«Все разговоры о демократии в США звучат как изощренное издевательство», — категорично заявил более полувека назад американский политолог Чарльз Миллс. С тех пор почти общим местом стало утверждение, что за демократическим фасадом скрывается настоящий иерархический небоскреб, на верхних этажах которого обитает ничтожно маленькая группка людей, которые и определяют американскую и глобальную политику. «РР» попытался разобраться, как попасть на верхние этажи этого здания и правда ли, что именно там скрываются от любопытных глаз тайные кукловоды мировой политики
«Экономическая и социальная власть крохотной группы членов высшего капиталистического класса, расположившихся на вершине общественной иерархии, распространилась далеко за пределы их собственного закрытого мирка. От их инвестиционных решений зависят судьбы миллионов рабочих мест, они же финансируют политические партии, наконец, им же, хозяевам большинства общедоступных медиа, принадлежит гигантская символическая власть над мышлением всех остальных классов. Элита всеми силами стремится к самовоспроизводству: активы, стиль жизни, ценности и социальные связи — все передается от одного поколения к другому» — автор этих строк, социолог Дэвид Гилберт, в отличие от Миллса, не относится к радикально левому направлению американской гуманитарной мысли. И тем не менее для него тоже очевидно: три ветви американской (а значит, и мировой) власти сегодня — это не законодательная, исполнительная и судебная, а экономическая, политическая и символическая. И все они сосредоточены в руках одной небольшой группы лиц.
Собственно, вот она — метафора единого мирового правительства. Конспирологи отличаются от академических исследователей только тем, что понимают ее буквально и постоянно ищут следы реально существующей структуры в тех или иных внешних проявлениях. Уже которое столетие подряд они обвиняют во всем масонов, с уставов которых была списана американская Конституция и чьи символы до сих пор красуются на долларовых купюрах.
А есть еще сионисты, мистики-суфии, якобы стоящие за арабскими шейхами, тайные общества вроде «Черепа и костей», которое объединяет студентов и выпускников Йельского университета. Между прочим, в последнем состояли и экс-президент Джордж Буш-младший, и его соперник по предвыборной гонке 2004 года Джон Керри. Или созданный в середине 50-х годов прошлого века Бильдербергский клуб, который благодаря полной информационной герметичности оброс таким количеством слухов, что стал едва ли не идеальным кандидатом на роль мировой закулисы…
Так существует ли в действительности организация, которая стоит за правителями, политиками и крупнейшими бизнесменами? Мы шаг за шагом отследили путь, который приходится пройти подлинным хозяевам Америки — а значит, в значительной степени и всего остального мира.
Ступень первая: «правильная» семья
Конституция США требует от кандидата в президенты немногого: чтобы ему было не меньше 35 лет, чтобы он родился в Штатах и прожил в стране не менее 14 лет. Но это формально. А реально шансы неизмеримо выше, если вам посчастливилось родиться в «правильной» семье — той, что уже застолбила за собой достойное место в американской политической элите (см. «Американские политические кланы»).
Все та же американская Конституция торжественно запрещает дарование каких-либо дворянских титулов, защищая тем самым республиканский дух нации. Однако кто-то из тамошних журналистов давно уже пустил в ход выражение «аристократия без монарха», и оно довольно точно характеризует американскую политическую систему, в которой действительно нет ни короля, ни императора, но нобилитет присутствует и играет весьма значительную роль. Американские «дворяне» — это те самые политические династии, кланы, статус которых определяется не так, как в старорежимной Европе, — древностью корней, а прежде всего экономическими успехами. Самые знатные здесь — самые богатые, и наоборот. По разным оценкам, главных политических семей в США сегодня насчитывается тридцать–сорок, еще около сотни — это их боковые и младшие ветви, а несколько сот других служат своего рода ближайшим кадровым резервом.
Итак, происхождение — это значимый политэкономический капитал для продвижения наверх, получаемый человеком при рождении и остающийся с ним до конца жизни. Но дело здесь не только и не столько в банальном блате, как можно было бы подумать, сколько в особенностях воспитания в американских аристократических семьях.
Тот же Чарльз Миллс, как истый марксист, испытывал к элите презрение, периодически переходившее в ненависть, но сквозь зубы не мог не признать, что своих детей, этих будущих хозяев жизни, она не только воспитывает в сознании собственного превосходства, но и держит в строгости, которая их ровесникам из низших слоев снилась разве что в кошмарных снах.
Свою роль, по-видимому, играет традиционная американская религиозность, преимущественно протестантская в интерпретации Кальвина: богатство воспринимается как благодать божья, которой человек должен соответствовать. Сама вера, возможно, и угасла, но уважительное отношение к деньгам и умение вести себя соответствующе сохранилось. «Если бы дело было только в богатстве, — пишут американские исследователи Уильям Томсон и Джозеф Хикей, — то торговец кокаином, победитель какой-нибудь лотереи, рок-звезда и член семьи Рокфеллеров входили бы в один и тот же круг. Но в реальности это, конечно, не так — а значит, деньги не единственное, что определяет социальный статус человека».
В этом секрет не только стойкости американских кланов, но и их способности воспроизводить качественную политическую элиту. Государство не особенно нуждается в дополнительном рекрутинге, поскольку политические семьи и так поставляют достаточное число качественных профессионалов. Как якобы сказал один из первых Рокфеллеров, «секрет сохранения власти — в способности родить много сыновей».
Но главное — при всем своем колоссальном влиянии ни один из американских политических кланов не претендует на то, чтобы единолично узурпировать власть. Влияние каждого в отдельности компенсируется многочисленностью остальных, которые всегда перевесят. Собственно, это и есть самая надежная гарантия от превращения неформальной аристократии в монархию. Не происходит приватизации государства, которое остается эффективным инструментом урегулирования междинастических отношений, находящимся, так сказать, в коллективной собственности элиты.
Здоровье политического организма обеспечивается также своего рода профилактическим «кровопусканием», когда из элиты постепенно вытесняются представители того или иного клана — как правило, слишком активно заявляющего о своих претензиях. Так, в последние двадцать–тридцать лет все меньше слышно о наследниках клана Кеннеди, а семья Бушей сама остудила президентские амбиции экс-губернатора Флориды Джеба Буша, сочтя, что это было бы слишком явным вызовом республиканскому духу страны.
Выбывающих мастодонтов заменяют молодые амбициозные политики, зачастую не связанные со старыми кланами родственными узами. Эти выскочки — не просто живое воплощение излюбленного американского концепта self-made man, но и дополнительный регулятор отношений между влиятельными семьями. И вовсе не случайно они зачастую забираются сразу в президентское кресло, поскольку только оттуда можно эффективно регулировать систему в целом. Некоторые так и уходят с политической сцены одиночками, другие же закладывают основу новых кланов, которые постепенно становятся органичной частью американской элиты. Так, по мнению американских аналитиков, на наших глазах происходит рождение династии Клинтонов, да и семья Буш вышла на политическую сцену каких-то тридцать-сорок лет назад.
Небывалую волну экспансии выскочек может стимулировать и бурное развитие новой технологической экономики. «Сотни лет первую скрипку в жизни общества играли дельцы, предприниматели и промышленники, — пишет известный политолог Роберт Патнэм. — Сегодня им на смену приходят “новые люди” — ученые, математики, экономисты, а главное, разработчики инновационных технологических решений».
Эти люди врываются в мир больших денег и государственной власти, не пройдя ступенька за ступенькой всю традиционную иерархическую лестницу. Их главный капитал — мозги. Они свободны от стандартов и стереотипов корпоративного поведения и, что важнее, не имеют устойчивой политической позиции — а значит, могут и расшатать лодку. Для традиционной американской элиты это, несомненно, серьезный вызов, но, возможно, как раз для сохранения ее же собственной жизнестойкости и необходимо немного свежей крови.
Ступень вторая: «правильное» образование
И тем не менее большинство выскочек не выскакивают ниоткуда. Пусть сами они и не являются выходцами из нескольких десятков самых влиятельных американских семейств, но зато учатся вместе с отпрысками этих «аристократов»: без нужного образования вход в храм планетарной власти практически заказан. А вот получить его может далеко не только наследник Джона Рокфеллера. Об этом свидетельствует пример Барака Обамы, который вырос в отнюдь не самой богатой и знатной семье. Но бабка с дедом вовремя догадались отдать подающего надежды мальчугана в престижную закрытую школу, благодаря чему он смог приобрести нужные связи и двинуться наверх по иерархической лестнице.
Останься он в обычной государственной школе — его шансы радикально снизились бы: по подсчетам американских социологов, численность выпускников государственных школ среди чиновников высокого ранга едва превышает 10%.
Конечно, США знали даже президентов-самоучек, но за всю более чем двухсотлетнюю историю их было всего шестеро, и последний, Гровер Кливленд, — более ста лет назад.
«Если тайные организации, стоящие за кулисами американской политики, действительно существуют, то охотнее всего я поверю, что их вожди заседают в ученых советах наших ведущих университетов», — написал в своей колонке для New York Times Томас Эдсалл. Действительно, достаточно посмотреть на список послевоенных американских президентов, чтобы убедиться, что из двенадцати ровно половина закончили университеты Лиги плюща — элитарного объединения старейших и наиболее престижных американских учебных заведений, расположенных на Восточном побережье страны (подробнее о «кузницах кадров» для президентов см. график).
«Двухпартийная система в США — это давно не противостояние республиканцев и демократов, а спор между Гарвардом и Йелем», — иронизирует другой американский журналист, Джошуа Сан-Торе. Действительно, Билл Клинтон, Джордж Буш-старший, Джеральд Форд окончили Йель, в то время как Барак Обама и Джон Кеннеди учились в Гарварде, а Буш-младший получил степени обоих.
Специалисты по элитам уверены, что обучение в престижных американских университетах не просто дает нужный общественный статус, но и представляет собой своеобразный обряд инициации, ведь в университетских аудиториях и кампусах происходит знакомство тех людей, которым предстоит вместе творить американскую политику — а значит, и современную историю.
Успеваемость, безусловно, важна, но большую роль играет и репутация среди однокашников. Тот же Буш-младший, не отличавшийся большими академическими достижениями, был капитаном йельской футбольной команды и заслужил статус неформального лидера своего университетского поколения. Или пресловутое общество «Череп и кости»: быть может, это и не тайная организация, наследующая масонам и ныне управляющая миром, но, безусловно, свою роль в формировании корпоративной идентичности членство в ней играет.
Такая структура образования постоянно становится объектом критики демократической общественности, поскольку шансы на то, что в престижный американский университет попадет подросток с рабочей окраины, крайне малы. 74% обучающихся там сегодня выросли в семьях, относящихся к четверти наиболее обеспеченных, и лишь 3% — выходцы из группы самых бедных.
И тем не менее реально существующее имущественное неравенство не стоит преувеличивать. Во-первых, в число 74% студентов из самых обеспеченных слоев американского населения входят не только представители пресловутых политэкономических кланов (в общей численности населения США их доля колеблется вокруг 1%, а тут речь о 25% самых обеспеченных семей), но и молодежь из среднего класса, правда, в основном из богатейшей его прослойки. Во-вторых, многие из отказывающихся от университетского образования бедняков делают этот выбор сами, предпочитая более быстрый заработок. Другие же, что характерно, учатся, как правило, на правительственные, корпоративные, а порой и внутриуниверситетские гранты, а отнюдь не на скромные средства своих семей.
Наконец, по признанию социологов, представители традиционной родовой элиты действительно лучше подготовлены к получению высшего образования, поскольку мотивированы к этому всем ходом предыдущей жизни. Это и понятно, ведь варианты практически исключены: маршрут к политическому олимпу давно прочерчен, и чем ближе цель, тем y`же дорога.
Ступень третья: «правильное» тайное общество
— Лучший способ заняться политикой для молодого человека — это начать работать на какого-нибудь крупного политика, например в конгрессе, может, даже на добровольной основе, или принять участие в предвыборной кампании, — рассказывает американский специалист по теории элит Томас Дай. — Глава администрации Барака Обамы Рам Эмануэль пришел из чикагской политики; Дэвид Аксельрод, руководивший предвыборным штабом нового президента, а ныне его старший советник, был политическим консультантом в Чикаго; оттуда пришел в большую политику и сам Барак Обама.
По сути, речь идет об окончательном приобщении к политическому классу, которое, собственно, зачастую и воспринимают как вступление в секретный клуб подлинных хозяев Америки. В качестве последних проводников в политический мир и служат старшие наставники, на которых поначалу трудится молодой выпускник.
Дальше идти нужно уже самому, но маршрут в целом известен, и почти наверняка он пройдет через один из многочисленных полузакрытых или вовсе секретных клубов, каждый из которых регулярно попадает под подозрение бдительных конспирологов. В одном они безусловно правы: все эти общества прямо или косвенно наследуют масонской традиции.
Слово «тайный» применительно к масонским ложам XVIII века означало не столько «секретный», сколько «автономный от государства»: они не столько скрывали свои ритуалы и идеи, сколько стремились к тому, чтобы их не контролировало всевидящее око правителя. В современной же Америке, где политик на время своей активной деятельности практически лишен частной жизни, приходится оберегать себя от беспрестанного внимания медиа и гражданского общества, создавая общества тайные. То есть не такие, где обсуждаются тайные планы, а такие, куда не проникают чужие глаза и уши.
Это могут быть закрытые партийные клубы или «мыслительные центры», think tanks, а могут — надпартийные и даже наднациональные структуры. Скажем, в 1916 году группа ученых и финансистов создала неправительственную структуру под названием «Совет по международным отношениям», который после Второй мировой войны приобрел такое влияние, что может создаться впечатление, будто каждый новый президент США проходил там своеобразное собеседование. Красноречивый пример — Рональд Рейган, который во время предвыборной кампании публично обещал избавиться от влияния «сомнительных элитарных структур», прямо намекая на Совет, а после прихода к власти назначил более пятидесяти его членов высокопоставленными сотрудниками собственной администрации.
Другой пример — пресловутый Бильдербергский клуб. Весной 1954 года его создали во имя разрешения тех противоречий, которые возникали между европейскими странами и США на фоне разрастания коммунистической угрозы. И, похоже, по сей день его члены откровенно обсуждают наиболее острые проблемы американо-европейских отношений. А спустя двадцать лет, в середине 70-х, по инициативе тогдашнего руководителя СМО Дэвида Рокфеллера была создана еще и Трехсторонняя комиссия, в которую помимо представителей США и европейских стран вошли также делегаты с Дальнего Востока. Ее встречи происходят чаще, и на них, по всей видимости, обсуждаются такие же актуальные проблемы, но уже Азиатско-Тихоокеанского региона.
Зачем в принципе нужны подобные организации, коль скоро есть вполне официальные структуры вроде ООН или НАТО, с одной стороны, и возможность провести абсолютно закрытые переговоры — с другой? Преимущество таких клубных структур перед официальными переговорами в том, что их участники всегда выступают как частные лица и, соответственно, освобождены от необходимости соблюдать те условности, которые диктуют должностное положение или политический имидж.
Но главное — по всем признакам это действительно полноценные клубы, родственные тем самым общим университетским сборищам, которые на определенном этапе являются важной частью жизни будущей элиты. Даже отдыхают самые влиятельные мужи мира по-студенчески — разгульно и весело, только редко: скажем, в калифорнийском местечке под названием Богемская Роща раз в год, в июле, проходит, пожалуй, самая закрытая вечеринка в мире с полуязыческими сексуальными оргиями, о которых стало известно благодаря чудом пронесенной в начале нулевых скрытой камере.
Суть такого клуба в идентификации «свой — чужой», после прохождения которой можно не соглашаться, спорить, конфликтовать, при этом всегда оставаясь в рамках одних и тех же ценностей. А ценности эти, с одной стороны, общеамериканские, с другой — завязанные на элитарное самосознание.
Что конкретно происходит в этих закрытых клубах, сказать трудно, но вряд ли там принимаются конкретные решения, скорее, формируется согласованное мнение по ключевым вопросам мировой повестки.
Понимают ли простые американцы, что уже давно играют всего лишь роль массовки в грандиозном политическом спектакле? Почему не идут в крестовый поход против своекорыстной элиты, к которому не одно десятилетие призывают левые американские философы и публицисты? По всей вероятности, ответ содержится в высказывании автора нашумевшей книги «Конец идеологии» Дэниела Белла, который заметил, что «даже если американская политика действительно определяется элитой, приходится признать, что она вполне созидательна».
Да, среднестатистический американец взахлеб читает книги про то, как Рокфеллеры, Кеннеди и Буши обманывают его и ведут свои закулисные игры, но в глубине души он, похоже, не сомневается, что точно такие же книги, только про евреев, арабов и китайцев, читают, запершись в своих кабинетах, американские олигархи. Это и называется «общий менталитет».
http://expert.ru/russian_reporter/2012/44/mir-zakulisami/
«Экономическая и социальная власть крохотной группы членов высшего капиталистического класса, расположившихся на вершине общественной иерархии, распространилась далеко за пределы их собственного закрытого мирка. От их инвестиционных решений зависят судьбы миллионов рабочих мест, они же финансируют политические партии, наконец, им же, хозяевам большинства общедоступных медиа, принадлежит гигантская символическая власть над мышлением всех остальных классов. Элита всеми силами стремится к самовоспроизводству: активы, стиль жизни, ценности и социальные связи — все передается от одного поколения к другому» — автор этих строк, социолог Дэвид Гилберт, в отличие от Миллса, не относится к радикально левому направлению американской гуманитарной мысли. И тем не менее для него тоже очевидно: три ветви американской (а значит, и мировой) власти сегодня — это не законодательная, исполнительная и судебная, а экономическая, политическая и символическая. И все они сосредоточены в руках одной небольшой группы лиц.
Собственно, вот она — метафора единого мирового правительства. Конспирологи отличаются от академических исследователей только тем, что понимают ее буквально и постоянно ищут следы реально существующей структуры в тех или иных внешних проявлениях. Уже которое столетие подряд они обвиняют во всем масонов, с уставов которых была списана американская Конституция и чьи символы до сих пор красуются на долларовых купюрах.
А есть еще сионисты, мистики-суфии, якобы стоящие за арабскими шейхами, тайные общества вроде «Черепа и костей», которое объединяет студентов и выпускников Йельского университета. Между прочим, в последнем состояли и экс-президент Джордж Буш-младший, и его соперник по предвыборной гонке 2004 года Джон Керри. Или созданный в середине 50-х годов прошлого века Бильдербергский клуб, который благодаря полной информационной герметичности оброс таким количеством слухов, что стал едва ли не идеальным кандидатом на роль мировой закулисы…
Так существует ли в действительности организация, которая стоит за правителями, политиками и крупнейшими бизнесменами? Мы шаг за шагом отследили путь, который приходится пройти подлинным хозяевам Америки — а значит, в значительной степени и всего остального мира.
Ступень первая: «правильная» семья
Конституция США требует от кандидата в президенты немногого: чтобы ему было не меньше 35 лет, чтобы он родился в Штатах и прожил в стране не менее 14 лет. Но это формально. А реально шансы неизмеримо выше, если вам посчастливилось родиться в «правильной» семье — той, что уже застолбила за собой достойное место в американской политической элите (см. «Американские политические кланы»).
Все та же американская Конституция торжественно запрещает дарование каких-либо дворянских титулов, защищая тем самым республиканский дух нации. Однако кто-то из тамошних журналистов давно уже пустил в ход выражение «аристократия без монарха», и оно довольно точно характеризует американскую политическую систему, в которой действительно нет ни короля, ни императора, но нобилитет присутствует и играет весьма значительную роль. Американские «дворяне» — это те самые политические династии, кланы, статус которых определяется не так, как в старорежимной Европе, — древностью корней, а прежде всего экономическими успехами. Самые знатные здесь — самые богатые, и наоборот. По разным оценкам, главных политических семей в США сегодня насчитывается тридцать–сорок, еще около сотни — это их боковые и младшие ветви, а несколько сот других служат своего рода ближайшим кадровым резервом.
Итак, происхождение — это значимый политэкономический капитал для продвижения наверх, получаемый человеком при рождении и остающийся с ним до конца жизни. Но дело здесь не только и не столько в банальном блате, как можно было бы подумать, сколько в особенностях воспитания в американских аристократических семьях.
Тот же Чарльз Миллс, как истый марксист, испытывал к элите презрение, периодически переходившее в ненависть, но сквозь зубы не мог не признать, что своих детей, этих будущих хозяев жизни, она не только воспитывает в сознании собственного превосходства, но и держит в строгости, которая их ровесникам из низших слоев снилась разве что в кошмарных снах.
Свою роль, по-видимому, играет традиционная американская религиозность, преимущественно протестантская в интерпретации Кальвина: богатство воспринимается как благодать божья, которой человек должен соответствовать. Сама вера, возможно, и угасла, но уважительное отношение к деньгам и умение вести себя соответствующе сохранилось. «Если бы дело было только в богатстве, — пишут американские исследователи Уильям Томсон и Джозеф Хикей, — то торговец кокаином, победитель какой-нибудь лотереи, рок-звезда и член семьи Рокфеллеров входили бы в один и тот же круг. Но в реальности это, конечно, не так — а значит, деньги не единственное, что определяет социальный статус человека».
В этом секрет не только стойкости американских кланов, но и их способности воспроизводить качественную политическую элиту. Государство не особенно нуждается в дополнительном рекрутинге, поскольку политические семьи и так поставляют достаточное число качественных профессионалов. Как якобы сказал один из первых Рокфеллеров, «секрет сохранения власти — в способности родить много сыновей».
Но главное — при всем своем колоссальном влиянии ни один из американских политических кланов не претендует на то, чтобы единолично узурпировать власть. Влияние каждого в отдельности компенсируется многочисленностью остальных, которые всегда перевесят. Собственно, это и есть самая надежная гарантия от превращения неформальной аристократии в монархию. Не происходит приватизации государства, которое остается эффективным инструментом урегулирования междинастических отношений, находящимся, так сказать, в коллективной собственности элиты.
Здоровье политического организма обеспечивается также своего рода профилактическим «кровопусканием», когда из элиты постепенно вытесняются представители того или иного клана — как правило, слишком активно заявляющего о своих претензиях. Так, в последние двадцать–тридцать лет все меньше слышно о наследниках клана Кеннеди, а семья Бушей сама остудила президентские амбиции экс-губернатора Флориды Джеба Буша, сочтя, что это было бы слишком явным вызовом республиканскому духу страны.
Выбывающих мастодонтов заменяют молодые амбициозные политики, зачастую не связанные со старыми кланами родственными узами. Эти выскочки — не просто живое воплощение излюбленного американского концепта self-made man, но и дополнительный регулятор отношений между влиятельными семьями. И вовсе не случайно они зачастую забираются сразу в президентское кресло, поскольку только оттуда можно эффективно регулировать систему в целом. Некоторые так и уходят с политической сцены одиночками, другие же закладывают основу новых кланов, которые постепенно становятся органичной частью американской элиты. Так, по мнению американских аналитиков, на наших глазах происходит рождение династии Клинтонов, да и семья Буш вышла на политическую сцену каких-то тридцать-сорок лет назад.
Небывалую волну экспансии выскочек может стимулировать и бурное развитие новой технологической экономики. «Сотни лет первую скрипку в жизни общества играли дельцы, предприниматели и промышленники, — пишет известный политолог Роберт Патнэм. — Сегодня им на смену приходят “новые люди” — ученые, математики, экономисты, а главное, разработчики инновационных технологических решений».
Эти люди врываются в мир больших денег и государственной власти, не пройдя ступенька за ступенькой всю традиционную иерархическую лестницу. Их главный капитал — мозги. Они свободны от стандартов и стереотипов корпоративного поведения и, что важнее, не имеют устойчивой политической позиции — а значит, могут и расшатать лодку. Для традиционной американской элиты это, несомненно, серьезный вызов, но, возможно, как раз для сохранения ее же собственной жизнестойкости и необходимо немного свежей крови.
Ступень вторая: «правильное» образование
И тем не менее большинство выскочек не выскакивают ниоткуда. Пусть сами они и не являются выходцами из нескольких десятков самых влиятельных американских семейств, но зато учатся вместе с отпрысками этих «аристократов»: без нужного образования вход в храм планетарной власти практически заказан. А вот получить его может далеко не только наследник Джона Рокфеллера. Об этом свидетельствует пример Барака Обамы, который вырос в отнюдь не самой богатой и знатной семье. Но бабка с дедом вовремя догадались отдать подающего надежды мальчугана в престижную закрытую школу, благодаря чему он смог приобрести нужные связи и двинуться наверх по иерархической лестнице.
Останься он в обычной государственной школе — его шансы радикально снизились бы: по подсчетам американских социологов, численность выпускников государственных школ среди чиновников высокого ранга едва превышает 10%.
Конечно, США знали даже президентов-самоучек, но за всю более чем двухсотлетнюю историю их было всего шестеро, и последний, Гровер Кливленд, — более ста лет назад.
«Если тайные организации, стоящие за кулисами американской политики, действительно существуют, то охотнее всего я поверю, что их вожди заседают в ученых советах наших ведущих университетов», — написал в своей колонке для New York Times Томас Эдсалл. Действительно, достаточно посмотреть на список послевоенных американских президентов, чтобы убедиться, что из двенадцати ровно половина закончили университеты Лиги плюща — элитарного объединения старейших и наиболее престижных американских учебных заведений, расположенных на Восточном побережье страны (подробнее о «кузницах кадров» для президентов см. график).
«Двухпартийная система в США — это давно не противостояние республиканцев и демократов, а спор между Гарвардом и Йелем», — иронизирует другой американский журналист, Джошуа Сан-Торе. Действительно, Билл Клинтон, Джордж Буш-старший, Джеральд Форд окончили Йель, в то время как Барак Обама и Джон Кеннеди учились в Гарварде, а Буш-младший получил степени обоих.
Специалисты по элитам уверены, что обучение в престижных американских университетах не просто дает нужный общественный статус, но и представляет собой своеобразный обряд инициации, ведь в университетских аудиториях и кампусах происходит знакомство тех людей, которым предстоит вместе творить американскую политику — а значит, и современную историю.
Успеваемость, безусловно, важна, но большую роль играет и репутация среди однокашников. Тот же Буш-младший, не отличавшийся большими академическими достижениями, был капитаном йельской футбольной команды и заслужил статус неформального лидера своего университетского поколения. Или пресловутое общество «Череп и кости»: быть может, это и не тайная организация, наследующая масонам и ныне управляющая миром, но, безусловно, свою роль в формировании корпоративной идентичности членство в ней играет.
Такая структура образования постоянно становится объектом критики демократической общественности, поскольку шансы на то, что в престижный американский университет попадет подросток с рабочей окраины, крайне малы. 74% обучающихся там сегодня выросли в семьях, относящихся к четверти наиболее обеспеченных, и лишь 3% — выходцы из группы самых бедных.
И тем не менее реально существующее имущественное неравенство не стоит преувеличивать. Во-первых, в число 74% студентов из самых обеспеченных слоев американского населения входят не только представители пресловутых политэкономических кланов (в общей численности населения США их доля колеблется вокруг 1%, а тут речь о 25% самых обеспеченных семей), но и молодежь из среднего класса, правда, в основном из богатейшей его прослойки. Во-вторых, многие из отказывающихся от университетского образования бедняков делают этот выбор сами, предпочитая более быстрый заработок. Другие же, что характерно, учатся, как правило, на правительственные, корпоративные, а порой и внутриуниверситетские гранты, а отнюдь не на скромные средства своих семей.
Наконец, по признанию социологов, представители традиционной родовой элиты действительно лучше подготовлены к получению высшего образования, поскольку мотивированы к этому всем ходом предыдущей жизни. Это и понятно, ведь варианты практически исключены: маршрут к политическому олимпу давно прочерчен, и чем ближе цель, тем y`же дорога.
Ступень третья: «правильное» тайное общество
— Лучший способ заняться политикой для молодого человека — это начать работать на какого-нибудь крупного политика, например в конгрессе, может, даже на добровольной основе, или принять участие в предвыборной кампании, — рассказывает американский специалист по теории элит Томас Дай. — Глава администрации Барака Обамы Рам Эмануэль пришел из чикагской политики; Дэвид Аксельрод, руководивший предвыборным штабом нового президента, а ныне его старший советник, был политическим консультантом в Чикаго; оттуда пришел в большую политику и сам Барак Обама.
По сути, речь идет об окончательном приобщении к политическому классу, которое, собственно, зачастую и воспринимают как вступление в секретный клуб подлинных хозяев Америки. В качестве последних проводников в политический мир и служат старшие наставники, на которых поначалу трудится молодой выпускник.
Дальше идти нужно уже самому, но маршрут в целом известен, и почти наверняка он пройдет через один из многочисленных полузакрытых или вовсе секретных клубов, каждый из которых регулярно попадает под подозрение бдительных конспирологов. В одном они безусловно правы: все эти общества прямо или косвенно наследуют масонской традиции.
Слово «тайный» применительно к масонским ложам XVIII века означало не столько «секретный», сколько «автономный от государства»: они не столько скрывали свои ритуалы и идеи, сколько стремились к тому, чтобы их не контролировало всевидящее око правителя. В современной же Америке, где политик на время своей активной деятельности практически лишен частной жизни, приходится оберегать себя от беспрестанного внимания медиа и гражданского общества, создавая общества тайные. То есть не такие, где обсуждаются тайные планы, а такие, куда не проникают чужие глаза и уши.
Это могут быть закрытые партийные клубы или «мыслительные центры», think tanks, а могут — надпартийные и даже наднациональные структуры. Скажем, в 1916 году группа ученых и финансистов создала неправительственную структуру под названием «Совет по международным отношениям», который после Второй мировой войны приобрел такое влияние, что может создаться впечатление, будто каждый новый президент США проходил там своеобразное собеседование. Красноречивый пример — Рональд Рейган, который во время предвыборной кампании публично обещал избавиться от влияния «сомнительных элитарных структур», прямо намекая на Совет, а после прихода к власти назначил более пятидесяти его членов высокопоставленными сотрудниками собственной администрации.
Другой пример — пресловутый Бильдербергский клуб. Весной 1954 года его создали во имя разрешения тех противоречий, которые возникали между европейскими странами и США на фоне разрастания коммунистической угрозы. И, похоже, по сей день его члены откровенно обсуждают наиболее острые проблемы американо-европейских отношений. А спустя двадцать лет, в середине 70-х, по инициативе тогдашнего руководителя СМО Дэвида Рокфеллера была создана еще и Трехсторонняя комиссия, в которую помимо представителей США и европейских стран вошли также делегаты с Дальнего Востока. Ее встречи происходят чаще, и на них, по всей видимости, обсуждаются такие же актуальные проблемы, но уже Азиатско-Тихоокеанского региона.
Зачем в принципе нужны подобные организации, коль скоро есть вполне официальные структуры вроде ООН или НАТО, с одной стороны, и возможность провести абсолютно закрытые переговоры — с другой? Преимущество таких клубных структур перед официальными переговорами в том, что их участники всегда выступают как частные лица и, соответственно, освобождены от необходимости соблюдать те условности, которые диктуют должностное положение или политический имидж.
Но главное — по всем признакам это действительно полноценные клубы, родственные тем самым общим университетским сборищам, которые на определенном этапе являются важной частью жизни будущей элиты. Даже отдыхают самые влиятельные мужи мира по-студенчески — разгульно и весело, только редко: скажем, в калифорнийском местечке под названием Богемская Роща раз в год, в июле, проходит, пожалуй, самая закрытая вечеринка в мире с полуязыческими сексуальными оргиями, о которых стало известно благодаря чудом пронесенной в начале нулевых скрытой камере.
Суть такого клуба в идентификации «свой — чужой», после прохождения которой можно не соглашаться, спорить, конфликтовать, при этом всегда оставаясь в рамках одних и тех же ценностей. А ценности эти, с одной стороны, общеамериканские, с другой — завязанные на элитарное самосознание.
Что конкретно происходит в этих закрытых клубах, сказать трудно, но вряд ли там принимаются конкретные решения, скорее, формируется согласованное мнение по ключевым вопросам мировой повестки.
Понимают ли простые американцы, что уже давно играют всего лишь роль массовки в грандиозном политическом спектакле? Почему не идут в крестовый поход против своекорыстной элиты, к которому не одно десятилетие призывают левые американские философы и публицисты? По всей вероятности, ответ содержится в высказывании автора нашумевшей книги «Конец идеологии» Дэниела Белла, который заметил, что «даже если американская политика действительно определяется элитой, приходится признать, что она вполне созидательна».
Да, среднестатистический американец взахлеб читает книги про то, как Рокфеллеры, Кеннеди и Буши обманывают его и ведут свои закулисные игры, но в глубине души он, похоже, не сомневается, что точно такие же книги, только про евреев, арабов и китайцев, читают, запершись в своих кабинетах, американские олигархи. Это и называется «общий менталитет».
http://expert.ru/russian_reporter/2012/44/mir-zakulisami/
Комментарии (0)