.
Что такое «зеленая когнитивность»?
Вот этот самый переход, если он состоится, это, наверное, один из крупнейших переходов, которые случались в истории человечества. Таких было два. Переход от первобытно-общинного к аграрному и от аграрного к промышленному. Эта история будет явно чем-то качественно новым. Одновременно она сохранит внутри себя все то, что мы знали до этого, – так же, как промышленность не отменяла сельского хозяйства, а сельское хозяйство, переход к оседлости, не отменило полностью кочевую историю, просто оно скушало ее, обособило, поместило в качестве особой деятельности пастухов. Примерно так же эта новая формация, значит, все остальное съест.
Что такое «зеленая когнитивность»?
Я думаю, это самые важные точки перехода: как раз то, что связано с верхним уровнем, с возникновением новых психотехнологий, с возникновением новой онтологии на этом уровне, то есть новой картины мира и одновременно того, что позволит эту картину мира поддерживать. Это новый баланс с природой.
Это я вам широкими мазками указал на то, куда мы, может быть, движемся. Этот сценарий будущего связан с несколькими компонентами. С новыми социальными технологиями, которые включают в себя работу с доверием, с новыми технологиями работы с сознанием. Новые зеленые технологии позволят нам по-другому выстроить баланс с природой и со сменой этики. Я бы сказал, что у нас есть шанс переползти в другую реальность – или свалиться в деградацию.
В России никто из больших агентов практически не работает с дальним горизонтом. Эта зона пустая. С этим пытаются работать некоторые глобальные игроки. Это религии, это большие корпорации и это общественные движения. Некоторые государства пытаются работать с этим. Но наше, к сожалению, работает на гораздо более коротких горизонтах.
Современное общество держится на экономике
Доверие имеет здесь критическое значение, потому что вопрос границ доверия – это вопрос о том, насколько мы способны координироваться и решать большие вызовы. Первая и обычная норма нашего доверия связана с так называемым числом Дамбара. Это 150 человек. Это количество лиц, которые мы способны запомнить, количество связей, которые мы способны удержать в голове. Есть, конечно, отдельные одаренные люди, у которых порог больше, но в среднем это так. Это свои, все остальные – чужие. Изначально это был очень простой механизм: кровное родство, которое удерживало людей вместе.
Переход к следующему виду общества потребовал изобрести новые механизмы доверия. Когда возникло аграрное общество, феодальное общество, античное, азиатское, оно принципиально не менялось. Были вариации. Там от кровного родства перешли к личной преданности. По крайней мере, было позволено некровникам что-то делать. Личная преданность часто гарантировалась тем, что если ты не предан, тебя просто убьют, времена были суровые. Но здесь появляется новое качество – возможность, что границы доверия сильно расширяются и включают уже большое количество людей, которые в племя не входят.
В индустриальную эпоху появляется совсем новый механизм. Это, во-первых, механизм контракта, когда мы подписываем договор, и он предполагает доверенность, страхуемый, естественно, в том числе и государством, которое держит пространство. И так называемый механизм кредита. А «кредит» и есть «доверяю» – в переводе. То есть это то, что заводит возможность координации систем принципиально другого размера. Если подумать, а на чем, собственно говоря, держится современное общество, – оно держится на экономике. То есть если подумать, а что вообще всех этих людей, объединяет, – то, что они все обмениваются, у всех есть деньги, и все знают, что деньги – это ценности. Несмотря на то, что у людей разные религии, разные воззрения и так далее, они все как-то связаны финансово-экономическими механизмами. Это то, что было придумано индустриальным обществом.
И выясняется, как я попытался вам вначале показать, что системно начинают возникать ситуации, где это не работает и даже мешает. И вот тут надо искать что-то новое, то, что позволит вывести координацию на новый уровень. Одна из версий – это могут быть какие-то заслуги, какая-то репутация. Главная проблема в истории с деньгами заключается в том, что система, выстроенная на финансовом основании как на главном способе удержания целостности и регулирования правил игры, поедает сама себя. Просто она по логике так выстроена: ей нужно себя все время кормить и развивать, а это ведет к тому, что все вокруг будет так или иначе плохо. То есть она как бы ест себя и ест все вокруг. Значит, нужно находить какой-то выход из этого.
Нужно придумывать и перепридумывать механизмы доверия
Выход должен быть в том, что есть способы удержания долгосрочных намерений, – а в каждом из этих кризисов нам не удается удерживать долгосрочные намерения и не удается удерживать доверие между агентами, каждый из которых отвечает за большое количество ресурсов. Значит, нужно придумывать и перепридумывать механизмы доверия. Это самый интересный вопрос, который меня занимает, и я к нему с разных сторон стараюсь подходить. Я вижу здесь три составляющих. Первая из них – это новые социальные механизмы. То есть разные правила игры, которые позволяют нам понять, как мы можем по-другому доверять друг другу, как мы можем быть вместе и что нам будет за то, что мы нарушаем те обязательства, которые мы имеем.
Второе. Я считаю, что эта история должна идти в связке с различного рода технологическими решениями, которые не только позволят нам обеспечивать социальные механизмы, но, может, даже как-то их усилят. В пределе, я думаю, та тема, связанная с новым интернетом, с нейроинтерфейсами и так далее, приведет к тому, что мы будем иметь пространства, в которых, условно говоря, сознания людей открыты друг другу. И это, конечно, для многих не очень комфортная ситуация, но зато для других эта ситуация очень интересная и даже, может быть, уютная. А на связке технологий и социальных механизмов уже возникает намек на то, что вообще-то общество может работать по-другому. Например, есть представление о так называемом «прозрачном обществе».
Ну, например, в силу того, что в интернете и социальных сетях люди очень открыты, многие публикуют там сведения о себе, мы всегда можем посмотреть их фотографии. И люди в принципе спокойно к этому относятся. Даже если они сами про себя не оставляют сведений, другие их сфотографировали и так далее – все равно о человеке есть знак, его «след» в сети зафиксирован. В этом смысле все сложнее становится делать вид, что ты, например, находишься где-то в другом месте и занят чем-то иным. Все сложнее становится притворяться.
Одна из моих любимых историй – про двоеженца из Штатов, которого в марте этого года осудили. Сначала у него были одни отношения, потом он переехал в другой штат, не разведясь с прежней женой, завел новые отношения, женился. Счастливая невеста выложила в Facebook фотографию, где они разрезают свадебный торт. Как вы знаете, Facebook строит социальные графы, он говорит: «Возможно, вы знаете этого человека». Первая жена заходит в сеть, смотрит: ой, как интересно, мой муж режет свадебный торт с другой женщиной. Она ему звонит и спрашивает: «Извини, что это такое?» Это один из примеров того, как Facebook вскрывает то, что люди хотели бы скрыть. И поэтому самое простое решение в этих условиях – быть честным.
Нужно учиться в действиях, нужно учиться в проектах
Ну, и последнее. В общем-то, доверие между людьми возникает из практик. То есть если ты умеешь доверять, то ты и доверяешь. Если не умеешь, то не доверяешь. Поэтому надо учиться. Это к вопросу о том, что мы, к сожалению, в городах все больше превращаемся в «функции», «роли» и так далее, мы перестаем быть людьми. То есть человеческое в нас, к сожалению, очень сильно пропадает, его надо «вспоминать» в себе. Существуют разные практики на эту тему, какие-то – очень древние, какие-то – достаточно новые. Как мы можем осваивать эти практики доверия – им нужно учиться.
Я исхожу из того, что доверие является основой совместной деятельности. То есть в этом смысле мы должны доверять всем, с кем мы пытаемся выстраивать совместную деятельность. То есть мы приходим домой – у нас там семья, мы должны доверять жене, что она, допустим, завтра тоже будет на месте. Мы должны доверять работодателю, что он нас, скорее всего, не будет увольнять за мелкие огрехи. И так далее. Мы должны доверять продавцу в магазине, что он не убежит с нашими деньгами, а принесет нам товар, особенно если мы что-то дорогое покупаем. И в этом смысле доверие – это такая универсальная категория, такой «социальный клей», который держит людей вместе. Каждый из нас должен доверять другим. Есть простые формы взаимодействия, которые я описал, а есть сложные – когда, допустим, большое количество людей затевает повернуть сибирские реки с севера на юг. Для этого нужно, чтобы множество людей скоординировалось и договорилось, что это действительно важно сделать. И они должны друг другу доверять, знать, что они друг друга не подставят, не сбросят с корабля. Потому что чем сложнее деятельность, тем выше требования к тому, чтобы удерживать это самое доверие.
Нужно учиться в действиях, нужно учиться в проектах. Волонтерские проекты, когда люди вместе что-то делают просто так, – это одна из практик. И так далее. Это приведет к тому, что, на мой взгляд, будут появляться пространства, в которых люди в высокой мере доверяют друг другу. Такие сообщества доверия. Для этих сообществ нужны свои правила игры. И я действительно считаю, что в той общественной трансформации, которая сейчас происходит, нам нужны новые механизмы доверия друг другу и поддержки друг друга, если мы делаем что-то хорошее.
Полную стенограмму семинара можно почитать на сайте лаборатории социальных инноваций Cloudwatcher.
http://slon.ru/calendar/event/829014/
Комментарии (0)