Способен ли человек дожить до двухсот лет? А до пятисот? Еще недавно такие вопросы проходили бы исключительно по ведомству научной фантастики. Сегодня же они вдруг приобретают очень даже практический характер.
Соединенные Штаты – далеко не самая «здоровая» и далеко не самая долгоживущая страна в мире. Но в последние годы именно США стали местом поразительных демографических открытий. И сама демографическая структура американского общества сильно изменилась за жизнь одного поколения. В развитых странах уже устоялась концепция «второй молодости»: в современном обществе человек сорока с небольшим лет чувствует новый прилив сил и идей. Многое уже сделано, достигнуты стабильность и свобода, построена карьера, появились дети и дом. Но остается энергия, чтобы взяться за новое дело, рискнуть, стать стартапером. Сейчас в Штатах считают, что самые успешные предприниматели в инновационной сфере – это как раз люди чуть старше сорока. И если несколько десятков лет назад энергичные предприниматели в таком возрасте встречались сравнительно редко, то сегодня их множество. Целые индустрии получили прилив новых сил и идей.
Но это только начало: наступает эпоха «третьей молодости». Институт Милкена в прошлом году объявил, что люди старше 65 лет – самая быстрорастущая возрастная группа в США. К 2030 году они составят пятую часть населения. Энергичным людям в этом возрасте уже скучно проводить время в туристических поездках. Они осознали, что за оставшиеся годы можно прожить новую жизнь, создать себя заново.
Недавно New York Times писала о движении пожилых бодибилдеров, бывших менеджеров, стоматологов, моряков и даже священников – людей 60–80 лет, которые не просто накачали себе новое тело, но придумали себе новую карьеру и новый смысл жизни. Один мой знакомый, известный специалист по пиару, после 50 лет решил начать играть в пинг-понг и стать чемпионом в своей возрастной категории. Такие большие жизненные задачи обычно ставят перед собой в 15 или 20 лет, а он себе поставил ее в 50. Люди старше 60 лет начинают строить новые бизнесы и изменяют само представление о старости.
Этот кардинальный сдвиг – от времени, когда люди рассчитывали максимум на 50 лет активной жизни, до нынешнего момента, когда они рассчитывают минимум на 70–80 лет, – произошел буквально за одно поколение. Если мы умножим число людей, достигающих «второй» и «третьей» молодости, на количество лет доступной им теперь активной жизни, то получится заметная прибавка в масштабах всей цивилизации. Появилась целая страна людей, которым интересно заняться чем-то новым и у которых есть на это силы и время.
ПРИРОДНЫЙ ЗАПРЕТ НА ДОЛГОЛЕТИЕ
Проблема старения сводится для человечества к двум технологическим вызовам. Первый – как обеспечить качество жизни в пожилом возрасте при существующих возможностях тела? Как дожить до 100 лет, не потеряв энергию, бодрость, не собрав букет тяжелых заболеваний, сохранив активность всех функций организма? 100 лет – не случайное число. Судя по всему, именно в районе 100 лет заканчивается естественный ресурс жизни человеческого организма. В XVIII–XX веках средняя продолжительность жизни выросла практически в разы за счет борьбы с младенческой смертностью, болезнями молодости и зрелого возраста, улучшения экологии. Но ресурсов для дальнейшего продления жизни осталось не так уж много. В 2010 году средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении в развитых странах составляла 77–90 лет. Исследователи ООН прогнозируют, что к 2300 году этот показатель вырастет всего до 100–106 лет.
В 2009 году Элизабет Блэкберн, Кэрол Грейдер и Джек Шостак получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине за открытие защитных механизмов хромосом от концевой недорепликации с помощью теломер. Теломеры – это концевые участки ДНК, отвечающие за рекопирование ДНК. Их изучение показывает, что в человеческом организме существуют естественные ограничители продолжительности жизни. В течение жизни теломеры постепенно разрушаются, и в конце концов организм лишается способности воспроизводить ДНК, то есть создавать новые клетки. Это запрограммированный самой природой износ нашего тела.
И этот генетический естественный барьер – не единственный. Группа исследователей из Университета Осаки выяснила в этом году, что белковый комплекс C1q, задействованный в работе иммунной системы, активирует и работу механизма, связанного со старением клеток (их статья была опубликована в журнале Cell). Блокировка действия этого белкового комплекса могла бы, предполагают ученые, замедлить старение. Но такая блокировка, похоже, может заодно отключить и иммунитет организма. То есть тело, получая возможность жить дольше, одновременно перестанет защищать себя от внешних угроз.
Еще один серьезный барьер перед долголетием связан со стабильностью мозга и вообще нервной деятельности. Мы хорошо видим, как американские врачи и обыватели озабочены болезнями Альцгеймера и Паркинсона. И понятно почему: начинается «третья молодость», людям хочется жить дальше, а мозг уже разрушается. Он не способен дальше обеспечивать стабильную работу.
Итак, наука нашла множество барьеров, на которые наталкивается жизнь нашего тела. И обнажились эти препятствия именно потому, что мы сами стали жить дольше, стали вести более здоровый образ жизни, научились лучше заботиться об организме. Болезни и окружающая среда сужали границы нашей жизни. Но, раздвинув эти горизонты, мы обнаружили, что есть более фундаментальные ограничения – естественные биологические законы, запрещающие долголетие.
И это подводит ко второму вызову. Как пробить возрастную границу в 100–110 лет? Как добиться действительно долгой жизни, если изменение внешней среды, в которой живет наш организм, в ближайшие сотни лет не позволит этого сделать? Выдвинем гипотезу: то, что невозможно за счет естественных средств, может быть достигнуто технологическими средствами, путем вмешательства в само тело. Главное открытие последних лет состоит как раз в том, что такое вмешательство возможно. Биологические законы можно обойти.
КАК ДОЖИТЬ ДО 500 ЛЕТ
Большинство ученых слишком осторожны, чтобы обещать человечеству продление жизни и вечную молодость. Однако если заглянуть за горизонт того, в чем наука уже уверена, можно обнаружить весьма фантастические возможности.
Развитие генетики и генных технологий уже сейчас позволяет если не ставить практический вопрос, то хотя бы задумываться о том, как исправить, перепрограммировать человеческую ДНК. Удобная аналогия: код компьютерных приложений можно обновлять с помощью патчей, апдейтов, дополнений, поправок. И у нас есть основания предполагать, что в будущем мы сможем патчить и генетический материал, искусственно его обновлять, омолаживать одни системы организма, чтобы другим системам было проще работать в естественном режиме. Клетки организма теоретически могут жить очень долго, почти бесконечно, если не будут выключаться механизмы их воспроизводства. Гипотетическая «генная хирургия» могла бы поставить перед собой именно такую цель.
Немного сложнее обстоит дело с естественными ограничениями, встроенными в мозг. Ряд ученых-нейрофизиологов считают, что искусственного стимулирования регенерации клеток будет недостаточно, чтобы продлить стабильную деятельность мозга. Иными словами, мозгу человека, который собирается жить действительно долго, потребуются искусственно созданные подпорки.
Такого рода подпорки человечество использует уже давно – те же очки или письменная речь. Но сегодня мы видим, как технологическая поддержка организма выходит совсем на другой уровень. Например, появление имплантов, дающих слух людям, которые никогда не слышали. Представьте себе нормально слышащего человека, которому вживили новый орган чувств, и он начинает чувствовать нечто, о чем даже не догадывался. Именно такие ощущения испытывают пользователи этих имплантов. То же касается и зрения: уже есть рабочие прототипы имплантов, передающих текст, символы и изображения напрямую на зрительный нерв незрячих людей. В перспективе такими улучшениями начнут пользоваться и здоровые люди, и не просто для получения новых впечатлений, но для более глубокого погружения сознания в глобальную сеть. Получение информации из сети в такой системе может быть непрерывным. Оно будет совмещаться с данными, которые мы получаем через обычные органы чувств.
Типичная проблема старости – это слабость памяти. Мы уже сейчас умеем отчасти перекладывать эту проблему на технику. Деловой человек, подобравшийся ко «второй», а уж тем более к «третьей молодости», склонен забывать многое в плотном потоке событий. И все встречи, все дела и памятки он заносит в свой смартфон. Ему уже не требуется этот вид памяти от мозга. Он может высвободить соответствующий ресурс мозга для чего-то другого. Еще одной подпоркой будет возможность положиться на внешние знания из сети – не искать информацию в Google, а получать ее практически мгновенно и бесперебойно посредством имплантов. А кто знает, может быть, не только информацию, но и определенные навыки?
Отчасти эти подпорки могут быть и психологическими. Известно, что люди, ведущие активную умственную деятельность, в среднем живут дольше, и мозг их дольше сохраняет ясность. Вполне можно предвидеть, что появится специальная гимнастика для ума, нацеленная и на повышение продолжительности его работы. Или даже более сложная психосоциальная технология – особая гигиена ума, меняющая отношение к жизни и реакцию на жизненные события, включающая как специальные тренинги и алгоритмы, так и изменение системы воспитания и технологической среды.
Экономист и демограф Николас Эберстадт обращает внимание на то, что, учитывая все объективные факторы: систему здравоохранения, экологию, уровень дохода, потребление продуктов питания и т.д., – в России люди должны жить значительно дольше, чем сейчас. Ожидаемая продолжительность жизни москвича, говорит Эберстадт, ниже, чем у жителя Калькутты. А в среднем по стране – ниже, чем в менее благополучных Белоруссии и на Украине и даже чем в Бангладеш или Йемене. Действует некий неизвестный, загадочный фактор. Эберстадт выдвигает гипотезу, что это фактор психологический. Депрессия, царящая в обществе. Отсутствие жизненного комфорта, радости, осмысленности. Люди в пожилом возрасте просто не понимают, зачем жить – в отличие от многих западных стран, где общественная этика, социальная миссия человека поддерживает более долгую жизнь.
И в конечном счете речь зайдет о создании киборгов. Только не в привычном киношном смысле – людей, заменивших части тела электронными компонентами, а в другом понимании. Таких людей, у которых «выпадающие» части сознания, аспекты деятельности мозга компенсируются за счет работы искусственного интеллекта, специальных внешних алгоритмов, глобальных баз данных, социальных технологий и так далее. Что, конечно, ставит глобальный философский вопрос о понятии человека и о понятии сознания, о том, как относиться к сознанию, частично управляемому внешней программой.
Таким образом, через некоторое время – возможно, спустя всего лишь пару десятилетий – человечество начнет взламывать естественные биологические механизмы, ограничивающие продолжительность жизни. Что дальше?
ЦЕНА ДОЛГОЛЕТИЯ
Вполне вероятно, пересмотр биологических законов станет не концом медицинских проблем человечества, а источником новых неприятностей. Это все равно что появление новой операционной системы, где многие старые программы не работают, а новые глючат. Устранение естественных барьеров долголетия породит новые болезни, патологические отклонения и состояния. Оно поставит вопрос о стабильности нового, долгоживущего тела. И оно породит новую индустрию ремонта для человеческого организма. Становится ясно, что мы движемся от модели ухода за телом к модели ремонта тела и замены запчастей по мере прихода их в негодность. И уже сейчас понятно, что эта модель довольно дорого обойдется человечеству и тем его представителям, которые пожелают ею воспользоваться.
Технологии, продлевающие жизнь, в ближайшее столетие едва ли будут дешевым удовольствием. Одно дело – стоимость поддержания организма в стабильном состоянии в пределах естественной продолжительности жизни. Средняя продолжительность жизни в Китае сейчас всего на несколько лет меньше, чем в США, хотя затраты на здравоохранение на несколько порядков ниже. И возможно, в будущем развитые страны кое-что позаимствуют у китайцев. Человечество научится жить дольше более экономичными способами.
Вполне вероятно также, что на рынке появятся недорогие, массовые импланты для зрения, слуха, мозга и т.п. Очки – один из первых технологических имплантов, придуманных человеком, – сегодня доступны любому пенсионеру. Самые дешевые очки, конечно, могут быть неудобными, некачественными. Но с ними лучше, чем без них. Мобильная связь, а то и интернет доступны даже нищим или по крайней мере людям без постоянного дохода.
Но взлом естественных барьеров потребует расходов другого уровня: чем дольше собирается человек жить, тем большая финансовая нагрузка будет на него ложиться. Вполне вероятно, что такое продление жизни будет эксклюзивной услугой, доступной очень немногим людям ввиду чрезвычайной технологической сложности этого процесса. Это требует постоянного хендмейда, постоянного технологического и медицинского сопровождения, контроля и т.д. Это уже не естественный процесс, который может воспроизводиться за счет заложенных природой механизмов. Чтобы жить дальше в новых условиях, будет нужна постоянная подпитка извне. Возьмем любую отрасль современной промышленности: стоимость ремонта машины или механизма зачастую оказывается сопоставима со стоимостью такой же новой техники. И если мы упорно не меняем машину, а ремонтируем ее раз за разом, то этот ремонт, бывает, обходится все дороже и дороже.
Возможен, разумеется, и более оптимистический взгляд на продление жизни. Людям XIV века автомобиль или самолет показались бы фантастической, сказочной вещью, которая может быть доступна лишь королям. Сегодня же поездки на них – массовая и довольно дешевая возможность. Но в этом случае встает уже другая проблема – ресурсная. Это касается и тех ресурсов, которые потребуются для технологического обеспечения долгой жизни, и тех, которые будут потреблять долгожители для поддержания жизни в своем теле и просто для удовольствия. Даже если рождаемость в мире замедлится, рост его населения ускорится – за счет стариков. На массовое долголетие не хватит ни ресурсов планеты, ни ресурсов общества, ни ресурсов пенсионных систем.
Поэтому, так или иначе, в обозримой перспективе долголетие будет услугой не для всех. Дожить до 100–120 лет смогут многие, но перешагнуть этот барьер удастся меньшинству. Сначала основным барьером будет цена, затем по мере развития и удешевления технологий – проблема ресурсов (которая опять-таки выльется в ценовой барьер). Не исключено, что ограничение продолжительности жизни или числа людей, которым разрешено продлевать жизнь, станет социальной нормой, закрепленной в законах. Подобно китайской политике «одна семья – один ребенок».
Оптимисты скажут, что новые технологии всегда сближают разные слои общества, делают прежде элитарные удовольствия и возможности доступными самым широким массам. Но что, если технологии долголетия будут иметь обратный эффект? Что, если общество разделится на две части, одной из которых доступна долгая жизнь (теоретически – бессмертие), а другой остается рассчитывать на естественные ресурсы организма, позволяющие дожить максимум до сотни лет? Такой разрыв будет означать большой глобальный передел, совершенно новую картину мира.
Сейчас стабильность в мире отчасти покоится на негласном консенсусе, что всем людям доступны примерно одни и те же удовольствия и перспективы, они ограничены лишь их финансовыми возможностями. Арабский шейх живет в замке постоянно, а бухгалтер завода купить замок не может, но в состоянии остановиться в нем на несколько дней и получить это же «переживание замка». Даже небогатые люди могут позволить себе эксклюзивные удовольствия и вещи за счет частичного потребления либо в виде суррогата. Это сближает мир. Это механизм глобализации.
Но технологический скачок в сфере долголетия может привести к появлению двух принципиально разных типов людей, с различающимся образом жизни, разной психологией и философией – тех, кто может жить долго, и тех, кому это недоступно. Если этот водораздел будет сложен и непреодолим, он вернет человечество в архаичное, средневековое состояние, где разным сословиям доступны разные типы возможностей и определенные жизненные перспективы для многих закрыты навсегда. Люди двух типов будут отличаться друг от друга так же, как неграмотный житель Свазиленда, которому едва светит дожить до 40, от гражданина благополучной Канады или Сингапура, вполне рассчитывающего на 85 и больше лет жизни. Только жить эти люди двух разных типов могут совсем неподалеку друг от друга. Правда, экономика может сгладить этот разрыв – хотя бы дать возможность успешным и активным представителям «недолговечного» сословия продлить свою жизнь.
ЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ В ВЕЧНОСТИ
Вполне возможно также, что люди обоих типов благодаря новым биотехнологиям будут жить дольше и лучше. И это опять-таки сгладит разрыв между ними и социальную напряженность. Однако люди второго типа – долгожители, которых будет заметно больше в развитых странах, столкнутся с совершенно новой экзистенциальной проблемой. И она поставит в свою очередь фундаментальные вызовы перед всей будущей экономикой.
В период «второй» и «третьей молодости» человек хорошо понимает, как распорядиться своим временем. Осознавая, чего удалось добиться, а чего нет, он лучше видит и чего ему хочется. Но что, если таких циклов, таких молодостей предстоит еще пять, шесть, десять? Что же делать тогда? Какого масштаба проблемы решать? Классическая задача – вырастить детей и посмотреть, что из этого выйдет, – отнимает максимум несколько десятков лет. На интервале больше 50–60 лет она едва ли ставит перед человеком достаточный, соразмерный его жизни вызов. И это еще один ограничитель долголетия: отсутствие культурных оснований, помогающих жить дольше.
Почти единственный феномен массовой культуры, предполагающий попытки серьезно обсуждать бесконечную или долгую жизнь, – это вампирские саги. Сам культурный образ вампира родился из кардинальной разницы в продолжительности жизни между низшими и высшими слоями Средневековья. Дворяне-долгожители могли считаться существами иного сорта, хотя все дело было в медицине другого уровня. В мирах этих саг люди живут очень долго или бесконечно долго и страдают от одной проблемы: что делать? Они видели все: расцвет и падение королевств, славу и забвение, любовь и крах любви. Они пережили все, что мир мог им предложить. Какой смысл жить дальше? Вполне вероятно, что бум вампирской тематики – это запрос культуры на осмысление хотя бы теоретической возможности долгой жизни.
Человеку, живущему долго, нужны задачи соответствующего масштаба. И это вызов всей нашей культурной инфраструктуре, искусству, науке. Должно быть придумано занятие, которое может быть осмысленным бесконечно долго. Возможно, это задача научного, духовного или эстетического поиска, позволяющая вечно двигаться от одной проблемы к другой и, дойдя до предела понимания, ставить себе новые задачи. Ведь именно этот механизм интеллектуального поиска – источник пресловутого долгожительства умных людей.
Это вызов и религиозного свойства. Ведь все классические религии исходили из ограниченной продолжительности жизни. Все они побуждают верующих достичь истины или просветления, после которого земная жизнь уже не имеет большого значения. Продолжение существования мыслилось уже в категориях загробного мира. Теперь же этот загробный мир вполне может перенестись на землю.
Но скорее всего, первой из общественных дисциплин ответ долголетию даст экономика. Ведь именно экономическое давление долгой жизни мы ощутим прежде всего, и именно здесь яснее всего нарисуются те проблемы, которые предстоит решать. Долголетие, как и в прошлом, сформирует целый кластер новых индустрий. Вопрос лишь в том, произойдет ли это в течение ближайшего экономического и технологического цикла. Первые самолеты поднялись в воздух в начале XX века, но обыденная возможность дешево слетать в Таиланд появилась лишь спустя много десятков лет. Однако новые массовые отрасли, рассчитанные на «новых стариков», несомненно, возникнут.
Вся современная индустрия туризма сформировалась на рубеже XIX–XX веков в Европе именно как реакция на продление жизни. Культурный туризм, горные лыжи и другой активный отдых – это прямой ответ на рост продолжительности жизни человека, у которого уже есть деньги. У обеспеченных людей появились время и физические возможности для того, чтобы получать удовольствия. Целая отрасль, на которой держится теперь экономика многих стран, возникла как способ занять время, чем-то подпереть человеческую жизнь и высвобожденное в ней время и ресурсы.
В эту нишу платежеспособного спроса ворвутся многие отрасли, и прежде всего – индустрия виртуальных миров и игр. Будут востребованы виртуальные миры, в которых можно устроить длительное и осмысленное пребывание, проживание уникального опыта, который человеку недоступен в реальной жизни. Например, возможность побыть императором, потратить годы на завоевание галактики или провести всю свою старость на другой планете. Нырнуть туда с головой, пока на банковском счете копятся проценты. Расцвету такого времяпрепровождения будет способствовать бум виртуализации, который позволит задействовать и другие органы чувств – транслировать запахи, тактильные ощущения, иные переживания.
С другой стороны, людям будет необходимо не просто выжить, не просто потратить время, но приобрести новую цель и способность влиять на мир. На это будут нацелены новые формы занятости. Границы, связанные с физической силой, растягиваются даже в спорте. Раньше профессиональная жизнь атлета длилась до 25–30 лет. Сейчас даже спортсмены после 30–40 лет продолжают претендовать на рекорды. В традиционных отраслях промышленности задействовать пожилых людей теперь проще: машинное производство требует контроля процессов, а не физических усилий. Потребность в физической силе, крепости отпадает, главное значение приобретают навыки, знания, опыт. Возникает вопрос о скорости переобучения: в молодости оно проходит легче, но нельзя сказать, что люди в зрелом возрасте совсем на это не способны. Скорее обычно им не хватает мотивации.
Ответит экономика и изменением своей структуры. Как Америка отреагировала на исход промышленности? Она стала постиндустриальной. Основной вклад в ВВП там вносят услуги. А услуги – сфера, не слишком чувствительная к возрасту рабочей силы. Наоборот, люди зрелые подчас могут создать более качественный, более глубокий и правильный сервис, чем более молодые, у которых больше силы, амбиций больше, а опыта меньше. Можно ожидать, например, бума консалтинга в самых разных сферах, от финансов до выстраивания жизненной стратегии. Вырастет интерес к ручному труду и продуктам ручной работы, от сувениров до кулинарии. Столетние и двухсотлетние люди могут быть задействованы в организации и переустройстве городского пространства, в отборе и переводе на новые рельсы продуктов технологической цивилизации, в управлении деньгами – во всех областях, где требуется не рывок и бешеная энергия, а терпение и вдумчивый подход к делу.
Откроются рабочие места и в виртуальной экономике, связанной с жизнью людей в играх и социальных сетях. Туда начнут проваливаться десятки миллионов людей. Как они будут адаптироваться? Явно не своими силами. В этих мирах появятся внутренние профессии, вызванные потребностями самой виртуальной жизни и ее обслуживания. Модераторы, посредники, сценаристы, виртуальные ивентмейкеры – это целый букет профессий. И это огромный будущий рынок.
Всю историю современной медицины последних столетий можно представить как процесс отключения механизма «естественного отбора», отказа от природных механизмов поддержания стабильности человеческой популяции. Человек все настойчивее принимает на себя регулирование жизни и смерти. А переплетаясь с техносферой, человечество существенно расширяет рамки доступного. Один из величайших призов в соревновании с природой за право жить по своим правилам и устанавливать их – это продление срока жизни. Мы упорно идем к тому, чтобы сломать базовый природный механизм, решающий за нас, сколько нам жить. Как быстро и насколько резко изменится мир после создания нового класса технологий, мы пока можем только предполагать. Но можно сказать уверенно, что это будет другой мир. Мир с новыми границами человечности, с новым отношением к себе, к своим делам, ко времени и к другим людям. Мир, которому понадобятся и новая этика, и новые смыслы жизни. И это настолько другой мир, что впору действительно говорить о наступлении давно проповедуемой Рэем Курцвейлом сингулярности.
Комментарии (1)