Владимир ОВЧИНСКИЙ, Елена ЛАРИНА

(доклад Изборскому клубу)

ВОЙНА: НОВОЕ ЛИЦО

Сегодня всё четче проступает новое лицо войны, которую Запад ведёт против России. Она, как это предвидели и предсказывали, например, в своё время Д. Оруэлл и С. Лем, становится всё более трудно определимой, маскирующейся под мир. На наших глазах стирается граница между войной и миром и формируется — по крайней мере на обозримое будущее — новая реальность: «войномира» или «мировойны». В этой неудобной, жёстокой и некомфортной реальности предстоит жить всем. И наша страна здесь — не исключение. Ей уже сегодня брошены прямые и жёсткие вызовы, созданы новые, в том числе непривычные, угрозы.

В ходе нарастающего глобального системного кризиса индустриализма в его поздней стадии финансизма любые жёсткие насильственные противоборства неизбежно приобретают характер войн за будущее. Такого рода войны ведутся во имя решения трёх задач.

Во-первых, для выигрыша времени, необходимого для нахождения путей выхода из кризиса. Войны за время — самые жестокие войны, поскольку во многих случаях они предполагают лишь одного выжившего, забравшего себе временной ресурс всех проигравших.

Во-вторых, это войны за ресурсы, в том числе не только за полезные ископаемые, производственный потенциал и т.п., но и, во всё большей степени, — за воду, другие рекреационные ресурсы, нетронутые территории, которые могут стать основой новых техноценозов, и т.п.

В-третьих, это войны, главной целью которых становится не обладание каким-либо ресурсом, а десубъективизация противника, превращение его из активного, деятельного актора, играющего свою роль в мировой политике, а главное — имеющего собственное культурное и цивилизационное лицо, — в объект, инструмент для решения тех или иных задач победителя военного конфликта.

В нынешних конкретно-исторических условиях Запад (с учётом отмеченной выше условности применения данного термина) главные усилия против России сосредоточил на экономическом и технологическом измерении DIMET-операций на основе эффектов.

Связано это, прежде всего, с тем, что боеготовность российской армии, её техническая оснащённость и навыки ведения современных, в том числе «гибридных», «прокси»- и «асимметричных» войн оцениваются на Западе достаточно высоко. На ведущих американских военных интернет-ресурсах особо отмечается искусство осуществления операций в рамках гибридных войн, продемонстрированное Россией в Крыму[31]. Несмотря на достаточно жёсткую форму противоборства России, США, Евросоюза, НАТО в ходе украинского кризиса, высшие должностные лица западных стран и союзов, включая Б. Обаму, нового Генерального секретаря НАТО Й. Столтенберга, Ф. Бридлава и других, не устают повторять, что «горячий» военный конфликт между Россией, США и НАТО просто немыслим в современном мире. Искренностью эти высказывания, конечно, не отличаются. Однако вполне очевидно, что традиционный военный конфликт напрямую с Россией — это последнее, на что готов пойти сегодня Запад. Так же скептически Запад рассматривает свои шансы на дипломатической арене. Тому много причин, включая постоянное членство России в Совете Безопасности ООН, блокирование по многим ведущим вопросам мировой политики России, Китая, Индии, Бразилии, противоречия внутри Европейского союза и т.п.

До недавнего времени большие надежды в конфронтационной плоскости Запад связывал с информационными войнами. Однако за последнее время ситуация изменилась и здесь — вследствие сложной комбинации разнообразных факторов. Среди них, прежде всего, следует выделить целенаправленные и согласованные действия России, Китая и присоединившихся к ним многочисленных стран, традиционно относимых ко второму миру, по радикальному ослаблению контроля США над интернет-пространством и защите собственного «цифрового суверенитета». Свою роль сыграли и разоблачения Э. Сноудена, заметно изменившие отношение к информационной политике США со стороны их западных партнёров. Наконец, немаловажную роль сыграл переход России от оборонительной к наступательной стратегии в информационном противоборстве, включая задействование таких инструментов, как Russia Today, блогерские сообщества и т.п. По мнению подавляющего большинства серьёзных аналитиков, в сфере ментальных войн Запад утратил технологическое и кадровое превосходство и перешёл от наступления к обороне.

Огромные надежды в сфере информационного противоборства связываются на Западе с инструментарием поведенческих войн. Однако пока здесь только завершаются подготовительные мероприятия, и реальное применение поведенческих войн ожидается только через два-три года.

В этих условиях фактически безальтернативными полями войны Запада против России стали поля экономики и технологии. Традиционным инструментом, используемым в этих сферах, является механизм санкций, который в том или ином виде действует уже более 200 лет.

Теме экономических и технологических санкций посвящено огромное количество работ. Она постоянно обсуждается на многочисленных открытых и закрытых площадках. Наибольшим авторитетом на Западе в этой сфере пользуются основополагающие труды, посвящённые теоретическому и эмпирическому анализу санкций за последний век, авторами которых выступили Г. Хофбауэр, Д. Скотт и К. Эллиотт, а также Б. Тейлор.

При этом экономические санкции, на которых в значительной мере сосредоточено внимание общества, несмотря на всю их внешнюю грозность, носят дополняющий характер и являются своего рода вспомогательными санкциями по отношению к технологическим. Любые ограничения по доступу к рынкам капитала даже в краткосрочной перспективе, измеряемой интервалом порядка полутора-двух лет, не могут оказать сколько-нибудь заметного воздействия на российскую экономику. В настоящее время огромные объёмы инвестиционных ресурсов и свободных финансовых средств имеются на рынках Китая, Ближнего Востока, в таких финансовых центрах, как Гонконг, Сингапур и т.п. В современном мире единственный ресурс, который наличествует в избытке, — это деньги. Именно с переизбытком данного ресурса связана происходящая на наших глазах повсеместная инфляция активов, выражающаяся в росте курсов акций и различного рода индексов. Высшие китайские должностные лица уже сделали заявления о своей готовности заместить западные финансовые институты на рынках кредитования и инвестирования в российскую экономику. Поэтому сами по себе финансовые санкции неприятны, но малорезультативны. Это угрозы, которые несложно отразить даже с использованием стандартных финансово-инвестиционных инструментов.

Пожалуй, единственно серьёзными и крайне разрушительными санкциями стали бы отключения российских банков от SWIFT и других международных расчётно-платёжных систем.

С технологическими санкциями дело обстоит сложнее. Несмотря на глобализацию экономики, соответствующей ей технологической глобализации не произошло. В результате налицо достаточно серьёзная диспропорция между динамикой и масштабами экономической мощи и объективными характеристиками технологического лидерства. Соединённые Штаты, Германия, Франция, Великобритания, Япония, Израиль и ряд других западных стран по-прежнему концентрируют в своих руках собственность на основные критические технологии. Это хотя и неприятная для нас, но реальность. Зачастую её пытаются опровергать ссылками на экспоненциальный рост новых патентов в Китае и частично в Индии, как показатели резкого возрастания их научно-технологической мощи. Также используется индекс роста совокупных расходов на НИОКР. Однако это не вполне так. Детальный анализ патентов и структуры расходов на НИОКР показывают, что подавляющая их часть относится к так называемым «улучшающим инновациям», т.е. различного рода техническим изобретениям, совершенствующим уже найденные технологические решения. Они не имеют прямого отношения к прорывным критическим технологиям и не ведут к изменению структуры страновой собственности на основные пакеты технологий.

Параллельно этому следовало бы обратить внимание на ещё одно обстоятельство, совершенно ускользающее от внимания аналитиков и ни разу не упомянутое в российской и зарубежной открытой печати. По результатам разоблачений Э. Сноудена, уже после того, как прошла первая волна сенсационных материалов, Лаура Пойнтрасс на основе переданных ей Э. Сноуденом материалов опубликовала статью о роли, возможностях и инструментах АНБ в тотальном контроле и шпионаже в отношении мировых финансовых потоков, доходящих до уровня сплошного скрининга всех финансовых транзакций, осуществляемых по системе SWIFT. Известно также, что с 2011 года в США под другим названием была, по сути, реанимирована программа Socrates, нацеленная, помимо прочего, на мониторинг конкурентоспособности не только отраслей, но даже отдельных секторов и технологических блоков и предприятий в странах – потенциальных конкурентах США. Вполне очевидно, что соединение функционала программы Socrates и возможностей АНБ позволяет американской разведке отслеживать поставки не только готовых изделий в сферах критических и высоких технологий, но и их комплектующих в любую страну мира, относимую к потенциальным конкурентам США, в том числе — через систему финансовых транзакций.

Что же касается России, то уровень информированности США об экспорте в нашу страну не только готовых изделий, но и комплектующих для производимой в стране продукции достаточно велик ввиду ещё одного обстоятельства. Как известно, переговоры по вступлению в ВТО шли более десятилетия. В ходе этих переговоров детально «утрясались» пошлины и другие вопросы регулирования экспортно-импортных операций по изделиям любого типа, включая комплектующие, субстанции для переработки и т.п. Со слов переговорщиков известно, что по каждому вопросу западная сторона требовала предоставления от российских экономических органов соответствующей информации, обосновывающей её позицию. Таким образом, по факту у западных контрагентов, действующих, несомненно, в том числе по прямому заданию разведок, скопился огромный массив сведений по структуре российского импорта, включая, опять же, не только готовую продукцию high-tec, но и комплектующие для её производства в нашей стране. Дополнительно была получена бесценная информация, связанная с возможностями локализации высокотехнологичного производства. Для непосвященных следует пояснить, что под безобидным словом «локализация» скрываются реальные возможности импортозамещения как готовой продукции, так и компонентов и сырья, необходимого для производства готовых изделий на территории России. Информация по локализации предоставлялась для того, чтобы обосновать российскую позицию по отсрочке введения тех или иных норм ВТО, либо временного их изменения.

Таким образом, рассматривая вопросы технологических санкций, и шире, технологического противоборства, следует отдавать себе отчёт, что Запад располагает достаточно полной и адекватной информацией о потенциале, возможностях и сроках импортозамещения, а также о наличии или отсутствии альтернатив замены поставщиков из стран, присоединившихся к санкциям, на представителей иных, более дружественных нашей стране государств. Наиболее уязвимыми в технологическом плане отраслями являются нефтегазовая, в части глубокого и сложного бурения, бурения на шельфе; нефтепереработка и нефтехимия; высокотехнологичное машиностроение, включая космическую отрасль, авиастроение, судостроение, фармацевтику и т.п. Это лишь основные из множества отраслей, подотраслей и видов производств, критически зависящих от американской и европейской продукции и комплектующих, которые не могут быть заменены: либо вообще, либо без значительной потери в эффективности, — аналогами из других регионов мира, включая Китай.

Отдельный разговор — об информационно-коммуникационных технологиях, в первую очередь — об их аппаратном компоненте. Следует иметь в виду, что производителями определённых классов аппаратных компонентов и готовых изделий эксклюзивно являются американские компании либо компании других стран, полностью контролируемые американским капиталом. Если в сфере бытовой электроники и техники основными производителями и частично изготовителями даже микроэлектронных компонентов стали Китай и другие страны Южной и Восточной Азии, то применительно к сложным микроэлектронным изделиям монополию по-прежнему продолжают держать США, Япония и — в меньшей степени — Канада, Великобритания, Франция и Германия.

С учётом этого и выстроена западная стратегия введения технологических санкций. В первую очередь были введены такие технологические санкции, как запрет на передачу технологий, поставку техники, а также различного рода компонентов и осуществления инжиниринговых работ для энергетического сектора, сектора двойных технологий, примыкающую к оборонно-промышленному комплексу. Несложно просчитать в этой логике и вероятные последующие шаги Запада.

Чрезвычайно важно обратить внимание и ещё на одно обстоятельство, на которое не обращается должного внимания при рассмотрении противоборства в технологической плоскости. Технологические санкции являются ключевым, но не единственным инструментом этого противоборства. Сами по себе технологии без людей мертвы. Поэтому колоссальную роль играют различного рода научно-технические обмены, стажировки специалистов в ведущих зарубежных компаниях, и особенно — в университетах, которые давно превратились в мощнейшие научно-технические и производственные комплексы. В рамках противоборства с Россией в течение последнего года проводится явный и всё более ощущаемый курс на сворачивание такого рода контактов. Делается это без каких-либо видимо принятых директивными органами санкций и широковещательных объявлений. Просто попечительские советы университетов и различного рода фондов не выделяют гранты, закрывают темы, сворачивают программы научного и технологического обмена, а также закрывают двери лабораторий и компаний перед российскими специалистами. С учётом того, что в ведущих университетах США, Западной Европы и Японии давно уже работают межнациональные коллективы, в том числе с широким представительством граждан Китая, Индии, Южной Америки, такого рода акции, по сути, ведут к серьёзному ограничению участия российских исследователей, разработчиков, инженеров, технологов в глобальном международном разделении труда.

СУММА ТЕХНОЛОГИЙ КАК ОРУЖИЕ ПОБЕДЫ

На любую ситуацию надо смотреть открытыми глазами и не выдавать желаемое за действительное, принимая вещи такими, какие они есть на самом деле. Именно в сфере технологического противоборства Запад после крушения Советского Союза имеет наиболее заметные преимущества. Именно отсюда исходят самые опасные угрозы, потенциально способные решить исход конфликта в пользу Запада.

С учётом сделанного вывода о том, что противоборство России и Запада (понимаемого не как Запад вообще, а как конкретные властные правяще-элитные группы и контролируемые ими социальные паттерны по всему миру) носит глобальный характер, что не отменяет сотрудничества, а также возможности смягчения форм и напряжённости противоборства, необходимо разработать асимметричные, оперативные, по возможности малозатратные и обязательно реализуемые на практике меры по перехвату Россией инициативы в сфере развития технологий.

Перенос противоборства в технологическую сферу, несомненно, относится к классу асимметричных конфликтов. Их теория впервые была разработана в Соединённых Штатах и Великобритании ещё в 70-е годы прошлого века. Однако впервые асимметричные конфликты были целенаправленно поставлены во главу угла в национальной оборонной стратегии Китайской Народной Республики, принятой в начале XXI века.

Овладение особенностями стратегии и тактики, разработка инструментария асимметричных конфликтов открывает перед более слабой его стороной возможности для победы. Так, ведущий исследователь асимметричных конфликтов Айвен Аррегин-Тофт подсчитал итоги конфликтов за последние 200 лет между крупными и маленькими странами. В результате расчёта выяснилось, что в 71% побеждает сильная сторона и лишь в 29% — более слабая с точки зрения наличия ресурсов. Одновременно А. Аррегин-Тофт проанализировал конфликты между сильной и слабой стороной, когда слабая сторона использовала различного рода нетрадиционные, как военные, так и невоенные, методы. В этом случае успешность слабой стороны возрастала с 29% до 64%.

Что касается китайского варианта асимметричных конфликтов, то, согласно и официальным, и неофициальным источникам, он предусматривал широчайшее использование кибероружия, которое фактически стало для Пекина своего рода фактором стратегического сдерживания. При этом надо отметить, что в современном сверхинформатизированном и взаимоувязанном мире использование кибероружия одной стороной против другой, даже в «прокси»-варианте, чревато полномасштабным военным конфликтом. Недавно принятые в США официальные документы по проблемам безопасности прямо указывают, что в случае идентификации киберагрессора по нему может быть нанесен удар не только средствами кибервооружений, но и традиционными видами оружия, не исключая ракетно-ядерного.

Есть ли в этих условиях конвенциальные, т.е. разрешенные, не влекущие за собой риска неконтролируемой эскалации, средства для победы в асимметричных противоборствах?

Ещё в начале 90-х годов, опираясь на работы С. Лема «Сумма технологий» и Э. Янча «Прогнозирование научно-технического прогресса», А. Террилл опубликовал работу, посвящённую возможностям использования спилловер-эффекта в асимметричных и гибридных конфликтах.

Спилловер-эффект представляет собой распространение турбулентности, неустойчивости, изменения динамики из одной сферы в другую, связанную с ней. Первоначально этот феномен был открыт практически одновременно в гидродинамике и при анализе инвестиционных рынков. А. Террилл установил, что различного рода изменения внутри техносферы оказывают максимальный спилловер-эффект на политику, экономику, социум. Иными словами, процессы, происходящие внутри технологической сферы, гораздо интенсивнее и сильнее влияют на другие сферы человеческой деятельности, чем перемены, происходящие в иных её сегментах. Открытие спилловер-эффекта фактически сделало возможным целенаправленное использование технологий как инструмента и поля противоборств.

Однако спилловер-эффекты не были взяты на вооружение западной стратегической мыслью. В это время она была увлечена сетецентрическими платформами, операциями на основе эффектов, управляемым хаосом и другим инструментарием. Согласно анализу публикаций в американских военных и научных журналах спилловер-эффекты техносферы продолжают недооцениваться и сегодня. Главные надежды в настоящее время связываются с кибероружием и поведенческими войнами, а также — с совершенствованием форм конфликтов в направлении расширения практики гибридных войн.

Между тем именно технологическое направление противоборства открывает наиболее интересные перспективы для России. На сегодня наиболее развитая и динамичная техносфера является достоянием Соединённых Штатов и союзных им стран, в первую очередь — Западной Европы и Японии. В России же техносфера за последние 25 лет испытала на себе действие разнородных деструктивных процессов. В результате мы имеем дело с классической асимметричной ситуацией, когда слабость может быть превращена в силу, а недостатки, при должном подходе, превращены в достоинства.

Дело за малым: за разработкой и использованием инструментария, который позволит реализовать на практике спилловер-эффект и обеспечить на этой основе потенциальные возможности для управляемых дисфункций и направленных деструкций производственно-технологической, финансово-экономической и социально-политической сфер западного общества.

Иными словами, необходимо найти такие технологические артефакты, которые бы повысили турбулентность и неустойчивость технопроизводственной платформы современного Запада и, как следствие, привели бы к негативной динамике и дисбалансу в финансово-экономической и социально-политической областях. Прежде всего необходимо ответить на вопрос: а возможно ли это в принципе?

Теория длинных волн Н. Кондратьева и его последователей, теория техноценоза профессора Б. Кудрина, а также концепции технологически-инвестиционных циклов К. Перес, технологических укладов С. Глазьева, геотехноценозов В. Криворотова—Л. Бадалян, нелинейной социодинамики профессора Г. Малинецкого и технопакетов С. Переслегина позволяют не просто положительно ответить на поставленный вопрос, но и содержат все эвристические и методологические предпосылки для определения «суммы технологий», которая может быть использована в качестве своеобразной «технологической бомбы» России против Запада.

Под термином «технология», как правило, понимается последовательность операций, обеспечивающих воспроизводимый, заранее заданный результат при соблюдении установленных требований, условий, регламентов, а также при наличии необходимых инструментов и т.п. В обыденной жизни технологии, как правило, связываются с преобразованием природы, т.е. вещества, либо информации. Однако, строго говоря, технологии представляют собой способ преобразования чего-то во что-то и потому касаются всех сторон человеческой жизнедеятельности. Как правило, выделяются три основных типа технологий: во-первых, предметные, связанные с преобразованием вещества или самого человека; во-вторых, инвестиционно-управляющие, связанные со способами концентрации различного рода ресурсов; и, в-третьих, институциональные, связанные с организацией и взаимодействием людей в процессе использования предметных и инвестиционных технологий.

Каждой группе предметных технологий соответствуют свои инвестиционно-управляющие и институциональные технологии. Ещё одним важным понятием является «технологический пакет». Технологический пакет — это взаимосвязанная и взаимодействующая совокупность технологий, позволяющих получить тот или иной конечный продукт, удовлетворяющий какую-либо потребность. Например, существует технопакет «Персональный компьютер». В рамках этого технопакета имеются различные варианты, обеспечивающие изготовление десктопов, ноутбуков, смартфонов и т.п.

«Технологическим оружием» может служить не любая технология, а лишь дестабилизирующая, т.е. повышающая неустойчивость, создающая новые проблемы и т.п. для деловой, инвестиционной, социальной и политической сред. Нужно найти те технологии, использование которых, в конечном счёте, может вызвать необходимый эффект. При этом сразу же надо подчеркнуть, что само по себе наличие таких технологий и знание другой стороны конфликта о том, что они имеются у противоположной стороны, является мощным сдерживающим фактором и может привести к необходимым последствиям даже без фактического использования таких технологий.

О каких же группах технологий конкретно идёт речь? Пойдём от простого к сложному. Первая группа технологического оружия — это так называемые «замыкающие» технологии. Каждый технопакет имеет свою замыкающую технологию, которая связывает совокупность технологий в единое целое и делает продукт, изготовленный с использованием всех этих технологий, удовлетворяющим ту или иную потребность.

Так, например, одна из самых популярных сегодня новаций — не только в военной, но и в гражданской сфере — дроны, или беспилотные летающие аппараты (БПЛА). Например, крупнейшие интернет-порталы переходят к доставке заказов на места при помощи небольших дронов. При этом мало кто знает, что первый такой БПЛА, британский Queen Bee, поднялся в воздух и успешно выполнил задание в 1933 году. В 60-х — первой половине 80-х годов лидером в разработке и производстве БПЛА, выполняющих в основном разведывательные функции, был СССР. Затем значительная часть конструкторов, инженеров, технологов эмигрировала в США и Израиль. Теперь именно эти страны являются мировыми лидерами технологического пакета «дроны». Однако массовое использование этого технопакета, существующего уже более 80 лет, стало возможным только после создания замыкающей технологии по изготовлению микроэлектроники, которая позволяет дрону выполнять все свои функции при минимальных затратах ресурсов и при максимальных внешних помехах.

Замыкающая технология тем важнее, чем более значим для экономики и социума её технопакет. Казалось бы, получить наперед такого рода знания маловероятно. Ведь, согласно известной житейской мудрости: «знал бы прикуп — жил бы в Сочи».

Но кое-что в этом направлении уже сделано, делается и будет делаться. Так, Питер Тиль, хозяин самого известного программного комплекса «Palantir», используемого разведкой США, совместно с выдающимся математиком Шоном Горли создали компанию Quid, которая специализируется на поиске пустых технологических ниш, в настоящее время не заполненных, но крайне необходимых для дальнейшего развития тех или иных технологий. Делается это на основе анализа больших баз патентных данных и нейросетевого программирования. Государственные органы США и практически все компании из списка Fortune-500 платят миллионы долларов за прогнозы Quid.

В России создана ещё более мощная и эффективная система поиска замыкающих технологий для наиболее перспективных технопакетов. Система Quid построена на счётных методах и выдает большую совокупность результатов, отсеивать которые «вручную» должны уже эксперты, на решения которых, как показал Д. Канеман, сильно влияют их субъективные предпочтения и личные научные взгляды, т.е. велика инерционная компонента. Система «знаниевого реактора», созданная под руководством С. Переслегина, позволяет определить не только наиболее перспективные технопакеты, но и выделить в них ещё несуществующие замыкающие технологии. Она была с успехом опробована в самых серьёзных проектах, включая корпорацию «Росатом».

Может возникнуть вопрос: а какова нужда в подобном комплексе, если замыкающие технологии наверняка принадлежат корпорациям из списка Fortune-500, которые в немалой степени интегрированы с политической элитой Запада, вступившей в конфликт с Россией? Что касается самих технопакетов, то это действительно так, а вот с замыкающими технологиями дело обстоит прямо противоположным образом.

Клайтон М. Кристенсен, автор знаменитой концепции «подрывных инноваций», который в последние три года стал одним из самых востребованных бизнес-консультантов крупнейших корпораций мира, утверждает, что сами по себе «подрывные инновации» не базируются на каких-либо открытиях, а представляют собой результат комбинации уже хорошо известных, отработанных технологий с добавлением к ним какого-либо оригинального элемента, увязывающего их в новую конфигурацию. По сути, технологическое основание подрывных инноваций практически идентично замыкающим технологиям перспективных технопакетов.

По данным К. Кристенсена, из 142 «подрывных инноваций», вычлененных за период 2001-2013 годов, 117 разработали и осуществили маленькие компании и стартапы, которые затем либо превращались в гигантов, либо покупались уже существующими лидерами отрасли. Singularity University (Университет сингулярности) в США в этом году опубликовал еще более интересные цифры. За период с начала века из 100 коммерчески наиболее успешных инноваций 87 были созданы маленькими компаниями либо стартапами. Причём более 60% из них терпели банкротства, стояли на пороге разорения и т.п. и реализовывали свои разработки лишь со второго или третьего раза.

Иными словами, при наличии эффективного инструмента анализа и прогнозирования перспективных технопакетов и замыкающих технологий вполне возможно приобретать значительные доли в компаниях, которым предстоит создать замыкающие технологии и фактически в значительной мере контролировать наиболее перспективные технопакеты. Если бы «Роснано» занялось скупкой «подрывных инноваций», цены бы ему не было.

Большая часть технологий развивается, как установил еще С. Лем и подтвердили последующие исследования, по законам, сходным с законами биологической эволюции. Однако есть исключения, своего рода «чёрные лебеди» технологий, появление которых приводит к кардинальным переменам и предсказать которые либо невозможно, либо крайне маловероятно. Известный российский мыслитель и автор фантастических романов А. Столяров назвал такие технологии «эдем-технологиями». Названием они обязаны тем, что появляются совершенно непредсказуемо, в каком-то смысле случайно, и кажутся не от мира сего.

Как уже отмечалось, появление таких технологий невозможно предсказать. Однако ещё в 60-е годы авиаконструктор и физик Роберто де Бартини совместно с философом, математиком и конструктором Побиском Кузнецовым решили изучить историю такого рода технологий. В результате работы, длившейся несколько лет, им удалось установить: все «эдем-технологии» когда-то были открыты, но использовались весьма неэффективно, чтобы не сказать — странно. Это позволило им разработать специальную методику поиска таких технологий среди всего массива уже совершённых открытий, изобретений, разработок. Самое удивительное, что эта методика оказалась никому не нужной и не была опубликована. Чтобы пояснить, о чём идёт речь, приведём лишь две выдержки из работ Р. Бартини—П. Кузнецова. Все хорошо знают, что первая промышленная революция началась с изобретения Дж. Уайтом паровой машины. Гораздо менее известно, хотя это и является непреложным, исторически подтверждённым фактом, что паровая турбина была изобретена в середине I века н.э. в Римской империи Героном Александрийским («вертушка Герона») и оказалась… никому не нужна. Её длительное время использовали как своеобразный сувенир, забавную игрушку. Хотя в ней реализовался не только принцип парового двигателя, но и принцип реактивного движения…

Второй пример — аборигены Америки не знали колеса. Империи ацтеков и инков обходились без него. Однако в поселениях инков археологи за последнее столетие нашли множество «колёсных» игрушек. То есть дети прекрасно играли в колёсные игрушки, а взрослые не приспособили колесо к повозке. Такие примеры из коллекции Р. Бартини и П. Кузнецова можно приводить страницами.

Наиболее мощный потенциал в качестве технологического оружия в рамках жёстких противоборств имеют так называемые «закрывающие» технологии. Впервые этот термин был введён в оборот в середине 90-х годов безвременно ушедшим оригинальным мыслителем С. Давитая.

Закрывающие технологии представляют собой технологические пакеты, позволяющие удовлетворить различного рода потребности на качественно более высоком уровне, чем это обеспечивают имеющиеся технопакеты, — как правило, с гораздо меньшими (иногда на порядки) затратами ресурсов, а также с блокировкой различного рода негативных последствий, свойственных традиционным технологиям.

Поскольку «закрывающие технологии» по характеру своему разрушительны для господствующего технологического уклада, то они никому, кроме конечных потребителей, будь то население или институциональные структуры, категорически не нужны. Они, по сути, обесценивают имеющийся капитал в самых различных его формах: начиная от оборудования и заканчивая профессиональными компетенциями. Более того, они обладают свойством резко менять конфигурацию политических связей и властных иерархий, силовых балансов и даже элитных взаимодействий. Они вносят дезорганизацию и сумятицу в сложившиеся табели о рангах: не только научные и производственные, но и социально-политические. Наконец, эти технологии, будучи реализованными, значительно увеличивают турбулентность в технико-производственных, финансово-экономических и социально-политических компонентах общества. Поэтому всё, что связано с закрывающими технологиями, как правило, долгое время категорически отторгается на всех уровнях социума: от научного сообщества до государственной бюрократии. В предельных случаях разработчики закрывающих технологий подвергаются не только травле или изоляции, но даже уничтожаются физически. И причиной тому не какие-то загадочные заговоры, а элементарные нужды самосохранения господствующих элит и логика развития техноценозов, финансовой и иных сфер.

В силу ряда обстоятельств Россия до сих пор располагает определённым набором «закрывающих технологий», в том числе — прошедших тщательные процедуры верификации. При этом наша страна не является монополистом в сфере «закрывающих технологий». Технопакеты, которые после проведения верификации на реальную результативность, воспроизводимость и тиражируемость могут быть отнесены к «закрывающим технологиям», имеются и во многих других странах мира. При этом если в России из-за неразвитости её высокотехнологичной сферы разработчики «закрывающих технологий» просто попадают в разряд «новых лишних людей», то в высокотехнологичных странах они подвергаются угрозам и преследованию. Это даёт высокие шансы для аккумуляции такого рода технологий именно в России, под государственной защитой.

Поскольку закрывающие технологии являются двойными технологиями в том смысле, что наряду со своим прямым назначением — удовлетворять какие-либо потребности — они являются мощным оружием нового поколения. Поэтому как сами эти технологии, так и методическая база работы с ними должны подвергаться процедурам засекречивания, а их авторы — находиться под государственной защитой. Кстати, значительная часть разработчиков верифицированных закрывающих технологий прекрасно понимает эти обстоятельства и сама выражает готовность работать либо полностью в государственных структурах, либо в структурах со значительным государственным влиянием.

В настоящее время имеются все необходимые предпосылки для того, чтобы оперативно развернуть работу по практическому использованию замыкающих, «эдем»- и закрывающих технологий для обеспечения в короткие (не исторические, а календарные) сроки при небольших по сравнению с возможными результатами затратах ресурсов решительного изменения в пользу России баланса сил и возможностей в технологической и иных сферах жёсткого конфликта с Западом.

ВЫВОДЫ

Неотвратимый характер стратегического противоборства Запада против России, «новое лицо» войны и используемых вооружений и полей боя, подвижность и нестабильность конфигурации союзов и коалиций, формирующихся относительно осевого противоборства, позволяют сделать несколько принципиальных выводов.
Первое. Ключевая задача Запада — это уничтожение российского субъекта стратегического действия в стадии его формирования. Она решается при помощи «операций на основе эффектов», которые предполагают деструкцию нынешнего политического руководства Российской Федерации. В этой связи системообразующей задачей является наличие устойчивого высшего политического ядра как несущей конструкции завершения формирования субъекта стратегического действия. Соответственно, во главу угла должно быть поставлено проведение комплекса мер по пресечению разнообразных и разнородных системных мероприятий по деструкции политического ядра.

Второе. Нельзя не учитывать, что жёсткий конфликт России с правящими элитами Запада происходит в исторически неблагоприятной для нашей страны ситуации. Наш противник обладает многочисленными качественными и количественными преимуществами по многим позициям. В то же время наши потенциальные союзники имеют собственные интересы, которые по различным финансово-экономическим и демографическим причинам интегрируют их в глобальную мирохозяйственную систему «финансизма». В этих условиях для России жизненно необходимо максимальное использование всех внутренних ресурсов, а также бережное отношение к уже сложившимся союзам и осуществление разнообразных мер по их укреплению, что должно подкрепляться поиском новых союзников на Западе и на Востоке, на Юге и на Севере.

Третье. В условиях превосходства Запада над Россией необходимой становится мобилизация всех имеющихся ресурсов на нужды развития страны и создания асимметричных средств сдерживания противника в ходе жёсткого противоборства. При этом, отдавая себе отчёт в неизбежных тяготах любого противоборства для населения страны, необходимо при проведении мер по всесторонней модернизации учитывать не клановые и элитные предпочтения, а интересы всех основных, в первую очередь активных и деятельных групп и слоев социума, открыть для них новые возможности и перспективы.

Четвёртое. Запад понимает, что нынешний конфликт с Россией носит не только и даже не столько экономический или политический, сколько ценностный характер. Речь идёт о выборе перспективы развития человечества. В этой ситуации на первый план выступают вопросы ценностной идентичности, ориентации на производство и творчество, а не на потребление и расхищение ресурсов. По сути, речь идёт о выборе, превосходящем даже цивилизационную идентичность. Люди различных систем ценностей сегодня имеются во всех цивилизациях. Соответственно, принадлежность к той или иной стране, группе стран и даже цивилизаций не является основанием для разделения на «своих» и «чужих». Поэтому на первый план выступают не вопросы формирования каких-то искусственных, придуманных идеологий или тем более юридических и нормативных предписаний, а скрупулёзное и коллективное определение ценностной идентичности всех тех, кто выступает за развитие, труд и в конечном счёте добро, против стагнации, потребления и индивидуалистического эгоизма.

http://dynacon.ru/content/articles/4224/