Игорь Макаров К.э.н., заместитель заведующего кафедрой, преподаватель кафедры мировой экономики НИУ ВШЭ, эксперт РСМД.

Месторождение сланцевого газа «Баккен Шейл», Северная Дакота

Произошедший в конце ХХ века переход развитых стран к постиндустриальному обществу повлек за собой переоценку роли различных факторов в обеспечении экономического роста. Развитие сферы услуг и виртуализация экономики привели к тому, что обеспеченность природными ресурсами перестала рассматриваться в качестве значимой предпосылки экономического развития. Наоборот, популярность приобрели концепции, согласно которым природные богатства могут выступать его тормозом.

В настоящее время становится все более очевидным, что выводы о второстепенности природных богатств оказались поспешными. Есть все основания полагать, что в XXI веке их роль в мировой экономике и международных политических процессах будет лишь возрастать. Это связано со структурными изменениями на энергетических рынках, растущим дефицитом некоторых видов возобновляемых ресурсов, а также с критическим обострением экологических проблем.

Прорыв в добыче новых типов углеводородов (от нефти из битуминозных песков до сланцевого газа) и быстрое развитие технологий возобновляемой энергетики поставили точку в долгой дискуссии о скором физическом исчерпании энергетических ресурсов. Но мировая энергетика не стала более стабильной. Стремительный рост спроса в азиатских странах и сланцевая революция в США кардинальным образом изменили направления потоков торговли энергоносителями. Хотя увеличение объемов торговли сжиженным природным газом сделало рынок более гибким, под угрозой оказалась существовавшая прежде стабильность трубопроводных поставок. Расширение предложения нефти за счет новых крупных игроков (Канады, США, в перспективе Бразилии) уменьшит болезненную зависимость рынка от бурных политических событий на Ближнем Востоке, но неизбежно приведет к снижению роли ОПЕК, выполнявшей ранее важную стабилизирующую функцию.

Дальнейший экономический рост приведет к обострению дисбалансов на региональных рынках. Китай и Индия приближаются к максимуму добычи угля («пику угля»), что означает для них конец эпохи дешевой энергии и возрастающие трудности в удержании расположенных на территории этих стран промышленных производств. В США, наоборот, принесенная сланцевой революцией дешевая энергия уже запустила процессы реиндустриализации. Отдельная проблема – обеспечение энергией стран Африки, где спрос на нее будет быстро увеличиваться по мере демографического и экономического роста.

Если исчерпания нефти ждали (пусть и напрасно) с конца XIX века, то в превращение пресной воды в дефицитный ресурс трудно было поверить еще несколько десятилетий назад. Однако сейчас все чаще можно услышать фразу: если войны ХХ века велись за нефть, то войны XXI будут вестись за воду (впервые ее произнес в 1995 г. вице-президент Международного банка реконструкции и развития Исмаил Серагельдин).

В настоящее время 2,8 млрд человек живут в регионах, испытывающих нехватку воды, а к 2030 г. их будет 3,9 млрд. Уже сейчас водный «стресс» наблюдается в Индии, Саудовской Аравии, Мексике, Иране, Казахстане, Испании и др. Через десятилетие в этот список войдут США и Китай.

Около 70% водных ресурсов потребляется в сельском хозяйстве. Орошаемые земли, находящиеся преимущественно в районах водного «стресса», обеспечивают около 40% мирового урожая. С учетом того, что нехватка воды во многом обусловливает деградацию земель, недостаточность водных ресурсов постепенно становится основным ограничителем роста предложения продовольствия. Эти факторы, наряду с ростом спроса на продовольствие в азиатских странах, увеличением цен на энергоносители, замедлением технологического прогресса в сельском хозяйстве и участившимися засухами (главным образом, под воздействием изменения климата), привели к росту цен на продовольствие в 2005–2008 гг. на 83%. Достигнутый исторический максимум цен был еще раз обновлен в 2011 г. В 2009 г. число голодающих в мире впервые превысило 1 млрд человек. В связи с тем, что большинство причин продовольственного кризиса имеет структурный характер, высока вероятность того, что мир окончательно вошел в эпоху высоких продовольственных цен.

Продовольственный кризис усугубляет критическая ситуация с состоянием рыбных ресурсов, которые в отдельных странах обеспечивают большую часть животного белка в рационе. Массовый вылов и изменение среды обитания в результате загрязнения, изменения климата и строительства плотин привели к тому, что исчерпание мировых рыбных ресурсов идет беспрецедентными темпами. Если представить, что скорость сокращения рыбных популяций останется неизменной, то рыбные ресурсы вообще исчезнут с лица Земли уже к середине XXI века. Но это иллюстративное предположение, в реальности же скорость вылова будет снижаться по мере сокращения размера популяций.

Все большее внимание мирового сообщества привлекают глобальные экологические проблемы. Они существовали и ранее, но никогда прежде не рассматривались в качестве фактора, существенным образом влияющего на мировую экономику в долгосрочном периоде. Проблема массового применения ДДТ в 1960-е годы была быстро решена посредством корректировки практик ведения сельского хозяйства, а разрушение озонового слоя в 1980–1990-е годы удалось свести на нет, внедрив альтернативные технологии в холодильной промышленности и производстве аэрозолей. Для решения главной экологической проблемы современности – изменения климата – столь легких путей нет: нужна кардинальная перестройка глобальной энергетической системы. Изменение климата, связанное с нехваткой пресной воды, продовольственной проблемой, стихийными бедствиями, миграциями, перспективами развития целого ряда ключевых отраслей (энергетики, транспорта, строительства, сельского хозяйства), тесно вплелось в клубок основных экономических и политических категорий. Неудивительно, что именно климатическим изменениям была посвящена самая представительная за всю историю международная конференция, прошедшая в 2009 г. в Копенгагене и собравшая 119 глав государств и правительств. Учитывая, что действующие международные институты не в состоянии смягчить проблему (уровень выбросов парниковых газов постоянно растет), а ущерб по мере дальнейшего повышения средней температуры будет лишь увеличиваться, можно смело прогнозировать еще больший рост интереса к проблеме климатических изменений в будущем.

Многие региональные и локальные экологические проблемы, ранее беспокоившие лишь местных жителей и экологических активистов, сегодня все больше влияют на глобальные процессы, особенно если они наблюдаются в ведущих странах. Так, загрязнение воздуха в Китае уже открыто признается внутри страны ограничителем экономического роста, а аридизация в районах производства зерна на севере КНР ставит под вопрос ее продовольственную безопасность. Рост внимания к экологическим проблемам диктуется и гуманитарными соображениями. Эрозия почв и истощение грунтовых вод ведут к росту голода в аграрных государствах Азии и Африки, а не соответствующая санитарным стандартам питьевая вода уносит больше жизней, чем СПИД и войны вместе взятые.

Все чаще загрязнения приобретают трансграничный характер. Так, значительная часть загрязняющих веществ, содержащихся в атмосфере Японии и Южной Кореи (в отдельных случаях даже в США), выброшена в Китае. Загрязнения особенно легко переносятся в рамках трансграничных водных бассейнов. В мире их насчитывается 263, и во многих из них имеют место водные конфликты разной степени интенсивности, связанные как с излишним забором воды странами верховья, так и с переносом загрязняющих или токсичных веществ. В качестве примера можно привести конфликты между Россией и Китаем в связи с выбросом китайскими предприятиями токсичных отходов в Амур в 2005 и 2010 гг. Страны низовья, в свою очередь, могут нарушать маршруты нереста промысловой рыбы.

Обострение ресурсных и экологических проблем ведет к важным структурным сдвигам в мировой экономике и международных отношениях. Наиболее очевидный из них – возрастающее значение территории. Еще недавно апологеты глобализации утверждали, что в связи со сжатием экономического пространства в результате развития информационных технологий территория более не играет важной роли. Но теперь ее рассматривают как источник важнейших богатств – пахотных земель и пастбищ, водных ресурсов, лесов, а также полезных ископаемых, добыча которых если еще нерентабельна, то вполне может стать таковой уже в ближайшем будущем.

Все больше внимания привлекают территории, которые еще не в полной мере вовлечены в международные отношения. Так, обостряется международное соперничество в Арктике, даже несмотря на то, что пока это борьба за шкуру неубитого медведя: оценки природных богатств (по некоторым из них, на регион приходится до четверти мировых запасов углеводородов) носят преимущественно спекулятивный характер. Начинается ускоренное освоение Африки. Поскольку оно осуществляется, главным образом, силами крупных корпораций (в первую очередь, китайских) и нередко включает в себя сделки по купле-продаже больших площадей земли, некоторые видят в нем новую колонизацию. Как бы то ни было, благодаря ресурсам многие африканские страны демонстрируют рекордные темпы экономического роста. Открываются новые перспективы перед российскими Сибирью и Дальним Востоком. Если в послании президента Федеральному собранию РФ в 1999 г. огромные пространства востока России открыто обозначались как бремя для страны, то в 2013 г. их развитие названо «национальным приоритетом на весь XXI век». Даже в отношении Антарктиды, которая всегда находилась на периферии мировой политики, в последние годы накапливаются международные противоречия.

Усиление роли территорий приводит к возвращению геополитики в систему международных отношений. Теория, нередко рассматривавшаяся в условиях постиндустриального общества как атавизм, все больше подходит для описания действий государств в современном мире. Геополитическую природу можно легко обнаружить и в нарастающих конфликтах в АТР (в частности, в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях), и в борьбе за Арктику, и в «новой колонизации» Африки, и даже частично в международном кризисе вокруг Украины.

Сдвиги происходят и в мировой экономике. Растущая стоимость природных ресурсов поставила вопрос о необходимости перехода к зеленому экономическому росту, предполагающему разрыв связей (decoupling) между увеличением благосостояния и нагрузкой на природные богатства. Ресурсосберегающие технологии – основа зеленого роста – становятся необходимым условием обеспечения конкурентоспособности национальных экономик. Для стимулирования их развития страны идут на дорогостоящие программы государственного инвестирования (например, программа зеленого роста в Корее) и вводят все новые механизмы регулирования воздействия на окружающую среду (например, системы торговли квотами на выбросы парниковых газов). Развитый мир стремительно движется к состоянию, когда за любое загрязнение нужно будет платить, причем по мере обострения экологических проблем все большую цену.

В новых условиях конкурентные преимущества стран, обеспеченных природными богатствами, неизбежно растут. Это в полной мере относится и к России. Однако недостаточно просто владеть большим объемом энергетических, водных, земельных, рыбных или лесных ресурсов – важно грамотно их использовать. Например, развивать сельское хозяйство и производить водоемкую и энергоемкую продукцию на экспорт (в первую очередь, в сопредельные водо- и энергодефицитные азиатские страны). Использовать энергетические богатства не для экспорта непереработанного сырья, а в качестве ядра высокотехнологичного энергетического комплекса, включающего, помимо добычи, множество промышленных и сервисных отраслей. Беречь собственную природу и использовать ее потенциал для экономического и духовного развития страны.

http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=3823#top