***

Посткапиталистический сектор, скорее всего, будет сосуществовать вместе с рыночным сектором еще многие десятилетия, но крупные перемены уже сейчас происходят. В них станут принимать участие рынок, государство и совместное производство за пределами рынка. Но для того, чтобы это случилось, весь «левый проект», от протестных групп до либеральных партий и мейнстримных социально-демократических, должен перестроиться. И в тот момент, когда люди смогут понять логику посткапиталистического перехода, подобные идеи больше не будут собственностью левых — они станут основой нового движения, для которого потребуются новые ярлыки.

Кто этого сможет добиться? Прежде левые утверждали, что рабочий класс. Джон Телуолл, радикальный журналист, более двухсот лет назад говорил тем, кто строил в Англии фабрики, что они создают новую и довольно опасную форму демократии: «Каждая крупная мануфактура и мастерская — это своего рода политическое общество, которое не способно заставить замолчать никакой акт парламента и которое не может распустить ни один магистрат».

Сегодня все общество — это фабрика. Мы все принимаем участие в создании и воссоздании институтов, норм и брендов. В то же самое время коммуникационные сети, которые необходимы для ежедневной работы и извлечения прибыли, переполняются общим недовольством и знанием. В настоящее время эту сеть нельзя «ни распустить, ни замолчать».

Да, правительство может закрыть Twitter или Facebook, даже весь интернет и целиком мобильные сети — что способно парализовать экономику. И они имеют возможность отслеживать и хранить каждый килобит информации, нами производимой. Но они не способны восстановить заново управляемое пропагандой, невежественное и иерархичное общество пятидесятилетней давности, если только они — как Северная Корея Китай или Иран — не откажутся от ключевых аспектов современной жизни.

Это, как говорил социолог Мануэль Кастельс, все равно что деэлектрифицировать страну. Создав миллионы включенных в сеть людей, инфокапитализм создал новый двигатель исторических перемен: человеческое существо - образованное и связанное с другими.

***

Это станет не просто переходом к новой модели экономики. Параллельно возникают еще задачи избавления мира от углеводородной зависимости, решения надвигающихся бюджетных и демографических проблем. Но речь идет об экономическом переходе, который запустили информационными перемены, потому что до сих пор он был на обочине. Вообще посткапитализм связан с новыми формами человеческого поведения, которые едва ли считаются уместными традиционной экономикой.

Каким же образом нам представить будущий переход? Единственная внятная параллель — заменить феодализм капитализмом, и благодаря работе генетиков, эпидемиологов и специалистов по статистике мы сейчас знаем о нем намного больше, чем пятьдесят лет назад, когда об этом переходе вели беседы лишь представители социальных наук.

Первое, что необходимо понять — различные режимы производства выстроены вокруг разных вещей. Феодализм как экономическая система строился на законах и обычаях по поводу «повинности», «обязательства». Капитализм был выстроен вокруг феномена полностью экономического: рынка. Если исходить из этого, можно предсказать, что посткапитализм станет не просто новой формой сложного рыночного общества. Но пока можно представить лишь очень примерные наброски того, каким он будет.

Я не ухожу от вопроса: уже сейчас можно набросать общие экономические параметры посткапиталистического общества, например, в 2075 году. Но если подобное общество строится не на экономике, а на освобождении человека, то в нем будут начинаться непредсказуемые в настоящий момент процессы.

К примеру, самым очевидным для Шекспира в 1600 году было то, что капитализм вызвал к жизни новые формы морали и поведения. По аналогии самая очевидная «экономическая» вещь для нового Шекспира в 2075 году будет полный переворот в гендерных отношениях, в области здоровья или сексуальности. Вероятно, там не будет даже драматургов как таковых: может измениться сама природа медиа как в елизаветинские времена, когда построили первые публичные театры.

Феодальная модель сельского хозяйства столкнулась вначале с экологическими ограничениями, а затем с большим внешним шоком — «Черной смертью». После этого произошел демографический шок: очень мало работников, которые могут обрабатывать землю, в результате чего их зарплаты увеличились, а старую систему повинностей стало трудно реализовать. Дефицит труда также привел к технологическим инновациям. Новые технологии, которые спровоцировали подъем торгового капитализма, стимулировали коммерцию (бухгалтерия и печать), рост товарного богатства (компас, горнорудное дело, быстрые корабли) и производительность (научный метод и математика).

Все это время присутствовала вещь, казалось бы, случайная для старой системы — кредит и деньги — но которая стала основой новой системы. При феодализме многие обычаи и законы основывались на игнорировании денег, а кредит на высшей стадии феодализма был греховным. Потому когда кредитование и деньги прорвались через ограничения и создали рыночную систему, это казалось революцией. А энергию новой системе дало открытие практически бесплатного и бесконечного источника богатства в Америке.

Сочетание этих факторов поставило группы людей, которые при феодализме маргинализировались — ученых, юристов, радикальных проповедников, ремесленников, гуманистов, богемных драматургов вроде Шекспира — во главе социальной трансформации. В ключевые моменты государство переключилось от торможения перемен к их стимулированию.

В настоящий момент капитализм разъедает информация. Большинство законов об информации оговаривают право корпораций держать ее у себя, право государств иметь к ней доступ, но равнодушны к правам граждан. Сейчас информационные технологии стали эквивалентом печатного станка и научного метода пятьсот лет назад, и они перетекают в другие технологии, от здравоохранения до генетики, от кино до сельского хозяйства, быстро снижая издержки.

Современный эквивалент долгой стагнации позднего феодализма — все откладываемый взлет третьей промышленной революции: вместо того, чтобы быстро автоматизировать труд, уничтожая таким образом само его существование, мы продолжаем создавать никчемные и низкооплачиваемые рабочие места. И многие экономики стагнируют.

Каким станет новый источник легкодоступного богатства? Это не совсем богатство: это «экстерналии» — бесплатные вещи и высокое благосостояние, которое генерирует сетевое взаимодействие. Это подъем нерыночного производства, распространение информации, которая никому не принадлежит, пиринговых сетей и предприятий без начальников.

Внешние шоки наших дней очевидны: климатические перемены, истощение запасов энергии, миграция и старение населения. Они меняют характер капитализма — из-за них он становится в долгосрочной перспективе недееспособным. Они пока еще не произвели эффекта, подобного «Черной смерти», но как мы видели в Новом Орлеане в 2005 году, чтобы уничтожить социальный порядок и инфраструктуру в финансово сложном и бедном обществе, не нужно бубонной чумы.

Если рассматривать глобальный переход подобным образом, нам нужен не рассчитанный на суперкомпьютере пятилетний план, а проект, цель которого — расширение сферы действия всех этих технологий, бизнес-моделей и моделей поведения, которые социализируют знание, рассеивают рыночные силы, устраняют потребность в труде и подталкивают экономику в сферу изобилия. Я называю это «Проектом Зеро», потому что он нацелен на энергетическую систему с нулевой опорой на углеводороды, на производство машин, продуктов и услуг с нулевыми предельными издержками и на снижение минимально необходимого рабочего времени по возможности до нуля.

Современные левые заняты оппонированием: они против антипрофсоюзных законов, против приватизации здравоохранения, против нефти  и сланцевого газа и так далее. Но сторонникам посткапитализма имеет смысл сосредоточиться на создании альтернатив внутри системы, на том, чтобы направлять движение к переходу, а не защищать случайно выбранные элементы старой системы.

***

В новом мире сила воображения окажется критически важной. В информационном обществе ни один спор, ни одна мысль и ни одна мечта не уйдут впустую, где бы они ни появились — в палаточном лагере, тюремной камере или в офисе стартапа.

Работа, проведенная на стадии разработки, позволяет снижать ошибки на стадии внедрения. И разработка посткапиталистического мира может быть модульной, как разработка софта. Разные люди могут работать над его созданием в разных местах, с разной скоростью и будучи относительно автономны друг от друга.

Главное противоречие сегодня — это между возможностью бесплатного изобилия товаров и информации и системой монополий, банков и правительств, которые стремятся к закрытости, дефициту и коммерциализации. Все сводится к борьбе между сетью и иерархией, между старыми формами общественной жизни, основанными на капитализме, и новыми формами, которые предопределяют, что будет дальше.

***

Утопия ли это — верить, что мы на краю нового эволюционного скачка за пределы капитализма? Мы живем в мире, где позволено заключать брак гомосексуалам, в котором контрацепция за 50 лет сделала среднюю женщину из рабочего класса более свободной, чем воображали самые главные вольнодумцы начала XX века. Почему же нам так трудно вообразить полную экономическую свободу?

Любой анализ человеческой истории должен допускать вероятность негативного исхода. Такой исход преследует нас в фильмах-катастрофах, в фильмах о зомби и о постапокалиптическом мире. Но почему бы нам не представить себе и картину идеальной жизни, основанной на изобилии информации, не встроенном в иерархию труде и на разрыве связи между трудом и зарплатой?

Миллионы людей начинают понимать, что им продали мечту, которая в реальности не осуществима. Они отвечают гневом — и отступают к национальным формам капитализма, которые лишь раздирают мир на части. Наблюдать за всем этим — от левых фракций в Греции, выступающих за выход из ЕС, до американских крайне правых изоляционистов, — это как видеть воочию кошмары, которые снились нам во время долгового кризиса 2008 года.

Сегодня нам нужны не просто утопические мечты и маленькие горизонтальные проекты. Нам нужен проект, основанный на разуме, доказательствах и проверяемых разработках, который встроится в ход истории и который сможет выдержать планета. И он должен начать работать.