Алексей Фененко К.и.н, в.н.с. Института проблем международной безопасности РАН, эксперт РСМД
Прогноз 2013-2020
В российско-американских отношениях существует интересная закономерность. Лидеры России и США каждые пять-шесть лет торжественно объявляют об окончании «холодной войны». Спустя несколько лет стороны — Москва и Вашингтон — оказывались, однако, в состоянии нового военно-политического кризиса. Российские и американские представители опять начинали переговоры о контроле над вооружениями и партнерстве, после чего цикл сближения / расхождения повторялся заново.
Неудача всех предшествующих попыток российско-американского сближения позволяет сделать два вывода. Первый: проблемы в двусторонних отношениях вызваны не злой волей лидеров России и США, а более глубинными причинами. Второй: высокий уровень конфликтности в российско-американском взаимодействии обусловлен не столько наследием холодной войны, сколько наличием системных противоречий. Возникают вопросы: что определяет конфликтность российско-американских отношений и можно ли прогнозировать, а в идеале и корректировать, циклы роста /снижения взаимной напряженности на среднесрочную перспективу до 2020 г.?
1. Эволюция российско-американских отношений
Такая закономерность не случайна. Материально-техническая основа российско-американских отношений почти не изменилась со времен холодной войны. Взаимодействие России и США, как в прошлом отношения СССР и США, строятся на базе взаимного ядерного сдерживания и логике взаимно гарантированного уничтожения. Развитие экономических связей до недавнего времени было блокировано «поправкой Джексона–Веника» 1974 г. и малым объемом внешней торговли. Такая система неизбежно воспроизводит логику военно-политической конфронтации в двусторонних отношениях.
Цикличный характер был присущ советско-американским отношениям после 1945 г. В них отчетливо прослеживаются периоды, когда Москва и Вашингтон пытались вести диалог в стратегической сфере, свертывали переговорный процесс, балансировали на грани военно-политической конфронтации и снова пытались начать диалог. Эту логику унаследовали и российско-американские отношения. Недолгие периоды «сближения» России и США были связаны с диалогом в стратегической сфере; периоды «расхождения» — с невозможностью договориться о правилах ревизии стратегической стабильности.
Первая попытка российско-американского сближения охватывала период 1991–1993 гг. После распада Советского Союза российское руководство во главе с Б. Н. Ельциным (1991–1999) хотело добиться:
• признания России в границах РСФСР 1991 г.;
• вывоза ядерного оружия (ЯО) с территории республик бывшего СССР;
• получения международного признания в борьбе с Верховным советом.
Фото: ИТАР-ТАСС
1 февраля 1992 года, Кэмп-Дэвид,
совместная пресс-конференция Джорджа
Буша-старшего и Бориса Ельцина
В рамках Кэмп-Дэвидской декларации (3 февраля 1993 г.) президенты Б. Н. Ельцин и Дж. Буш-старший заявили о намерении построить «союз новых партнеров». В Вашингтонской хартии (17 июня 1992 г.) фиксировалось намерение сторон построить «общую систему безопасности от Ванкувера до Владивостока». Но США были готовы поддержать Б. Н. Ельцина только при условии глубокого сокращения советского военного (прежде всего, ядерного) потенциала. Поэтому после решения трех ситуативных задач в двусторонних отношениях начал накапливаться конфликтный потенциал . «Малая конфронтация» России и США конца 1990-х годов стала закономерным результатом взаимного разочарования сторон друг в друге. Соединенные Штаты поддержали Б. Н. Ельцина в его противостоянии с Верховным Советом (1993) и КПРФ (1996). Отказ Б. Н. Ельцина от продолжения сокращения вооружений был воспринят в Вашингтоне как нарушение негласных условий «сделки» начала 1990-х годов.
За действиями США Москва видела попытку произвести революцию в системе мирового управления: снизить роль ООН за счет возвышения тандема «Большая семерка—НАТО». Под воздействием этих факторов российские стратегические ядерные силы (СЯС) стали рассматриваться как гарантия безопасности России от потенциально враждебных действий со стороны Соединенных Штатов.
Вторая попытка сближения охватывала период 2001–2003 гг. В его основе лежала необходимость предотвратить коллапс системы контроля над вооружениями. Такая угроза стала реальностью после отказа России ратифицировать Договор СНВ-2 [1] и объявления администрацией У. Клинтона о намерении выйти из Договора по ПРО. Психологическим фоном для переговоров стало взаимодействие сторон в рамках антитеррористической операции в Афганистане на рубеже 2001–2002 гг.
Москва согласилась с выходом США из Договора по ПРО и запустила совместные с НАТО программы по развитию систем ПВО и ПРО ТВД. Администрация Дж. Буша-младшего со своей стороны подписала с Россией Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) (2002 г.) и Московскую декларацию о стратегическом партнерстве, в соответствии с которой обязались консультироваться Москвой по всем вопросам развертывания систем ПРО.
Фото: Мюнхенская речь Владимира Путина,
10 февраля 2007
Но провозглашенная администрацией Дж. Буша-младшего стратегия «односторонних действий» вызывала опасения в Москве. В российско-американских отношениях нарастала конфронтация. В Мюнхенской речи 10 февраля 2007 г. президент В. В. Путин заявил, что в случае развертывания «третьего позиционного района ПРО» и продолжения расширения НАТО на Восток Москва может принять ответные меры военного характера. Последующие полтора года между сторонами шла «встречная эскалация по проблемам ПРО и ДОВСЕ. «Пятидневная война» вокруг Южной Осетии (август 2008 г.) с вовлеченностью в нее России и США стала финалом «малой» конфронтации конца 2000-х годов.
Третья попытка сближения охватывает так называемый период «Перезагрузки» 2009–2011 гг. В ее основе лежали объективные причины: (1) опасность коллапса режима контроля над вооружениями, (2) необходимость снижения угрозы военного столкновения России и США и (3) стремление администрации Барака Обамы выяснить, на каких условиях Москва готова к крупному сокращению стратегического потенциала.
На протяжении первых полутора лет политика «Перезагрузки» была относительно успешной. России и США удалось заключить Договор СНВ-3 (Пражский договор) и ввести в действие «Соглашение о сотрудничестве в сфере мирного использования атомной энергии» («Соглашение 1, 2, 3»). Стороны расширили сотрудничество по Афганистану — вплоть до создания в Ульяновске транспортно-логистического центра для транзита натовских грузов. США приостановили процесс расширения НАТО на постсоветское пространство и развертывание «третьего позиционного района» ПРО на территории Польши и Чехии. Москва стала взаимодействовать с США по вопросам ядерной программы Ирана, а Вашингтон снизил степень американского вмешательства во внутриполитические процессы в странах СНГ, прежде всего на Украине.
Фото: REUTERS / POOL New
Никита Мендкович: Афганский транзит и
интересы России
Но к середине 2010 г. в политике «Перезагрузки» наметились проблемы. У сторон возникли разногласия по трактовке преамбулы Договора СНВ-3, которая фиксировала взаимосвязь переговоров по ПРО/СНВ. Россия разработала проект дополнительного протокола к СНВ-3, касающийся ПРО. Белый дом предложил Москве подписать декларацию о сотрудничестве в сфере ПРО. Но за минувшие 15 лет Россия и США подписали как минимум пять подобных деклараций, которые выполнены не были. На Вашингтонском саммите 24 июня 2010 г. соглашения по ПРО достигнуто не было.
Президенты Б. Обама и Д. А. Медведев ограничились совместным заявлением о намерении сотрудничать в области наблюдения запусками баллистических ракет. В последующие полтора года разрешить проблему ПРО стороны не смогли. На Лиссабонском саммите НАТО 20 ноября 2010 г. Россия и страны альянса договорились искать компромисс в рамках проекта ЕвроПРО. Но 9 января 2011 г.
Совет НАТО принял решение, что система ЕвроПРО альянса будет развертываться отдельно от России. Переговоры Совета Россия—НАТО в Сочи (4 июля 2011 г.) не завершились успехом. Провал переговоров по ПРО накануне Чикагского саммита НАТО (май 2012 г.) означал, что поиск компромисса отложен не неопределенный срок.
Параллельно на протяжении 2011–2012 гг. в российско-американских отношениях назревал комплекс противоречий, вызванный:
• отказом России начать переговоры по сокращению тактического ядерного оружия (ТЯО) в Европе;
• недовольством российской стороны операцией НАТО в Ливии;
• расхождением позиций Москвы и Вашингтона по Сирии;
• активизацией с осени 2011 г. политики США в Центральной Азии;
• обострением гуманитарных проблем вроде «дела Магницкого» и «дела Бута».
На официальном уровне Кремль и Белый дом отрицали факт наличия кризиса. Но после демонстративно негативного отношения администрации Б. Обамы к итогам парламентских и президентских выборов в России игнорировать взаимное непонимание стало невозможно. На очереди может оказаться новый виток обновления стратегических потенциалов, который почти всегда сопровождался обострением отношений.
2. Глобальные тенденции развития российско-американских отношений
Высокий уровень конфликтности в российско-американском взаимодействии обусловлен не столько наследием холодной войны, сколько наличием системных противоречий.
На период до 2020 г. общая среда российско-американских отношений будет оставаться конфликтной. Наиболее серьезные проблемы сосредоточены в области стратегической стабильности и связанной с ней проблематикой нераспространения ядерного оружия. Менее значимыми (но не менее конфликтными) будут международно-правовые и энергетические проблемы. Ситуация осложняется тем, что у России и США нет комплекса стабилизирующих экономических связей, как, например, в американо-китайских отношениях. Единственным стабилизирующем фактором российско-американских отношений остается система военно-стратегического паритета. Его поддержание требует, однако, модернизации российского ракетно-ядерного потенциала, что неизбежно создаст новые конфликтные узлы во взаимоотношениях Москвы и Вашингтона.
2.1. Проблема стратегической стабильности
Ключевой проблемой российско-американских отношений остается сохранение стратегической стабильности. Еще в конце 1980-х годов в США возник пласт экспертной литературы о том, что холодная война закончилась не блестяще: советский военный потенциал не был демонтирован по образцу Германии и Японии после Второй мировой войны. Снижение российского военного (особенно, ядерного) потенциала рассматривается как приоритетная задача политики национальной безопасности США.
Россия со своей стороны не стремилась радикально сокращать свой стратегический потенциал. Российская элита рассматривает военный (прежде всего ядерный) потенциал как гарантию от возможных враждебных действий Вашингтона. Для американской стороны стратегическая стабильность традиционно была связана с определением параметров развития стратегических ядерных сил. Основы концепции стратегической стабильности сформулировал в 1977 г. Видный американский эксперт в сфере контроля над вооружениями Пол Нитце. В своем меморандуме для Министерства обороны США он отмечал, что создание СССР нового класса межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН) подрывает стабильность в стратегической сфере.
Фото: Государственный департамент США
Встреча Джеймса Бейкера и Эдуарда
Шеварнадзе в Вайоминге, сентябрь 1989
Для ее сохранения Нитце советовал, во-первых, уделить на переговорах особое внимание тяжелым МБР и, во-вторых, исключить из переговоров крылатые ракеты как средство компенсации советского превосходства в МБР. С 1981 года администрация Рональда Рейгана предлагала СССР концепцию стратегической стабильности П. Нитце в качестве основы для переговоров.
В российской трактовке «стратегической стабильность» выступает набором условий, снижающих риск начала ядерной войны. До середины 1980-х годов советское руководство критиковало стратегическую стабильность как «буржуазную теорию». В Кремле опасались, что посредством сокращения тяжелых МБР с РГЧ ИН США хотят добиться односторонних преимуществ. Но в конце 1980-х годов ситуация изменилась.
Руководство СССР во главе с М. С. Горбачевым (1985–1991) стремилось удержать Вашингтон в режиме стратегического диалога. На встрече в Вайоминге 22–23 сентября 1989 г. министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе и госсекретарь США Дж. Бейкер выработали четыре принципа переговоров по контролю над вооружениями:
• разделить переговоры по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям (т.е. по ПРи СНВ);
• уделить повышенное внимания проблеме сокращения тяжелых МБР (МБР с РГЧ ИН) как дестабилизирующего» вида СНВ;
• допустить наличие «возвратного потенциала» (сокращение посредством не уничтожения, а складирования боеголовок);
• исключить крылатые ракеты (т.е. неядерное высокоточное оружие) из переговорного процесса.
Логика Вайомингского компромисса легла в основу российско-американских договоров СНВ-1 (1991), СНВ-2 (1993) и СНП (2002). В 2009 г. ситуация изменилась. Дважды — в Хельсинки (20 апреля 2009 г.) и Амстердаме (20 июня 2009 г) — президент РФ Д. А. Медведев заявил, что Россия будет вести переговоры по СНВ только при условии пересмотра Вайомингского компромисса. Подписанный 8 апреля 2010 г. Договор СНВ-3 (Пражский договор) не только предусматривал снижение потолков СЯС до 1550 блоков у каждой из сторон, но и фиксировал новые правила стратегического диалога:
• cохранение права России и США на наличие «возвратного потенциала»;
• учет проблемы ПРО в структуре стратегического баланса;
• исключение из переговорного процесса неядерного высокоточного оружия;
• отсутствие лимитов на РГЧ ИН;
• отказ от приоритетности переговоров по сокращению тяжелых МБР;
• ослабление системы взаимных инспекций.
Центральной повесткой российско-американских отношений на период до 2020 г. останется способность (или не способность) Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии Пражского компромисса.
Условия «Пражского компромисса» остаются, однако, хрупкими. Стороны по-разному трактуют преамбулу Договора СНВ-3 о взаимосвязи стратегических оборонительных и наступательных вооружений. МИД России рассматривает ее как обязательство Соединенных Штатов вводить ограничения на количество развертываемых систем ПРО. Госдепартамент США видит в ней не более чем параметры будущих переговоров по ограничению вооружений. 23 ноября 2011 г. президент Д. А. Медведев заявил о возможности выхода России из СНВ-3 в случае резкого наращивания потенциала американской системы ПРО. Поэтому центральной повесткой российско-американских отношений на период до 2020 г. останется способность (или не способность) Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии Пражского компромисса.
2.2. Проблема нераспространения ядерного оружия
Конфликтной сферой российско-американских отношений остается проблема нераспространения ядерного оружия. Формально Москва и Вашингтон совместно выступают за укрепление Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Фактически между Россией и США сложился комплекс противоречий, связанный с различной политикой в отношении государств-аутсайдеров международной системы нераспространения.
На период до 2020 г. общая среда российско-американских отношений будет оставаться конфликтной.
За минувшие двадцать лет в США сформировалась стратегия контрраспространения (counter-proliferation strategy). Она предполагает превентивное изъятие оружия массового поражения у «опасных» (с точки зрения Вашингтона) режимов и предотвращение его попадания в руки транснациональных криминально-террористических сетей. Современная американская политика контрраспространения включает в себя пять вариантов действия:
• «выкуп» ядерной программы у потенциально-опасного государства;
• установление контроля над атомными объектами «проблемных» стран;
• частичное признание ядерного статуса нарушителя в обмен на соблюдение им ряда международных соглашений;
• силовые угрозы и нанесение (в крайнем случаев) разоружающих ударов по ядерным и протоядерным объектам «опасных режимов»;
• ужесточение международного контроля над замкнутым ядерным топливным циклом (ЗЯТЦ).
Фото: hgimediacenter.com
Алексей Фененко: Парадоксы «Глобального
нуля»
Стратегия контрраспространения требует частичной ревизии условий Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Согласно Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) любое неядерное государство имело право на мирное использование атомной энергии. 11 февраля 2004 г. президент Дж. Буш-младший предложил проект реформы ДНЯО: (1) ввести запрет на поставки технологий ЗЯТЦ, странам, не овладевшим им до 1 января 2004 г.; (2) обязать страны, выходящие из ДНЯО, вернуть МАГАТЭ технологии ЗЯТЦ, (3) принять международный кодекс поведения в сфере мирного использования атомной энергии и (4) повысить статус Всемирной ядерной ассоциации как возможного контролера за рынком расщепляющихся материалов. С 2009 г. эти предложения отстаивает и администрация Б. Обамы в рамках проекта «безъядерного мира» или «глобального нуля». Они созвучны «Плану Баруха» (1946), согласно которому предполагалось передать все компоненты ЗЯТЦ, включая добычу урановой руды, под контроль Комиссии ООН по атомной энергии.
За минувшие пятнадцать лет администрации США утвердили несколько прецедентов реализации стратегии контрраспространения:
1. Ирак: проведение военной операции под предлогом изъятия ОМП у «потенциально опасного» режима;
2. Иран: требование свернуть программу обогащения урана;
3. КНДР: требование ликвидировать ядерные объекты под контролем МАГАТЭ и / или комиссии «пяти держав»;
4. Пакистан: требование допустить американских представителей к управлению ядерным потенциалом этой страны;
5. Индия: частичное признание ее ядерного статуса в обмен на открытие Дели своих гражданских ядерных объектов для МАГАТЭ [2].
Россия, напротив, относится к политике контрраспространения настороженно. Российская общественность не понимает, почему США, позволяя Франции и Германии проводить самостоятельную коммерческую политику в отношении «проблемных» стран, отказывают в этом праве России.
Российская сторона подозревает, что под прикрытием риторики о необходимости усиления ДНЯО Соединенные Штаты выдавливают конкурентов с перспективных ядерных рынков. В Москве сильны опасения, что перечисленные выше прецеденты — задел для применения стратегии контрраспространения к России и КНР. На период до 2020 г. сохраняется угроза статусного конфликта, связанного со стремлением Москвы повысить свою роль в международной системе нераспространения, с одной стороны, и неготовностью Вашингтона согласиться с ревизией сложившегося порядка — с другой.
2.3. Проблема реформы системы международного права
Проблема реформы международного права будет одной из наиболее конфликтных сфер российско-американских отношений.
На протяжении последних двадцати лет в политике США оформилась тенденция к реформе системы международного права. Предшествующая система, сложившаяся по итогам Второй мировой войны, учитывала преобладание пяти великих держав (США, СССР, Великобритания, Франция, КНР) и как минимум двух сверхдержав с примерно равными военными потенциалами (США, СССР). Окончание холодной войны и распад СССР в 1991 г. не привели к серьезным сдвигам на международно-правовом уровне. Современный мировой порядок действует на основе институтов Ялтинско-Потсдамской системы. Поэтому утверждение американского лидерства требует от США проводить политику реформирования структуры мирового порядка.
Для реализации этих инициатив Соединенные Штаты проводили политику по нескольким направлениями:
• инициирование на международном уровне обсуждения проблемы неэффективности деятельности ООН, особенно — Совета Безопасности ООН;
• создание серии прецедентов действия других организаций, институтов или «клубов» (прежде всего —НАТО или «Группы восьми») без санкции СБ ООН;
• отказ от введения международно-правовых ограничений деятельности США как лидера нового мирового порядка;
• поощрение организации судебных процессов по делу лидеров суверенных государств;
• организация прецедентов, призванных пересмотреть ряд норм международного гуманитарного права ХХ в. (например, нераспространение действия Женевской конвенции о нормах обращения с военнопленными 1929 г. на талибов).
Соединенные Штаты используют при этом ряд механизмов, которые затрагивают российские интересы. Первый — стремление снизить роль Совета Безопасности ООН как ключевого института, ответственного за поддержание международного мира и безопасности. Второй — спекуляции на международном уровне тематикой сталинизма и итогов Второй мировой войны. (Что создает задел для делегитимизации деятельности ООН). Третий — политизация тематики коррупции. Большинство данных о коррупции элит других стран, регулярно вбрасываемых американскими и британскими СМИ, пока не нашли документального подтверждения. Зато они создают политико-психологический фон, в котором лидеры суверенных государств чувствуют себя неуверенно. Проблема реформы международного права будет одной из наиболее конфликтных сфер российско-американских отношений.
2.4. Проблемы энергетической безопасности
Фото: REUTERS/Kacper Pempel
Алексей Мастепанов: Сланцевый газ: что
он несёт России?
Потенциально конфликтной сферой российско-американских отношений остаются вопросы энергетической безопасности. Концепция «энергетической безопасности» была разработана в США после первого «нефтяного шока» 1973 г. Она предусматривала (1) диверсификацию источников энергоносителей, (2) развитие альтернативных отраслей энергетики (прежде всего — атомной энергетики), (3) обеспечение свободного доступа к источника энергоносителей, (4) допустимость использования силы для защиты энергетических интересов. В 1975 г. такое понимание энергетической безопасности стало программой «Группы семи».
Договор к Энергетической Хартии (ДЭХ) 1994 г. был призван повязать экспортеров энергоносителей (прежде всего — Россию) комплексом соглашений. Интеграция России в «Группу семи» изменила ситуацию. Москва с 2005 г. ставит вопрос о реформе понимания энергетической безопасности за счет большего учета интересов экспортеров. На саммите «Группы восьми» в Санкт-Петербурге (15–17 июля 2006 г.) России удалось добиться включения в документы нового понимания энергетической безопасности как обеспечения безопасности всего цикла добычи, транспортировки и распределения энергоносителей.
С этого времени в Вашингтоне разрабатываются и апробируются на практике различные варианты противодействия российскому «энергетическому оружию»: от поддержки Украины и Белоруссии в энергетических конфликтах с Россией до поощрения политики Туркменистана по созданию системы экспорта углеводородов в обход Российской Федерации.
В 1970-х годах первенство на энергетическом рынке принадлежало американо-британским компаниям (так называемых «семь сестер»). В 2000-х годах они уступили первенство государственным корпорациям России, КНР, стран Персидского залива, Индии, Индонезии и Бразилии. Отсюда — стремление американского бизнеса играть на разукрупнение конкурентов. У России и США нет также позитивного опыта взаимодействия в энергетической сфере. Совместные проекты («Сахалин-1», «Сахалин-2», «Северный мост») оказались несостоятельными. У российского и американского энергетического бизнеса пока не было опыта достижения компромиссов.
Дополнительным источником напряженности служит «британский фактор». До середины 1980-х годов Великобритания была ведущей энергетической державой зарубежной Европы. Но начавшееся с 1986 г. падение объемов добычи углеводородов в Северном море усилило роль энергетических поставок из СССР/России. Ведущая роль стала переходить к Германии как ключевому транзитному узлу поставок российских углеводородов. Такая тенденция вызывает противодействие Лондона. Британская дипломатия пытается использовать фактор стран Центрально-Восточной Европы для ослабления российско-германского энергетического взаимодействия. Эта политика пользуется всемерной поддержкой Вашингтона.
3. Региональные тенденции развития российско-американских отношений
Потенциально конфликтной остается ситуация на региональном уровне. У России и США по-прежнему сильны разногласия на региональном уровне, многие из которых унаследованы от периода холодной войны. Именно в регионах опасность российско-американского военного столкновения при определенных условиях может усилиться к началу 2020-х годов. Вместе с тем, на региональном уровне есть ряд стабилизирующих обстоятельств, которые могут создать условия для российско-американского конструктивного взаимодействия.
3.1. Европа
Материалы научно-практической
конференции «Евроатлантическое
сообщество безопасности: миф или
реальность», 23 марта 2012 г.
Наибольшие противоречия у России и США сохраняются в Европе. Ведущей организацией зарубежной Европы остается военно-политический блок НАТО, основанный на системе американского присутствия в Европе и предоставлении американских гарантий безопасности европейским союзникам.
Между Россией и НАТО возникает «дуга нестабильности» — спорное пространство от Мурманска до Нагорного Карабаха с замороженными или латентными этнополитическими конфликтами. На протяжении последних 50 лет в Евроатлантике соперничали два подхода к обеспечению безопасности. Атлантический подход фокусировал внимание на важности сохранения американских гарантий безопасности союзникам по НАТО. Евро-атлантический подход признавал американское лидерство в Европе, но стремился ограничить свободу действий Вашингтона через подписание взаимообязывающих соглашений. Элиты США, Великобритании и Нидерландов, Дании и Норвегии отстаивали приоритет атлантизма. Страны континентальной Западной Европы (прежде всего — Франция и ФРГ) выступали сторонниками евроатлантического подхода Советский Союз с середины 1960-х годов сделал ставку на сотрудничество с евроатлантизмом. Эту тенденцию продолжает и Российская Федерация. Ключевыми российскими инициативами рубежа 2000-х и 2010-х годов стали проекты Договора о европейской безопасности (ДЕБ) и «Евроатлантической инициативы в области безопасности» как механизма неофициального диалога [3]. Москва стремится ограничить Вашингтон комплексом соглашений, призванных (1) снизить свободу США в вопросах применения силы, (2) создать механизм совместного обсуждения Россией и НАТО проблем европейской безопасности и (3) зафиксировать систему обязательств России и НАТО на случай конфликта с третьими странами.
Именно в регионах опасность российско-американского военного столкновения при определенных условиях может усилиться к началу 2020-х годов.
В Вашингтоне опасаются, что посредством подобных соглашений Москва попытается подорвать гарантии Соединенных Штатов перед странами Западной Европы и в конечном счете весь механизм НАТО. К началу 2010-х годов в Европе наметился кризис евроатлантизма. В странах ЕС происходит ренессанс трансатлантических отношений.
Во-первых, Франция при президенте Николя Саркози (2007–2012) отказалась от концепции голлизма как основы внешней политики. Возвращение Франции в военную организацию НАТО (2009), подписание франко-британской союзной декларации (2010), Ливийская война (2011) и совместное франко-британское выступление по Сирии (2012) доказали, что Париж осваивает роль «младшего» партнера США и Великобритании.
После Ливийской войны 2011 г. ведущая роль в ЕС перешла от франко-германского к франко-британскому тандему, который более связан с Вашингтоном, чем проект ОЕПБО. Новый расклад сил в зарубежной Европе усиливает конфликтный потенциал в российско-американских отношениях.
Во-вторых, ослаб запущенный в 1996 г. проект «европейской оборонной идентичности». Летом 2011 г. был распущен ЗЕС. Его планировалось заменить Общеевропейской политикой безопасности и обороны (ОЕПБО). Но страны ЕС пока не сумели согласовать параметры европейских миротворческих сил. Реальной военной основой ЕС становятся франко-британские соглашения 2010 г.
В-третьих, изменился расклад сил в Евросоюзе. После Ливийской войны 2011 г. ведущая роль в ЕС перешла от франко-германского к франко-британскому тандему, который более связан с Вашингтоном, чем проект ОЕПБО. Новый расклад сил в зарубежной Европе усиливает конфликтный потенциал в российско-американских отношениях. К конфликтным факторам можно отнести:
• стремление США участвовать в урегулировании военно-политических конфликтов на постсоветском пространстве;
• продолжение политики расширения сферы ответственности НАТО;
• развертывание США систем ПРО в зарубежной Европе;
• отсутствие механизмов диалога России и НАТО о сокращении тактического ядерного оружия (ТЯО);
• отсутствие адекватной замены ДОВСЕ;
• включенность британского ядерного потенциала в американскую систему ядерного планирования;
• нежелание Британии и Франции присоединиться к советско-американскому Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г.;
• сохранение конфликтного потенциала в отношениях России со странами Центрально-Восточной Европы, вызванного в том числе историческим наследием.
До 2020 г. напряженность между Россией и США в Европе будет возрастать под воздействием трех обстоятельств. После отказа Франции от политики голлизма российская сторона лишилась влиятельного посредника в российско-американских отношениях, каким традиционно выступал Париж. В России усилилось разочарование в ОБСЕ как площадке переговорного процесса. США не отказались от проектов расширения НАТО на постсоветское пространство. Провал переговоров по российскому проекту Договора о европейской безопасности (ДЕБ) доказал, что России и США пока не удалось выработать новые правила взаимодействия в Европе.
3.2. Центральная Азия
Фото: Official White House Photo by Pete Souza
Мария Небольсина: Афганский транзит
Обамы
Российско-американские отношения в Центральной Азии строятся на основе пересечения двух на первый взгляд противоположных тенденций. Россия поддерживает антитеррористическую операцию НАТО в Афганистане и оказывает ей материально-техническую поддержку. (Хотя Кремль регулярно критикует альянс за недостаточную борьбу с производством наркотиков на афганской территории). Одновременно Москва опасается, что Вашингтон выстроит самостоятельную систему отношений с бывшими среднеазиатскими республиками СССР и подорвет механизмы ШОС и ОДКБ.
Ситуация осложняется отсутствием взаимного признания между НАТО и ОДКБ, что приводит к фактическому соперничеству в регионе двух военно-политических блоков. Новый взгляд Вашингтона на роль Центральной Азии был закреплен в Стратегии национальной безопасности США 2002 г. (СНБ-2002). В документе постулировались три основы центральноазиатской политики США. Во-первых, Вашингтон на обозримую перспективу намерен сохранить свое присутствие в Центральной Азии. Во-вторых, наличие военной инфраструктуры в Центральной Азии позволяет США решать комплекс военно-политических задач: от борьбы с транснациональным терроризмом до ограничения ресурсов России и «сдерживания» КНР. В-третьих, ни Ташкентский договор 1992 г., ни ШОС не препятствуют США выстраивать свою систему отношений с центральноазиатскими государствами.
Эта система может совпадать, а может и не совпадать с интересами России и КНР.
Попытки республиканцев провести «ускоренную демократизацию» Центральной Азии оказались неудачными. Администрация Б. Обамы учла ошибки предшественников. На Лиссабонском саммите НАТО 20–21 ноября 2010 г. Было принято решение о выводе военного контингента альянса из Афганистана в 2014 г. Позиции США косвенно усилило подписанное 27 сентября 2010 г. Соглашение между КНР и РФ о сотрудничестве в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. В Ташкенте, Душанбе и Ашхабаде оно было воспринято как резкое усиление позиций России и КНР в регионе. Возник объективный запрос на поиск контрбалансира России и КНР в лице США.
После центральноазиатского турне госсекретаря США Х. Клинтон в октябре 2011 г. Вашингтон осуществляет политику в регионе по следующим направлениям:
• переговоры со странами Центральной Азии о партнерстве в вопросах предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана;
• консультации со странами Центральной Азии о возможности сохранения американского присутствия в регионе после 2014 г.;
• поддержка энергетической политики Туркменистана по созданию новых газопроводных систем в южном и восточном направлении;
• вовлечение Узбекистана в переговорный процесс по Афганистану отдельно от партнеров Ташкента по ШОС;
• предоставление США статуса партнера по диалогу ШОС;
• содействие расширению количества участников ШОС (например, за счет присоединения к организации Турции или Индии).
Соединенные Штаты вновь, как и в 2002–2003 гг., пытаются выстроить комплекс самостоятельных военно-политических (а в идеале и энергетических) связей с центральноазиатскими государствами. Такая политика призвана размыть особый характер ШОС как первой организации обеспечения региональной безопасности без участия США.
Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР.
В ближайшие десять лет наибольшие опасения России в Центральной Азии будет по-видимому вызывать опасность повторения «сценария 2002 года». Весной 2002 г. администрация Дж. Буша-младшего стала зондировать возможность вступления или предоставления США статуса ассоциированного члена ШОС. Предложения Белого дома поставили ШОС на грань кризиса. Узбекистан поддерживал американские предложения. Китай выступил против подключения Вашингтона к ШОС. Только выведя за скобки вопрос об американском присутствии, страны ШОС приняли Устав организации на Санкт-Петербургском саммите 7 июня 2002 г.
Ресурсы Москвы в настоящее время меньше, чем были в начале 2000-х годов. Администрация Дж. Буша-младшего делала ставку на индуцирование кризиса в ШОС и смену центральноазиатских элит. Это порождало недоверие к американской политике в Центральной Азии. Администрация Б. Обамы действует более осторожно. Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР. Это повышает их шансы на выстраивание партнерских отношений со странами Центральной Азии.
На период до 2020 г. наиболее опасным для России был бы «британский сценарий» 1940-х годов: выстраивание Соединенными Штатами самостоятельных отношений с регионами при минимальном участии центра в этом процессе.
3.3. Тихоокеанский регион
К 2020 г. возрастающую роль в российско-американском взаимодействии будет играть Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) и — шире — международные отношения на Тихом океане. Стержнем этого региона выступает американо-китайское противостояние. Соединенные Штаты с середины 2010 г. перешли к обновленной политике «сдерживания Китая». Она включает в себя несколько направлений:
• возрождение созданного в 1951 г. военного союза АНЗЮС (США, Австралия и Новая Зеландия);
• выстраивание системы нового присутствия США в Индокитае, прежде всего за счет военного партнерства с Вьетнамом и усиления американского контроля за Малаккским проливом;
• расширение военного партнерства США с Индией;
• выстраивание нового объединения Транстихоокеанское партнерство (ТТП), призванного в том числе размыть особый характер отношений внутри АСЕАН.
Фото: grandstroy.blogspot.com
Артем Лукин: Россия и США в АТР:
возможно ли стратегическое партнерство?
Региональная политика России остается двойственной. Основой российской политики остается стратегическое партнерство с КНР в формате «большого договора» 2001 г. Визит премьер-министра В. В. Путина в Пекин 10–11 октября 2011 г. подтвердил намерение обеих сторон расширять его формат. Но одновременно Москва стремится уравновесить диспропорциональное влияние китайского бизнеса на российском Дальнем Востоке. С этой целью Россия периодически инициирует переговоры о расширении экономических связей с Японией, Южной Кореей, странами АСЕАН и США.
Администрация Б. Обамы пыталась вести игру на ослабление российско-китайского стратегического партнерства. Соединенные Штаты на протяжении 2009 г. предлагали КНР концепцию «группы двух» как привилегированного американо-китайского партнерства. В 2010 г. эксперты Института Брукингса разрботали концепцию «Северной альтернативы АСЕАН» (Northen Alternative of ASEAN): гипотетической организации с участием США, Канады, Южной Кореи и, возможно, Японии.
В запасе у Вашингтона есть ракетно-космическая сфера. После возрождения в ноябре 2010 г. блока АНЗЮС Канберра и Веллингтон активизировали контакты с Роскосмосом относительно возможности партнерства в области ракетно-космических технологий. Недействующим остается и российско-японское соглашение о партнерстве в сфере мирного исследования и использования космического пространства 1993 г. В контексте обостряющегося соперничества в АТР партнерство России с этими странами в области ракетно-космических технологий вызовет недовольство Пекина.
У России и США сохраняются территориальные противоречия. Россия не ратифицировала соглашение 1990 г. о разделе спорных участков Берингова моря. США и Япония не признают за Охотским морем статус территориального моря России. Неразделенными остаются шельфовые зоны Берингова пролива, где граница определена российско-американским соглашением 1867 г. (Последнее было выработано задолго до принятия Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. и не отражает его ).
У России и США сохраняются территориальные противоречия. Россия не ратифицировала соглашение 1990 г. о разделе спорных участков Берингова моря. США и Япония не признают за Охотским морем статус территориального моря России.
На официальном уровне Вашингтон пока не ставит вопрос о прямых контактах США с дальневосточными регионами. Однако американские эксперты обсуждают возможность участия дальневосточных регионов России в АТЭС отдельно от остальной России, имея ввиду, что членами АТЭС выступают не государства, а экономики. Подобные проекты предлагаются американскими аналитиками в отношении возможности самостоятельного участия российского Дальнего Востока в ТТП или гипотетической «Северной альтернатив АСЕАН». В Москве учитывают распространенную в американских экспертных кругах ностальгию по Дальневосточной республике начала 1920-х годов.
Потенциальный комплекс российско-американских противоречий может сложиться вокруг АТЭС. «Богорские задачи» 1994 г. предусматривали (1) создание к 2020 г. Зоны свободной торговли по Тихому океану и (2) проведение либерализации к 2010 г. системы внешней торговли наиболее развитых член АТЭС. Эти задачи не были выполнены. Однако в Москве сильны опасения, что ускорение экономической интеграции в АТЭС могут создать проблемы для осуществления контроля федерального центра над миграционными потоками из КНР и деятельности дальневосточных регионов России.
Новой проблемой для российско-американских отношений может стать перераспределение полномочий между федеральным центром и дальневосточными регионами России. Перенос части столичных функций в один из городов Дальнего Востока может вызвать дискуссии о переустройстве Российской Федерации по конфедеративному принципу.
Администрация Б. Обамы настороженно относится к реализации предложенного Россией в октябре 2011 г. проекта «Евразийского союза». Уместно ожидать попытки США косвенно противодействовать этим инициативам.
США могут оказать поддержку подобным тенденциям за счет (1) выдвижения инициатив по самостоятельному вступлению российского Дальнего Востока в различные интеграционные объединения на Тихом океане и (2) попыток начать переговоры с дальневосточными регионами России о разрешении территориальных споров. На период до 2020 г. наиболее опасным для России был бы «британский сценарий» 1940-х годов: выстраивание Соединенными Штатами самостоятельных отношений с регионами при минимальном участии центра в этом процессе [4].
3.4. «Постсоветское» пространство
Отношения России с Соединенными Штатами на территории бывшего СССР отличаются высокой степенью прогнозируемости. С конца 1993 г. Белый дом независимо от партийной принадлежности администрации стремился:
• поддерживать «геополитический плюрализм» в Евразии (т.е. независимость и территориальную целостность бывших республик СССР);
• развивать самостоятельный диалог с республиками бывшего Советского Союза независимо от позиции Москвы;
• поощрять проекты экспорта углеводородов по независимым от России маршрутам;
• препятствовать реализации интеграционных проектов, в центре которых находится Россия.
Администрация Б. Обамы настороженно относится к реализации предложенного Россией в октябре 2011 г. проекта «Евразийского союза». Уместно ожидать попытки США косвенно противодействовать этим инициативам. На период до 2015 г. ключевыми инструментами здесь могут выступать (1) поддержка Вашингтоном политиков, нацеленных на дистанцирование от России и (2) расширение взаимодействия НАТО и ЕС (при прямой или косвенной поддержке США) военно-политического взаимодействия республик бывшего СССР со структурами НАТО и ЕС. После 2015 г. Политика Вашингтона на «постсоветском пространстве» подвергнется переосмыслению: она будет, определяться успехами или неудачами интеграционного проекта «Евразийского союза».
3.5. Арктика
Фото: AFP / Charly Hengen
Алексей Фененко: Москва и Вашингтон в
Арктическом пространстве
В Арктическом регионе российско-американские отношения до 2020 г. будут оставаться конфликтными. Между сторонами существует объективное противоречие. Россия выступает за сложившуюся в 1920-х годах секторальную систему раздела Арктики. Соединенные Штаты выступают за интернационализацию Северного Ледовитого океана и отказа от секторального деления. Россия стремится закрепить за собой советский арктический сектор через признание части подводных хребтов Ломоносова и Менделеева продолжением Сибирской континентальной платформы. Вашингтон, как следует из текста «Региональной политики США в Арктике» (2009 г.), будут противодействовать этому процессу.
Ситуация осложняется тремя обстоятельствами. Дискуссия о переделе Арктики происходит между пятью арктическими державами, четыре из которых — члены военно-политического блока НАТО, Норвегия, Дания и Канада являются союзниками США по Вашингтонскому договору 1949 г. Соединенные Штаты могут иметь с ними территориальные противоречия, однако они (в отличие от противоречий с Россией) не имеют военно-политической подоплеки.
Квазиэкологические концепции рассматриваются в Вашингтоне как инструмент интернационализации Северного Ледовитого океана и, следовательно, сокращения акватории действия Северного флота ВМФ России. США, Норвегия и Швеция никогда не признавали эксклюзивных прав России на Северный морской путь. Развитие «общих экологических проектов» видится из Вашингтона, Осло и Стокгольма как косвенное согласие России на пересмотр статуса этой транспортной артерии.
В Арктическом регионе российско-американские отношения до 2020 г. будут оставаться конфликтными. Между сторонами существует объективное противоречие.
Арктические споры связаны с дискуссиями о перспективах развития российских и американских стратегических ядерных сил (СЯС), прежде всего — баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ). США стремятся девальвировать мощь Северного флота ВМФ России, который выступает основой морской компоненты российских СЯС. Союзники США поддерживают Вашингтон в этом устремлении.
Эти факторы до 2020 г. будут с высокой долей вероятности определять развитие российско-американских отношений в Арктике.
Новый формат российско-американскому взаимодействию в Арктике придает Мурманский договор между Россией и Норвегией 2010 г. Документ доказал:
• возможность ведения диалога России с другими арктическими странами без участия США;
• ограниченность формата взаимодействия России с арктическими союзниками США (Норвегия, несмотря на раздел спорных районов Баренцева моря и уступок Москвы по Шпицбергену, не признала Северный морской путь (СМП) внутренней транспортной артерией России);
• допустимость использования США территориальных уступок Москвы как прецедента для разрешения российско-американских пограничных споров.
К стабилизирующим факторам российско-американских отношений в Арктике можно отнести, во-первых, предельную сложность климатических условий Северного Ледовитого океана и, во-вторых, наличие у США территориальных противоречий с Данией и Канадой. Позитивную роль могут сыграть совместные российско-американские проекты глубоководного бурения для Северного Ледовитого океана.
4. Сценарии развития российско-американских отношений до 2020 г.
Развитие тенденций российско-американских отношений позволяет сделать вывод об исчерпании модели «навязанного консенсуса» как основы двусторонних отношений. Эта модель, сложившаяся в первой половине 1990-х годов, предполагала развитие российско-американского взаимодействия на основе повестки дня, выработанной при определяющей роли США. Эта модель исчерпала себя в 2007–2008 гг.
Попытка администрации Б. Обамы возродить ее в рамках политики перезагрузки не принесла результатов и столкнулась с противодействием Москвы. К концу 2012 г. Двусторонние отношения независимо от итогов предстоящих президентских выборов в США вошли в стадию определения будущего формата отношений. Здесь возможны три варианта.
Сценарий «малой конфронтации» сведет российско-американские отношения до уровня контактов о снижении военной напряженности и возобновлении диалога по военно-политическим проблемами.
4.1. Возвращение к «малой конфронтации»
Модель «малой конфронтации» предполагает окончательное свертывание результатов политики «Перезагрузки», возвращение к конфронтационной риторике, модернизацию ракетно-ядерных потенциалов России и США и высокий уровень региональной конфликтности. Вероятность подобного развития событий высока. К такой модели взаимодействия могут привести следующие факторы:
• отсутствие договоренностей между Россией и США по ПРО;
• неудача переговорного процесса 2009–2011 гг. по реформе системы европейской безопасности;
• нарастание российско-американского соперничества в Центральной Азии;
• негативное отношение американского истеблишмента (независимо от партийной принадлежности) к фигуре Владимира Путина;
• психологический негатив в двусторонних отношениях, вызванный критичной позицией Белого дома к итогам парламентских и президентских выборов в России;
• излишне резкая предвыборная риторика кандидата от республиканцев М. Ромни.
Ситуация может напоминать события 2007–2008 гг. Тогда в ответ на Мюнхенскую речь В. В. Путина американская сторона создала управляемый кризис вокруг Грузии с целью выяснить степень готовности Кремля реализовать на практике «мюнхенские предупреждения». Подобный кризис для проверки степени прочности позиций В. В. Путина и его готовности идти на применение силы может быть организован и ближайшие годы. Наиболее вероятными точками для его организации выглядят территориальные споры России с Японией, затяжной военно-политический кризис вокруг Грузии, попытки смены власти в Белоруссии, территориальные противоречия в Арктике, «размораживание» конфликтов в Приднестровье и Нагорном Карабахе. Возникнет опасность встречной эскалации региональных конфликтов по образцу 2008 г.
Фото: wallpaperhd.info
Доклад «Ядерное оружие и стратегическая
стабильность: поиски российско-
американского консенсуса в XXI веке»
Потенциал российско-американской конфликтности в стратегической сфере остается также высоким. В определенной степени он даже выше, чем был в советско-американских отношениях 1960-х и 1970-х годов. Во-первых, Россия и США подошли к критическим потолкам сокращения СЯС — до 1550 оперативно-развернутых боезарядов у каждой из сторон. Дальнейшее снижение потолков (ниже 1000 боезарядов) может сделать возможным нанесение разоружающего удара по стратегическим силам одной из сторон.
Во-вторых, за минувшие двадцать лет Россия и США обновляли свои СЯС намного медленнее, чем в 1970-х и 1980-х годах. Потенциал для вывода из строя ядерных систем будет намного меньше, чем это было до 2009 г.
В-третьих, сужаются возможности для достижения компромисса по ПРО. Вашингтон выделяет крупные средства на реализацию этого проекта, а американский бизнес получает крупные военные заказы. Американцы не видят, на какую крупную уступку со стороны Москвы они могли бы разменять возможное соглашение по ПРО.
В-четвертых, Россия при угрозе быстрого наращивания потенциала американской ПРО может пойти на выход из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г. Итогом может стать воссоздание системы 1980-х годов: противостояние в Европе на базе ракет средней и меньшей дальности. Для такой системы будет характерно предельно малое подлетное время к целям на территории России и стран ЕС и высокая вероятность возникновения регионального конфликта с использованием ядерного оружия.
Сценарий «малой конфронтации» сведет российско-американские отношения до уровня контактов о снижении военной напряженности и возобновлении диалога по военно-политическим проблемами. Приоритетными задачами станут сохранение Договора СНВ-3 и выработка мер предотвращения конфликтов. И Россия, и США будут заинтересованы в посреднике, каким традиционно была Франция.
В настоящее время такой посредник в Европе отсутствует. Возможно, им станет британская дипломатия по мере расширения военно-политической самостоятельности Лондона от Вашингтона. В этом случае для России многократно возрастет ценность британского направления.
4.2. «Стагнационный сценарий»
«Стагнационный сценарий» двусторонних отношений основан на замораживании современных тенденций. Его основными чертами можно считать:
• сохранение системы взаимного ядерного сдерживания и ракетно-ядерного паритета как основы российско-американских отношений;
• ведение вялотекущих переговоров по противоракетной обороне без достижения ощутимых результатов;
• ускорение попыток США играть на подрыв российско-китайского стратегического партнерства или (в случае неудачи) переформатирование политики Индии на конфронтацию с Москвой и Пекином;
• опосредованное соперничество в Центральной Азии при демонстративной риторике о наличии общих интересов в Афганистане;
• высокий уровень соперничества на территории бывшего СССР и в Европе (где Россия, как СССР в 1960-х годах, попытается играть на противоречиях стран ЕС и США);
• сохранение демонстративно конструктивных контактов между лидерами России и США независимо от партийной принадлежности будущего президента США,
• сведение повестки двусторонних отношений до контроля над вооружениями.
Немалую роль будет также играть способность стран ЕС добиться реальной военно-политической автономии от США. Участие России в переговорах по проблемам европейской безопасности снизит у российской элиты ощущение опасности. Игнорирование России при решение европейских проблем ужесточит политику Москвы. Обе стороны, возможно, попытаются использовать в своих целях обостряющийся с 2009 г. «немецкий вопрос»: проблему полного восстановления суверенитета Германии.
В настоящее время «стагнационный сценарий» выступает наиболее реалистичным вариантом развития двусторонних отношений. Ракетно-ядерный паритет служит стабилизирующей основой российско-американских отношений. На период до 2016–2017 гг. Москва и Вашингтон будут наблюдать за способностью друг друга развернуть систему ПРО и провести модернизацию СЯС.
Наиболее серьезным узлом противоречий станет, по-видимому, Центральная Азия. Вашингтон с высокой степенью вероятности будет пытаться размыть роль ШОС и ОДКБ. Достижение этой проблемы возможно двумя путями. Первая — широкая поддержка оппозиции в странах Центральной Азии. Второй — интеграция США в структуры ШОС. В обоих случаях речь может идти о росте неустойчивости в этом регионе.
Серьезным испытаниям этот сценарий подвергнется в 2018–2020 гг. Договор СНВ-3 не предусматривает промежуточных сроков сокращения СЯС. Теоретически одна из сторон может заявить о намерении не проводить основные сокращения поэтапно, а перед началом сокращений выйти из СНВ-3. В такой ситуации ей удастся сохранить СЯС на уровне 2010 г. Это даст России или США преимущества в случае коллапса СНВ-3.
В настоящее время «стагнационный сценарий» выступает наиболее реалистичным вариантом развития двусторонних отношений. Ракетно-ядерный паритет служит стабилизирующей основой российско-американских отношений. На период до 2016–2017 гг. Москва и Вашингтон будут наблюдать за способностью друг друга развернуть систему ПРО и провести модернизацию СЯС. После этого (примерно к 2018 г.) элиты России и США будут действовать, исходя из наличия или отсутствия ракетно-ядерного паритета.
4.3. Позитивный сценарий
Фото: The Missile Defense Agency
Доклад «Десять лет без договора по ПРО.
Проблема противоракетной обороны в
российско-американских отношениях»
Позитивный сценарий в настоящее время наиболее сложен для реализации. Российско-американские отношения на 80% связаны с проблемами контроля над вооружениями. Без соглашения по ПРО российская сторона не пойдет на подписание новых соглашений по СНВ. Поэтому России и США следует найти развязку наиболее сложных проблем на достратегическом уровне.
России и США следует начать диалог по проблеме тактического ядерного оружия (ТЯО). Выйти на реальные сокращения ТЯО сторонам к 2020 г. вряд ли удастся. Но переговорный пакет по ТЯО может включать в себя следующие аспекты. Прежде всего, речь идет об уточнении VII статьи ДНЯО о правовых условиях присутствия ТЯО на территории третьих стран. России важно вернуться к переговорами о создании «безъядерной зоны» в Центрально-Восточной Европе. Эти переговоры предусмотрены Основополагающим актом Россия—НАТО (1997), но находятся в замороженном состоянии.
Проблема ТЯО возрождает дискуссии по германскому вопросу. С 2009 г. Берлин последовательно выступает за вывод американского ТЯО из Европы. Вывод американского ТЯО из Германии убирает основу американских ядерных гарантий Берлину. Это ставит вопрос о характере будущей политики ФРГ. Московский договор 1990 г. снял с Германии остатки оккупационного статуса. Но он сохранил введенные Боннским договором 1952 г. запреты на проведение референдумов по военно-политическим проблемам, на требование вывода иностранных войск до подписания мирного договора, на развитие ряда компонентов вооруженных сил и на принятие внешнеполитических решений без консультации с державами-победительницами. Россия и США могут вернуться к проблеме заключения мирного договора с Берлином и восстановления полноценной правосубъектности Германии в военной сфере.
России важно начать диалог с США по проблеме развертывания американских систем ПРО в Европе. Кризис вокруг третьего позиционного района ПРО был как-будто урегулирован заявлением президента Б. Обамы 17 сентября 2009 г. об отсутствии планов его развертывания. Но Вашингтон не денонсировал подписанные в 2008 г. договоры с Польшей и Чехией. Теоретически ничто не мешает следующей администрации США возобновить этот проект. Москва обеспокоена озвученными осенью 2009 г. проектами США по развитию систем ПРО морского базирования в Европе. Москве важно получить гарантии неразвертывания подобных систем в морских акваториях Черного и Балтийского морей. После конфликта вокруг третьего позиционно района ПРО российская сторона считает девальвированной Московскую декларацию 24 мая 2002 г. России и США важно разработать новый механизма контроля в сфере ПРО.
Основой позитивного сценария должна стать выработка «кодекса поведения» по четырем направлениям: 1) обязательства на случай конфликта с третьими странами; 2) повестка переговоров по контролю над вооружениями в Европе; 3) нормы диалога между НАТО и ОДКБ и 4) определение проблем безопасности в Центральной Азии.
Российская сторона заинтересована в учете британского фактора на переговорах по СНВ. Британские стратегические ядерные силы (СЯС) с 1962 г. включены в американскую систему ядерного планирования и теоретически применяются вместе с СЯС США. Соединенные Штаты могут развивать СЯС выше лимитов СНВ-3 в рамках совместных с Великобританией программ. Особого внимания заслуживает Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. В настоящее время Великобритания и Франция не участвуют в нем и теоретически могут развивать этот класс ракет. В настоящее время стороны не имеют вооружений этого класса. Но в будущем они могут вернуться к этой проблеме, восстановив программу создания ракет средней и меньшей дальности или крылатых ракет наземного базирования. (Например, для модернизации совместных франко-британских крылатых ракет воздушного базирования «Storm Shadow»).
России и США следует также выработать правила военного взаимодействия в Европе. В настоящее время Европа вернулась к ситуации 1960-х годов, когда у сторон не было правил игры в военной сфере. Военные операции НАТО на Балканах привели к девальвации Стокгольмского соглашения СБСЕ о мерах доверия в Европе (1986 г.). ДОВСЕ распался после введения российского моратория на его соблюдение в 2007 г. Переговоры по российской инициативе о Договоре о европейской безопасности с 2010 г. заморожены. Возобновление переговоров по обычным вооружениям в Европе стало бы важным компонентом политики «Перезагрузки».
К этой группе проблем примыкает вопрос о выработке Россией и США комплекса взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами. В период биполярной конфронтации подобные обязательства были зафиксированы в Декларации по предотвращению ядерной войны 1973 г. При М. С. Горбачеве ее положения были расширены в рамках Венских соглашений о мерах доверия 1989–1990 гг. После 1991 г. Россия и США избегали этой проблемы как пережитка холодной войны. Конфликт вокруг Южной Осетии доказал, что этот оптимизм был преждевременным.
Повестка российско-американских отношений на 90% пока ограничена контролем над вооружениями. Материально-техническая основа мало отличается от советско-американских отношений 1980-х годов. И это — главное психологическое разочарование последних 20 лет.
Для России и США важно определить стратегию переговоров в отношении Договора о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Этот многосторонний документ был подписан еще в 1996 г., но до настоящего времени в силу не вступил. Россия при этом остается единственной ядерной державой с наиболее полным форматом участия в этом режиме. США и КНР не ратифицировали ДВЗЯИ, но ввели национальные моратории на ядерные испытания. Великобритания и Франция ДВЗЯИ ратифицировали, но не объявили мораторий на запрет ядерных испытаний. Россия сохраняет и мораторий на проведение ядерных испытаний, и ратифицировала в 2000 г. ДВЗЯИ. Россия, таким образом, оказывается в невыигрышной ситуации в условиях начавшихся во второй половине 2000-х годов программ модернизации ядерных арсеналов всех легальных ядерных держав.
Менее ясны перспективы российско-американского диалога в других регионах. Однако потенциал для создания подобных механизмов диалога у сторон имеется. На Дальнем Востоке приоритетной задачей для России и США должно стать урегулирование споров по морским пространствам. В Центральной Азии сторонам важно определить формат взаимодействия по выводу войск НАТО из Афганистана и перспективам взаимодействия Вашингтона с ШОС. Последний вариант предполагает возможность организации широких переговоров по проблемам региональной безопасности. Основой позитивного сценария должна стать выработка «кодекса поведения» по четырем направлениям: 1) обязательства на случай конфликта с третьими странами; 2) повестка переговоров по контролю над вооружениями в Европе; 3) нормы диалога между НАТО и ОДКБ и 4) определение проблем безопасности в Центральной Азии. Реализация этих мер придаст необходимую позитивную повестку для отношений Москвы и Вашингтона. В противном случае Россия и США могут повторить негативный опыт 1970-х годов, когда проблемы контроля над вооружениями в Европе фактически сорвали политику разрядки.
* * *
В российских и американских СМИ уже два года муссируется тезис о кризисе политики перезагрузки. Отказ Соединенных Штатов идти на компромиссы по ПРО, сохраняющиеся трения вокруг Ирана, Сирии и Грузии, поддержка Вашингтоном Японии в территориальном споре с Россией осуждение Госдепартаментом США итогов парламентских и президентских выборов в России, свертывание деятельности американских гуманитарных организаций — все это симптомы более глубокой проблемы. Повестка российско-американских отношений на 90% пока ограничена контролем над вооружениями. Материально-техническая основа мало отличается от советско-американских отношений 1980-х годов. И это — главное психологическое разочарование последних 20 лет.
Возникают три сценария развития двусторонних отношений после 2012 г.:
• негативный: он предполагает демонтаж «перезагрузки» и возвращение к «малой конфронтации» России и США 2007–2008 гг.;
• «стагнационный»: двусторонние отношения ограничатся поиском компромисса в области контроля над вооружениям;
• позитивный: стороны продолжат искать пути преодоления трудностей, возникших на переговорах по ПРО/СНВ, и разрабатывать позитивную повестку двусторонних отношений.
Позитивный сценарий не означает, что Россия и США откажутся от конфликтной модели взаимного ядерного сдерживания. Но параллельно Москва и Вашингтон могут попытаться развивать стабилизирующие экономические связи. В этом смысле для Москвы не так уж важно, кто после 2012 г. будет у власти в Вашингтоне. И республиканец, и демократ будут стремиться к сокращению стратегических вооружений. И республиканец, и демократ вряд ли пойдут на серьезный компромисс по ПРО или ядерным вооружениям в Европе. Ни республиканец, ни демократ не признает приоритетных российских интересов на территории бывшего СССР. И ни республиканец, ни демократ не ослабит механизма американского военного присутствия в Европе. Разница будет в риторике и готовности выслушать противоположную сторону.
Примечания
Прогноз 2013-2020
В российско-американских отношениях существует интересная закономерность. Лидеры России и США каждые пять-шесть лет торжественно объявляют об окончании «холодной войны». Спустя несколько лет стороны — Москва и Вашингтон — оказывались, однако, в состоянии нового военно-политического кризиса. Российские и американские представители опять начинали переговоры о контроле над вооружениями и партнерстве, после чего цикл сближения / расхождения повторялся заново.
Неудача всех предшествующих попыток российско-американского сближения позволяет сделать два вывода. Первый: проблемы в двусторонних отношениях вызваны не злой волей лидеров России и США, а более глубинными причинами. Второй: высокий уровень конфликтности в российско-американском взаимодействии обусловлен не столько наследием холодной войны, сколько наличием системных противоречий. Возникают вопросы: что определяет конфликтность российско-американских отношений и можно ли прогнозировать, а в идеале и корректировать, циклы роста /снижения взаимной напряженности на среднесрочную перспективу до 2020 г.?
1. Эволюция российско-американских отношений
Такая закономерность не случайна. Материально-техническая основа российско-американских отношений почти не изменилась со времен холодной войны. Взаимодействие России и США, как в прошлом отношения СССР и США, строятся на базе взаимного ядерного сдерживания и логике взаимно гарантированного уничтожения. Развитие экономических связей до недавнего времени было блокировано «поправкой Джексона–Веника» 1974 г. и малым объемом внешней торговли. Такая система неизбежно воспроизводит логику военно-политической конфронтации в двусторонних отношениях.
Цикличный характер был присущ советско-американским отношениям после 1945 г. В них отчетливо прослеживаются периоды, когда Москва и Вашингтон пытались вести диалог в стратегической сфере, свертывали переговорный процесс, балансировали на грани военно-политической конфронтации и снова пытались начать диалог. Эту логику унаследовали и российско-американские отношения. Недолгие периоды «сближения» России и США были связаны с диалогом в стратегической сфере; периоды «расхождения» — с невозможностью договориться о правилах ревизии стратегической стабильности.
Первая попытка российско-американского сближения охватывала период 1991–1993 гг. После распада Советского Союза российское руководство во главе с Б. Н. Ельциным (1991–1999) хотело добиться:
• признания России в границах РСФСР 1991 г.;
• вывоза ядерного оружия (ЯО) с территории республик бывшего СССР;
• получения международного признания в борьбе с Верховным советом.
Фото: ИТАР-ТАСС
1 февраля 1992 года, Кэмп-Дэвид,
совместная пресс-конференция Джорджа
Буша-старшего и Бориса Ельцина
В рамках Кэмп-Дэвидской декларации (3 февраля 1993 г.) президенты Б. Н. Ельцин и Дж. Буш-старший заявили о намерении построить «союз новых партнеров». В Вашингтонской хартии (17 июня 1992 г.) фиксировалось намерение сторон построить «общую систему безопасности от Ванкувера до Владивостока». Но США были готовы поддержать Б. Н. Ельцина только при условии глубокого сокращения советского военного (прежде всего, ядерного) потенциала. Поэтому после решения трех ситуативных задач в двусторонних отношениях начал накапливаться конфликтный потенциал . «Малая конфронтация» России и США конца 1990-х годов стала закономерным результатом взаимного разочарования сторон друг в друге. Соединенные Штаты поддержали Б. Н. Ельцина в его противостоянии с Верховным Советом (1993) и КПРФ (1996). Отказ Б. Н. Ельцина от продолжения сокращения вооружений был воспринят в Вашингтоне как нарушение негласных условий «сделки» начала 1990-х годов.
За действиями США Москва видела попытку произвести революцию в системе мирового управления: снизить роль ООН за счет возвышения тандема «Большая семерка—НАТО». Под воздействием этих факторов российские стратегические ядерные силы (СЯС) стали рассматриваться как гарантия безопасности России от потенциально враждебных действий со стороны Соединенных Штатов.
Вторая попытка сближения охватывала период 2001–2003 гг. В его основе лежала необходимость предотвратить коллапс системы контроля над вооружениями. Такая угроза стала реальностью после отказа России ратифицировать Договор СНВ-2 [1] и объявления администрацией У. Клинтона о намерении выйти из Договора по ПРО. Психологическим фоном для переговоров стало взаимодействие сторон в рамках антитеррористической операции в Афганистане на рубеже 2001–2002 гг.
Москва согласилась с выходом США из Договора по ПРО и запустила совместные с НАТО программы по развитию систем ПВО и ПРО ТВД. Администрация Дж. Буша-младшего со своей стороны подписала с Россией Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) (2002 г.) и Московскую декларацию о стратегическом партнерстве, в соответствии с которой обязались консультироваться Москвой по всем вопросам развертывания систем ПРО.
Фото: Мюнхенская речь Владимира Путина,
10 февраля 2007
Но провозглашенная администрацией Дж. Буша-младшего стратегия «односторонних действий» вызывала опасения в Москве. В российско-американских отношениях нарастала конфронтация. В Мюнхенской речи 10 февраля 2007 г. президент В. В. Путин заявил, что в случае развертывания «третьего позиционного района ПРО» и продолжения расширения НАТО на Восток Москва может принять ответные меры военного характера. Последующие полтора года между сторонами шла «встречная эскалация по проблемам ПРО и ДОВСЕ. «Пятидневная война» вокруг Южной Осетии (август 2008 г.) с вовлеченностью в нее России и США стала финалом «малой» конфронтации конца 2000-х годов.
Третья попытка сближения охватывает так называемый период «Перезагрузки» 2009–2011 гг. В ее основе лежали объективные причины: (1) опасность коллапса режима контроля над вооружениями, (2) необходимость снижения угрозы военного столкновения России и США и (3) стремление администрации Барака Обамы выяснить, на каких условиях Москва готова к крупному сокращению стратегического потенциала.
На протяжении первых полутора лет политика «Перезагрузки» была относительно успешной. России и США удалось заключить Договор СНВ-3 (Пражский договор) и ввести в действие «Соглашение о сотрудничестве в сфере мирного использования атомной энергии» («Соглашение 1, 2, 3»). Стороны расширили сотрудничество по Афганистану — вплоть до создания в Ульяновске транспортно-логистического центра для транзита натовских грузов. США приостановили процесс расширения НАТО на постсоветское пространство и развертывание «третьего позиционного района» ПРО на территории Польши и Чехии. Москва стала взаимодействовать с США по вопросам ядерной программы Ирана, а Вашингтон снизил степень американского вмешательства во внутриполитические процессы в странах СНГ, прежде всего на Украине.
Фото: REUTERS / POOL New
Никита Мендкович: Афганский транзит и
интересы России
Но к середине 2010 г. в политике «Перезагрузки» наметились проблемы. У сторон возникли разногласия по трактовке преамбулы Договора СНВ-3, которая фиксировала взаимосвязь переговоров по ПРО/СНВ. Россия разработала проект дополнительного протокола к СНВ-3, касающийся ПРО. Белый дом предложил Москве подписать декларацию о сотрудничестве в сфере ПРО. Но за минувшие 15 лет Россия и США подписали как минимум пять подобных деклараций, которые выполнены не были. На Вашингтонском саммите 24 июня 2010 г. соглашения по ПРО достигнуто не было.
Президенты Б. Обама и Д. А. Медведев ограничились совместным заявлением о намерении сотрудничать в области наблюдения запусками баллистических ракет. В последующие полтора года разрешить проблему ПРО стороны не смогли. На Лиссабонском саммите НАТО 20 ноября 2010 г. Россия и страны альянса договорились искать компромисс в рамках проекта ЕвроПРО. Но 9 января 2011 г.
Совет НАТО принял решение, что система ЕвроПРО альянса будет развертываться отдельно от России. Переговоры Совета Россия—НАТО в Сочи (4 июля 2011 г.) не завершились успехом. Провал переговоров по ПРО накануне Чикагского саммита НАТО (май 2012 г.) означал, что поиск компромисса отложен не неопределенный срок.
Параллельно на протяжении 2011–2012 гг. в российско-американских отношениях назревал комплекс противоречий, вызванный:
• отказом России начать переговоры по сокращению тактического ядерного оружия (ТЯО) в Европе;
• недовольством российской стороны операцией НАТО в Ливии;
• расхождением позиций Москвы и Вашингтона по Сирии;
• активизацией с осени 2011 г. политики США в Центральной Азии;
• обострением гуманитарных проблем вроде «дела Магницкого» и «дела Бута».
На официальном уровне Кремль и Белый дом отрицали факт наличия кризиса. Но после демонстративно негативного отношения администрации Б. Обамы к итогам парламентских и президентских выборов в России игнорировать взаимное непонимание стало невозможно. На очереди может оказаться новый виток обновления стратегических потенциалов, который почти всегда сопровождался обострением отношений.
2. Глобальные тенденции развития российско-американских отношений
Высокий уровень конфликтности в российско-американском взаимодействии обусловлен не столько наследием холодной войны, сколько наличием системных противоречий.
На период до 2020 г. общая среда российско-американских отношений будет оставаться конфликтной. Наиболее серьезные проблемы сосредоточены в области стратегической стабильности и связанной с ней проблематикой нераспространения ядерного оружия. Менее значимыми (но не менее конфликтными) будут международно-правовые и энергетические проблемы. Ситуация осложняется тем, что у России и США нет комплекса стабилизирующих экономических связей, как, например, в американо-китайских отношениях. Единственным стабилизирующем фактором российско-американских отношений остается система военно-стратегического паритета. Его поддержание требует, однако, модернизации российского ракетно-ядерного потенциала, что неизбежно создаст новые конфликтные узлы во взаимоотношениях Москвы и Вашингтона.
2.1. Проблема стратегической стабильности
Ключевой проблемой российско-американских отношений остается сохранение стратегической стабильности. Еще в конце 1980-х годов в США возник пласт экспертной литературы о том, что холодная война закончилась не блестяще: советский военный потенциал не был демонтирован по образцу Германии и Японии после Второй мировой войны. Снижение российского военного (особенно, ядерного) потенциала рассматривается как приоритетная задача политики национальной безопасности США.
Россия со своей стороны не стремилась радикально сокращать свой стратегический потенциал. Российская элита рассматривает военный (прежде всего ядерный) потенциал как гарантию от возможных враждебных действий Вашингтона. Для американской стороны стратегическая стабильность традиционно была связана с определением параметров развития стратегических ядерных сил. Основы концепции стратегической стабильности сформулировал в 1977 г. Видный американский эксперт в сфере контроля над вооружениями Пол Нитце. В своем меморандуме для Министерства обороны США он отмечал, что создание СССР нового класса межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН) подрывает стабильность в стратегической сфере.
Фото: Государственный департамент США
Встреча Джеймса Бейкера и Эдуарда
Шеварнадзе в Вайоминге, сентябрь 1989
Для ее сохранения Нитце советовал, во-первых, уделить на переговорах особое внимание тяжелым МБР и, во-вторых, исключить из переговоров крылатые ракеты как средство компенсации советского превосходства в МБР. С 1981 года администрация Рональда Рейгана предлагала СССР концепцию стратегической стабильности П. Нитце в качестве основы для переговоров.
В российской трактовке «стратегической стабильность» выступает набором условий, снижающих риск начала ядерной войны. До середины 1980-х годов советское руководство критиковало стратегическую стабильность как «буржуазную теорию». В Кремле опасались, что посредством сокращения тяжелых МБР с РГЧ ИН США хотят добиться односторонних преимуществ. Но в конце 1980-х годов ситуация изменилась.
Руководство СССР во главе с М. С. Горбачевым (1985–1991) стремилось удержать Вашингтон в режиме стратегического диалога. На встрече в Вайоминге 22–23 сентября 1989 г. министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе и госсекретарь США Дж. Бейкер выработали четыре принципа переговоров по контролю над вооружениями:
• разделить переговоры по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям (т.е. по ПРи СНВ);
• уделить повышенное внимания проблеме сокращения тяжелых МБР (МБР с РГЧ ИН) как дестабилизирующего» вида СНВ;
• допустить наличие «возвратного потенциала» (сокращение посредством не уничтожения, а складирования боеголовок);
• исключить крылатые ракеты (т.е. неядерное высокоточное оружие) из переговорного процесса.
Логика Вайомингского компромисса легла в основу российско-американских договоров СНВ-1 (1991), СНВ-2 (1993) и СНП (2002). В 2009 г. ситуация изменилась. Дважды — в Хельсинки (20 апреля 2009 г.) и Амстердаме (20 июня 2009 г) — президент РФ Д. А. Медведев заявил, что Россия будет вести переговоры по СНВ только при условии пересмотра Вайомингского компромисса. Подписанный 8 апреля 2010 г. Договор СНВ-3 (Пражский договор) не только предусматривал снижение потолков СЯС до 1550 блоков у каждой из сторон, но и фиксировал новые правила стратегического диалога:
• cохранение права России и США на наличие «возвратного потенциала»;
• учет проблемы ПРО в структуре стратегического баланса;
• исключение из переговорного процесса неядерного высокоточного оружия;
• отсутствие лимитов на РГЧ ИН;
• отказ от приоритетности переговоров по сокращению тяжелых МБР;
• ослабление системы взаимных инспекций.
Центральной повесткой российско-американских отношений на период до 2020 г. останется способность (или не способность) Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии Пражского компромисса.
Условия «Пражского компромисса» остаются, однако, хрупкими. Стороны по-разному трактуют преамбулу Договора СНВ-3 о взаимосвязи стратегических оборонительных и наступательных вооружений. МИД России рассматривает ее как обязательство Соединенных Штатов вводить ограничения на количество развертываемых систем ПРО. Госдепартамент США видит в ней не более чем параметры будущих переговоров по ограничению вооружений. 23 ноября 2011 г. президент Д. А. Медведев заявил о возможности выхода России из СНВ-3 в случае резкого наращивания потенциала американской системы ПРО. Поэтому центральной повесткой российско-американских отношений на период до 2020 г. останется способность (или не способность) Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии Пражского компромисса.
2.2. Проблема нераспространения ядерного оружия
Конфликтной сферой российско-американских отношений остается проблема нераспространения ядерного оружия. Формально Москва и Вашингтон совместно выступают за укрепление Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Фактически между Россией и США сложился комплекс противоречий, связанный с различной политикой в отношении государств-аутсайдеров международной системы нераспространения.
На период до 2020 г. общая среда российско-американских отношений будет оставаться конфликтной.
За минувшие двадцать лет в США сформировалась стратегия контрраспространения (counter-proliferation strategy). Она предполагает превентивное изъятие оружия массового поражения у «опасных» (с точки зрения Вашингтона) режимов и предотвращение его попадания в руки транснациональных криминально-террористических сетей. Современная американская политика контрраспространения включает в себя пять вариантов действия:
• «выкуп» ядерной программы у потенциально-опасного государства;
• установление контроля над атомными объектами «проблемных» стран;
• частичное признание ядерного статуса нарушителя в обмен на соблюдение им ряда международных соглашений;
• силовые угрозы и нанесение (в крайнем случаев) разоружающих ударов по ядерным и протоядерным объектам «опасных режимов»;
• ужесточение международного контроля над замкнутым ядерным топливным циклом (ЗЯТЦ).
Фото: hgimediacenter.com
Алексей Фененко: Парадоксы «Глобального
нуля»
Стратегия контрраспространения требует частичной ревизии условий Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Согласно Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) любое неядерное государство имело право на мирное использование атомной энергии. 11 февраля 2004 г. президент Дж. Буш-младший предложил проект реформы ДНЯО: (1) ввести запрет на поставки технологий ЗЯТЦ, странам, не овладевшим им до 1 января 2004 г.; (2) обязать страны, выходящие из ДНЯО, вернуть МАГАТЭ технологии ЗЯТЦ, (3) принять международный кодекс поведения в сфере мирного использования атомной энергии и (4) повысить статус Всемирной ядерной ассоциации как возможного контролера за рынком расщепляющихся материалов. С 2009 г. эти предложения отстаивает и администрация Б. Обамы в рамках проекта «безъядерного мира» или «глобального нуля». Они созвучны «Плану Баруха» (1946), согласно которому предполагалось передать все компоненты ЗЯТЦ, включая добычу урановой руды, под контроль Комиссии ООН по атомной энергии.
За минувшие пятнадцать лет администрации США утвердили несколько прецедентов реализации стратегии контрраспространения:
1. Ирак: проведение военной операции под предлогом изъятия ОМП у «потенциально опасного» режима;
2. Иран: требование свернуть программу обогащения урана;
3. КНДР: требование ликвидировать ядерные объекты под контролем МАГАТЭ и / или комиссии «пяти держав»;
4. Пакистан: требование допустить американских представителей к управлению ядерным потенциалом этой страны;
5. Индия: частичное признание ее ядерного статуса в обмен на открытие Дели своих гражданских ядерных объектов для МАГАТЭ [2].
Россия, напротив, относится к политике контрраспространения настороженно. Российская общественность не понимает, почему США, позволяя Франции и Германии проводить самостоятельную коммерческую политику в отношении «проблемных» стран, отказывают в этом праве России.
Российская сторона подозревает, что под прикрытием риторики о необходимости усиления ДНЯО Соединенные Штаты выдавливают конкурентов с перспективных ядерных рынков. В Москве сильны опасения, что перечисленные выше прецеденты — задел для применения стратегии контрраспространения к России и КНР. На период до 2020 г. сохраняется угроза статусного конфликта, связанного со стремлением Москвы повысить свою роль в международной системе нераспространения, с одной стороны, и неготовностью Вашингтона согласиться с ревизией сложившегося порядка — с другой.
2.3. Проблема реформы системы международного права
Проблема реформы международного права будет одной из наиболее конфликтных сфер российско-американских отношений.
На протяжении последних двадцати лет в политике США оформилась тенденция к реформе системы международного права. Предшествующая система, сложившаяся по итогам Второй мировой войны, учитывала преобладание пяти великих держав (США, СССР, Великобритания, Франция, КНР) и как минимум двух сверхдержав с примерно равными военными потенциалами (США, СССР). Окончание холодной войны и распад СССР в 1991 г. не привели к серьезным сдвигам на международно-правовом уровне. Современный мировой порядок действует на основе институтов Ялтинско-Потсдамской системы. Поэтому утверждение американского лидерства требует от США проводить политику реформирования структуры мирового порядка.
Для реализации этих инициатив Соединенные Штаты проводили политику по нескольким направлениями:
• инициирование на международном уровне обсуждения проблемы неэффективности деятельности ООН, особенно — Совета Безопасности ООН;
• создание серии прецедентов действия других организаций, институтов или «клубов» (прежде всего —НАТО или «Группы восьми») без санкции СБ ООН;
• отказ от введения международно-правовых ограничений деятельности США как лидера нового мирового порядка;
• поощрение организации судебных процессов по делу лидеров суверенных государств;
• организация прецедентов, призванных пересмотреть ряд норм международного гуманитарного права ХХ в. (например, нераспространение действия Женевской конвенции о нормах обращения с военнопленными 1929 г. на талибов).
Соединенные Штаты используют при этом ряд механизмов, которые затрагивают российские интересы. Первый — стремление снизить роль Совета Безопасности ООН как ключевого института, ответственного за поддержание международного мира и безопасности. Второй — спекуляции на международном уровне тематикой сталинизма и итогов Второй мировой войны. (Что создает задел для делегитимизации деятельности ООН). Третий — политизация тематики коррупции. Большинство данных о коррупции элит других стран, регулярно вбрасываемых американскими и британскими СМИ, пока не нашли документального подтверждения. Зато они создают политико-психологический фон, в котором лидеры суверенных государств чувствуют себя неуверенно. Проблема реформы международного права будет одной из наиболее конфликтных сфер российско-американских отношений.
2.4. Проблемы энергетической безопасности
Фото: REUTERS/Kacper Pempel
Алексей Мастепанов: Сланцевый газ: что
он несёт России?
Потенциально конфликтной сферой российско-американских отношений остаются вопросы энергетической безопасности. Концепция «энергетической безопасности» была разработана в США после первого «нефтяного шока» 1973 г. Она предусматривала (1) диверсификацию источников энергоносителей, (2) развитие альтернативных отраслей энергетики (прежде всего — атомной энергетики), (3) обеспечение свободного доступа к источника энергоносителей, (4) допустимость использования силы для защиты энергетических интересов. В 1975 г. такое понимание энергетической безопасности стало программой «Группы семи».
Договор к Энергетической Хартии (ДЭХ) 1994 г. был призван повязать экспортеров энергоносителей (прежде всего — Россию) комплексом соглашений. Интеграция России в «Группу семи» изменила ситуацию. Москва с 2005 г. ставит вопрос о реформе понимания энергетической безопасности за счет большего учета интересов экспортеров. На саммите «Группы восьми» в Санкт-Петербурге (15–17 июля 2006 г.) России удалось добиться включения в документы нового понимания энергетической безопасности как обеспечения безопасности всего цикла добычи, транспортировки и распределения энергоносителей.
С этого времени в Вашингтоне разрабатываются и апробируются на практике различные варианты противодействия российскому «энергетическому оружию»: от поддержки Украины и Белоруссии в энергетических конфликтах с Россией до поощрения политики Туркменистана по созданию системы экспорта углеводородов в обход Российской Федерации.
В 1970-х годах первенство на энергетическом рынке принадлежало американо-британским компаниям (так называемых «семь сестер»). В 2000-х годах они уступили первенство государственным корпорациям России, КНР, стран Персидского залива, Индии, Индонезии и Бразилии. Отсюда — стремление американского бизнеса играть на разукрупнение конкурентов. У России и США нет также позитивного опыта взаимодействия в энергетической сфере. Совместные проекты («Сахалин-1», «Сахалин-2», «Северный мост») оказались несостоятельными. У российского и американского энергетического бизнеса пока не было опыта достижения компромиссов.
Дополнительным источником напряженности служит «британский фактор». До середины 1980-х годов Великобритания была ведущей энергетической державой зарубежной Европы. Но начавшееся с 1986 г. падение объемов добычи углеводородов в Северном море усилило роль энергетических поставок из СССР/России. Ведущая роль стала переходить к Германии как ключевому транзитному узлу поставок российских углеводородов. Такая тенденция вызывает противодействие Лондона. Британская дипломатия пытается использовать фактор стран Центрально-Восточной Европы для ослабления российско-германского энергетического взаимодействия. Эта политика пользуется всемерной поддержкой Вашингтона.
3. Региональные тенденции развития российско-американских отношений
Потенциально конфликтной остается ситуация на региональном уровне. У России и США по-прежнему сильны разногласия на региональном уровне, многие из которых унаследованы от периода холодной войны. Именно в регионах опасность российско-американского военного столкновения при определенных условиях может усилиться к началу 2020-х годов. Вместе с тем, на региональном уровне есть ряд стабилизирующих обстоятельств, которые могут создать условия для российско-американского конструктивного взаимодействия.
3.1. Европа
Материалы научно-практической
конференции «Евроатлантическое
сообщество безопасности: миф или
реальность», 23 марта 2012 г.
Наибольшие противоречия у России и США сохраняются в Европе. Ведущей организацией зарубежной Европы остается военно-политический блок НАТО, основанный на системе американского присутствия в Европе и предоставлении американских гарантий безопасности европейским союзникам.
Между Россией и НАТО возникает «дуга нестабильности» — спорное пространство от Мурманска до Нагорного Карабаха с замороженными или латентными этнополитическими конфликтами. На протяжении последних 50 лет в Евроатлантике соперничали два подхода к обеспечению безопасности. Атлантический подход фокусировал внимание на важности сохранения американских гарантий безопасности союзникам по НАТО. Евро-атлантический подход признавал американское лидерство в Европе, но стремился ограничить свободу действий Вашингтона через подписание взаимообязывающих соглашений. Элиты США, Великобритании и Нидерландов, Дании и Норвегии отстаивали приоритет атлантизма. Страны континентальной Западной Европы (прежде всего — Франция и ФРГ) выступали сторонниками евроатлантического подхода Советский Союз с середины 1960-х годов сделал ставку на сотрудничество с евроатлантизмом. Эту тенденцию продолжает и Российская Федерация. Ключевыми российскими инициативами рубежа 2000-х и 2010-х годов стали проекты Договора о европейской безопасности (ДЕБ) и «Евроатлантической инициативы в области безопасности» как механизма неофициального диалога [3]. Москва стремится ограничить Вашингтон комплексом соглашений, призванных (1) снизить свободу США в вопросах применения силы, (2) создать механизм совместного обсуждения Россией и НАТО проблем европейской безопасности и (3) зафиксировать систему обязательств России и НАТО на случай конфликта с третьими странами.
Именно в регионах опасность российско-американского военного столкновения при определенных условиях может усилиться к началу 2020-х годов.
В Вашингтоне опасаются, что посредством подобных соглашений Москва попытается подорвать гарантии Соединенных Штатов перед странами Западной Европы и в конечном счете весь механизм НАТО. К началу 2010-х годов в Европе наметился кризис евроатлантизма. В странах ЕС происходит ренессанс трансатлантических отношений.
Во-первых, Франция при президенте Николя Саркози (2007–2012) отказалась от концепции голлизма как основы внешней политики. Возвращение Франции в военную организацию НАТО (2009), подписание франко-британской союзной декларации (2010), Ливийская война (2011) и совместное франко-британское выступление по Сирии (2012) доказали, что Париж осваивает роль «младшего» партнера США и Великобритании.
После Ливийской войны 2011 г. ведущая роль в ЕС перешла от франко-германского к франко-британскому тандему, который более связан с Вашингтоном, чем проект ОЕПБО. Новый расклад сил в зарубежной Европе усиливает конфликтный потенциал в российско-американских отношениях.
Во-вторых, ослаб запущенный в 1996 г. проект «европейской оборонной идентичности». Летом 2011 г. был распущен ЗЕС. Его планировалось заменить Общеевропейской политикой безопасности и обороны (ОЕПБО). Но страны ЕС пока не сумели согласовать параметры европейских миротворческих сил. Реальной военной основой ЕС становятся франко-британские соглашения 2010 г.
В-третьих, изменился расклад сил в Евросоюзе. После Ливийской войны 2011 г. ведущая роль в ЕС перешла от франко-германского к франко-британскому тандему, который более связан с Вашингтоном, чем проект ОЕПБО. Новый расклад сил в зарубежной Европе усиливает конфликтный потенциал в российско-американских отношениях. К конфликтным факторам можно отнести:
• стремление США участвовать в урегулировании военно-политических конфликтов на постсоветском пространстве;
• продолжение политики расширения сферы ответственности НАТО;
• развертывание США систем ПРО в зарубежной Европе;
• отсутствие механизмов диалога России и НАТО о сокращении тактического ядерного оружия (ТЯО);
• отсутствие адекватной замены ДОВСЕ;
• включенность британского ядерного потенциала в американскую систему ядерного планирования;
• нежелание Британии и Франции присоединиться к советско-американскому Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г.;
• сохранение конфликтного потенциала в отношениях России со странами Центрально-Восточной Европы, вызванного в том числе историческим наследием.
До 2020 г. напряженность между Россией и США в Европе будет возрастать под воздействием трех обстоятельств. После отказа Франции от политики голлизма российская сторона лишилась влиятельного посредника в российско-американских отношениях, каким традиционно выступал Париж. В России усилилось разочарование в ОБСЕ как площадке переговорного процесса. США не отказались от проектов расширения НАТО на постсоветское пространство. Провал переговоров по российскому проекту Договора о европейской безопасности (ДЕБ) доказал, что России и США пока не удалось выработать новые правила взаимодействия в Европе.
3.2. Центральная Азия
Фото: Official White House Photo by Pete Souza
Мария Небольсина: Афганский транзит
Обамы
Российско-американские отношения в Центральной Азии строятся на основе пересечения двух на первый взгляд противоположных тенденций. Россия поддерживает антитеррористическую операцию НАТО в Афганистане и оказывает ей материально-техническую поддержку. (Хотя Кремль регулярно критикует альянс за недостаточную борьбу с производством наркотиков на афганской территории). Одновременно Москва опасается, что Вашингтон выстроит самостоятельную систему отношений с бывшими среднеазиатскими республиками СССР и подорвет механизмы ШОС и ОДКБ.
Ситуация осложняется отсутствием взаимного признания между НАТО и ОДКБ, что приводит к фактическому соперничеству в регионе двух военно-политических блоков. Новый взгляд Вашингтона на роль Центральной Азии был закреплен в Стратегии национальной безопасности США 2002 г. (СНБ-2002). В документе постулировались три основы центральноазиатской политики США. Во-первых, Вашингтон на обозримую перспективу намерен сохранить свое присутствие в Центральной Азии. Во-вторых, наличие военной инфраструктуры в Центральной Азии позволяет США решать комплекс военно-политических задач: от борьбы с транснациональным терроризмом до ограничения ресурсов России и «сдерживания» КНР. В-третьих, ни Ташкентский договор 1992 г., ни ШОС не препятствуют США выстраивать свою систему отношений с центральноазиатскими государствами.
Эта система может совпадать, а может и не совпадать с интересами России и КНР.
Попытки республиканцев провести «ускоренную демократизацию» Центральной Азии оказались неудачными. Администрация Б. Обамы учла ошибки предшественников. На Лиссабонском саммите НАТО 20–21 ноября 2010 г. Было принято решение о выводе военного контингента альянса из Афганистана в 2014 г. Позиции США косвенно усилило подписанное 27 сентября 2010 г. Соглашение между КНР и РФ о сотрудничестве в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. В Ташкенте, Душанбе и Ашхабаде оно было воспринято как резкое усиление позиций России и КНР в регионе. Возник объективный запрос на поиск контрбалансира России и КНР в лице США.
После центральноазиатского турне госсекретаря США Х. Клинтон в октябре 2011 г. Вашингтон осуществляет политику в регионе по следующим направлениям:
• переговоры со странами Центральной Азии о партнерстве в вопросах предстоящего вывода войск НАТО из Афганистана;
• консультации со странами Центральной Азии о возможности сохранения американского присутствия в регионе после 2014 г.;
• поддержка энергетической политики Туркменистана по созданию новых газопроводных систем в южном и восточном направлении;
• вовлечение Узбекистана в переговорный процесс по Афганистану отдельно от партнеров Ташкента по ШОС;
• предоставление США статуса партнера по диалогу ШОС;
• содействие расширению количества участников ШОС (например, за счет присоединения к организации Турции или Индии).
Соединенные Штаты вновь, как и в 2002–2003 гг., пытаются выстроить комплекс самостоятельных военно-политических (а в идеале и энергетических) связей с центральноазиатскими государствами. Такая политика призвана размыть особый характер ШОС как первой организации обеспечения региональной безопасности без участия США.
Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР.
В ближайшие десять лет наибольшие опасения России в Центральной Азии будет по-видимому вызывать опасность повторения «сценария 2002 года». Весной 2002 г. администрация Дж. Буша-младшего стала зондировать возможность вступления или предоставления США статуса ассоциированного члена ШОС. Предложения Белого дома поставили ШОС на грань кризиса. Узбекистан поддерживал американские предложения. Китай выступил против подключения Вашингтона к ШОС. Только выведя за скобки вопрос об американском присутствии, страны ШОС приняли Устав организации на Санкт-Петербургском саммите 7 июня 2002 г.
Ресурсы Москвы в настоящее время меньше, чем были в начале 2000-х годов. Администрация Дж. Буша-младшего делала ставку на индуцирование кризиса в ШОС и смену центральноазиатских элит. Это порождало недоверие к американской политике в Центральной Азии. Администрация Б. Обамы действует более осторожно. Лозунг «смены режимов» Вашингтон снял или отложил «до лучших времен». Зато США претендуют на роль «критического балансира» растущему влиянию России и КНР. Это повышает их шансы на выстраивание партнерских отношений со странами Центральной Азии.
На период до 2020 г. наиболее опасным для России был бы «британский сценарий» 1940-х годов: выстраивание Соединенными Штатами самостоятельных отношений с регионами при минимальном участии центра в этом процессе.
3.3. Тихоокеанский регион
К 2020 г. возрастающую роль в российско-американском взаимодействии будет играть Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) и — шире — международные отношения на Тихом океане. Стержнем этого региона выступает американо-китайское противостояние. Соединенные Штаты с середины 2010 г. перешли к обновленной политике «сдерживания Китая». Она включает в себя несколько направлений:
• возрождение созданного в 1951 г. военного союза АНЗЮС (США, Австралия и Новая Зеландия);
• выстраивание системы нового присутствия США в Индокитае, прежде всего за счет военного партнерства с Вьетнамом и усиления американского контроля за Малаккским проливом;
• расширение военного партнерства США с Индией;
• выстраивание нового объединения Транстихоокеанское партнерство (ТТП), призванного в том числе размыть особый характер отношений внутри АСЕАН.
Фото: grandstroy.blogspot.com
Артем Лукин: Россия и США в АТР:
возможно ли стратегическое партнерство?
Региональная политика России остается двойственной. Основой российской политики остается стратегическое партнерство с КНР в формате «большого договора» 2001 г. Визит премьер-министра В. В. Путина в Пекин 10–11 октября 2011 г. подтвердил намерение обеих сторон расширять его формат. Но одновременно Москва стремится уравновесить диспропорциональное влияние китайского бизнеса на российском Дальнем Востоке. С этой целью Россия периодически инициирует переговоры о расширении экономических связей с Японией, Южной Кореей, странами АСЕАН и США.
Администрация Б. Обамы пыталась вести игру на ослабление российско-китайского стратегического партнерства. Соединенные Штаты на протяжении 2009 г. предлагали КНР концепцию «группы двух» как привилегированного американо-китайского партнерства. В 2010 г. эксперты Института Брукингса разрботали концепцию «Северной альтернативы АСЕАН» (Northen Alternative of ASEAN): гипотетической организации с участием США, Канады, Южной Кореи и, возможно, Японии.
В запасе у Вашингтона есть ракетно-космическая сфера. После возрождения в ноябре 2010 г. блока АНЗЮС Канберра и Веллингтон активизировали контакты с Роскосмосом относительно возможности партнерства в области ракетно-космических технологий. Недействующим остается и российско-японское соглашение о партнерстве в сфере мирного исследования и использования космического пространства 1993 г. В контексте обостряющегося соперничества в АТР партнерство России с этими странами в области ракетно-космических технологий вызовет недовольство Пекина.
У России и США сохраняются территориальные противоречия. Россия не ратифицировала соглашение 1990 г. о разделе спорных участков Берингова моря. США и Япония не признают за Охотским морем статус территориального моря России. Неразделенными остаются шельфовые зоны Берингова пролива, где граница определена российско-американским соглашением 1867 г. (Последнее было выработано задолго до принятия Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. и не отражает его ).
У России и США сохраняются территориальные противоречия. Россия не ратифицировала соглашение 1990 г. о разделе спорных участков Берингова моря. США и Япония не признают за Охотским морем статус территориального моря России.
На официальном уровне Вашингтон пока не ставит вопрос о прямых контактах США с дальневосточными регионами. Однако американские эксперты обсуждают возможность участия дальневосточных регионов России в АТЭС отдельно от остальной России, имея ввиду, что членами АТЭС выступают не государства, а экономики. Подобные проекты предлагаются американскими аналитиками в отношении возможности самостоятельного участия российского Дальнего Востока в ТТП или гипотетической «Северной альтернатив АСЕАН». В Москве учитывают распространенную в американских экспертных кругах ностальгию по Дальневосточной республике начала 1920-х годов.
Потенциальный комплекс российско-американских противоречий может сложиться вокруг АТЭС. «Богорские задачи» 1994 г. предусматривали (1) создание к 2020 г. Зоны свободной торговли по Тихому океану и (2) проведение либерализации к 2010 г. системы внешней торговли наиболее развитых член АТЭС. Эти задачи не были выполнены. Однако в Москве сильны опасения, что ускорение экономической интеграции в АТЭС могут создать проблемы для осуществления контроля федерального центра над миграционными потоками из КНР и деятельности дальневосточных регионов России.
Новой проблемой для российско-американских отношений может стать перераспределение полномочий между федеральным центром и дальневосточными регионами России. Перенос части столичных функций в один из городов Дальнего Востока может вызвать дискуссии о переустройстве Российской Федерации по конфедеративному принципу.
Администрация Б. Обамы настороженно относится к реализации предложенного Россией в октябре 2011 г. проекта «Евразийского союза». Уместно ожидать попытки США косвенно противодействовать этим инициативам.
США могут оказать поддержку подобным тенденциям за счет (1) выдвижения инициатив по самостоятельному вступлению российского Дальнего Востока в различные интеграционные объединения на Тихом океане и (2) попыток начать переговоры с дальневосточными регионами России о разрешении территориальных споров. На период до 2020 г. наиболее опасным для России был бы «британский сценарий» 1940-х годов: выстраивание Соединенными Штатами самостоятельных отношений с регионами при минимальном участии центра в этом процессе [4].
3.4. «Постсоветское» пространство
Отношения России с Соединенными Штатами на территории бывшего СССР отличаются высокой степенью прогнозируемости. С конца 1993 г. Белый дом независимо от партийной принадлежности администрации стремился:
• поддерживать «геополитический плюрализм» в Евразии (т.е. независимость и территориальную целостность бывших республик СССР);
• развивать самостоятельный диалог с республиками бывшего Советского Союза независимо от позиции Москвы;
• поощрять проекты экспорта углеводородов по независимым от России маршрутам;
• препятствовать реализации интеграционных проектов, в центре которых находится Россия.
Администрация Б. Обамы настороженно относится к реализации предложенного Россией в октябре 2011 г. проекта «Евразийского союза». Уместно ожидать попытки США косвенно противодействовать этим инициативам. На период до 2015 г. ключевыми инструментами здесь могут выступать (1) поддержка Вашингтоном политиков, нацеленных на дистанцирование от России и (2) расширение взаимодействия НАТО и ЕС (при прямой или косвенной поддержке США) военно-политического взаимодействия республик бывшего СССР со структурами НАТО и ЕС. После 2015 г. Политика Вашингтона на «постсоветском пространстве» подвергнется переосмыслению: она будет, определяться успехами или неудачами интеграционного проекта «Евразийского союза».
3.5. Арктика
Фото: AFP / Charly Hengen
Алексей Фененко: Москва и Вашингтон в
Арктическом пространстве
В Арктическом регионе российско-американские отношения до 2020 г. будут оставаться конфликтными. Между сторонами существует объективное противоречие. Россия выступает за сложившуюся в 1920-х годах секторальную систему раздела Арктики. Соединенные Штаты выступают за интернационализацию Северного Ледовитого океана и отказа от секторального деления. Россия стремится закрепить за собой советский арктический сектор через признание части подводных хребтов Ломоносова и Менделеева продолжением Сибирской континентальной платформы. Вашингтон, как следует из текста «Региональной политики США в Арктике» (2009 г.), будут противодействовать этому процессу.
Ситуация осложняется тремя обстоятельствами. Дискуссия о переделе Арктики происходит между пятью арктическими державами, четыре из которых — члены военно-политического блока НАТО, Норвегия, Дания и Канада являются союзниками США по Вашингтонскому договору 1949 г. Соединенные Штаты могут иметь с ними территориальные противоречия, однако они (в отличие от противоречий с Россией) не имеют военно-политической подоплеки.
Квазиэкологические концепции рассматриваются в Вашингтоне как инструмент интернационализации Северного Ледовитого океана и, следовательно, сокращения акватории действия Северного флота ВМФ России. США, Норвегия и Швеция никогда не признавали эксклюзивных прав России на Северный морской путь. Развитие «общих экологических проектов» видится из Вашингтона, Осло и Стокгольма как косвенное согласие России на пересмотр статуса этой транспортной артерии.
В Арктическом регионе российско-американские отношения до 2020 г. будут оставаться конфликтными. Между сторонами существует объективное противоречие.
Арктические споры связаны с дискуссиями о перспективах развития российских и американских стратегических ядерных сил (СЯС), прежде всего — баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ). США стремятся девальвировать мощь Северного флота ВМФ России, который выступает основой морской компоненты российских СЯС. Союзники США поддерживают Вашингтон в этом устремлении.
Эти факторы до 2020 г. будут с высокой долей вероятности определять развитие российско-американских отношений в Арктике.
Новый формат российско-американскому взаимодействию в Арктике придает Мурманский договор между Россией и Норвегией 2010 г. Документ доказал:
• возможность ведения диалога России с другими арктическими странами без участия США;
• ограниченность формата взаимодействия России с арктическими союзниками США (Норвегия, несмотря на раздел спорных районов Баренцева моря и уступок Москвы по Шпицбергену, не признала Северный морской путь (СМП) внутренней транспортной артерией России);
• допустимость использования США территориальных уступок Москвы как прецедента для разрешения российско-американских пограничных споров.
К стабилизирующим факторам российско-американских отношений в Арктике можно отнести, во-первых, предельную сложность климатических условий Северного Ледовитого океана и, во-вторых, наличие у США территориальных противоречий с Данией и Канадой. Позитивную роль могут сыграть совместные российско-американские проекты глубоководного бурения для Северного Ледовитого океана.
4. Сценарии развития российско-американских отношений до 2020 г.
Развитие тенденций российско-американских отношений позволяет сделать вывод об исчерпании модели «навязанного консенсуса» как основы двусторонних отношений. Эта модель, сложившаяся в первой половине 1990-х годов, предполагала развитие российско-американского взаимодействия на основе повестки дня, выработанной при определяющей роли США. Эта модель исчерпала себя в 2007–2008 гг.
Попытка администрации Б. Обамы возродить ее в рамках политики перезагрузки не принесла результатов и столкнулась с противодействием Москвы. К концу 2012 г. Двусторонние отношения независимо от итогов предстоящих президентских выборов в США вошли в стадию определения будущего формата отношений. Здесь возможны три варианта.
Сценарий «малой конфронтации» сведет российско-американские отношения до уровня контактов о снижении военной напряженности и возобновлении диалога по военно-политическим проблемами.
4.1. Возвращение к «малой конфронтации»
Модель «малой конфронтации» предполагает окончательное свертывание результатов политики «Перезагрузки», возвращение к конфронтационной риторике, модернизацию ракетно-ядерных потенциалов России и США и высокий уровень региональной конфликтности. Вероятность подобного развития событий высока. К такой модели взаимодействия могут привести следующие факторы:
• отсутствие договоренностей между Россией и США по ПРО;
• неудача переговорного процесса 2009–2011 гг. по реформе системы европейской безопасности;
• нарастание российско-американского соперничества в Центральной Азии;
• негативное отношение американского истеблишмента (независимо от партийной принадлежности) к фигуре Владимира Путина;
• психологический негатив в двусторонних отношениях, вызванный критичной позицией Белого дома к итогам парламентских и президентских выборов в России;
• излишне резкая предвыборная риторика кандидата от республиканцев М. Ромни.
Ситуация может напоминать события 2007–2008 гг. Тогда в ответ на Мюнхенскую речь В. В. Путина американская сторона создала управляемый кризис вокруг Грузии с целью выяснить степень готовности Кремля реализовать на практике «мюнхенские предупреждения». Подобный кризис для проверки степени прочности позиций В. В. Путина и его готовности идти на применение силы может быть организован и ближайшие годы. Наиболее вероятными точками для его организации выглядят территориальные споры России с Японией, затяжной военно-политический кризис вокруг Грузии, попытки смены власти в Белоруссии, территориальные противоречия в Арктике, «размораживание» конфликтов в Приднестровье и Нагорном Карабахе. Возникнет опасность встречной эскалации региональных конфликтов по образцу 2008 г.
Фото: wallpaperhd.info
Доклад «Ядерное оружие и стратегическая
стабильность: поиски российско-
американского консенсуса в XXI веке»
Потенциал российско-американской конфликтности в стратегической сфере остается также высоким. В определенной степени он даже выше, чем был в советско-американских отношениях 1960-х и 1970-х годов. Во-первых, Россия и США подошли к критическим потолкам сокращения СЯС — до 1550 оперативно-развернутых боезарядов у каждой из сторон. Дальнейшее снижение потолков (ниже 1000 боезарядов) может сделать возможным нанесение разоружающего удара по стратегическим силам одной из сторон.
Во-вторых, за минувшие двадцать лет Россия и США обновляли свои СЯС намного медленнее, чем в 1970-х и 1980-х годах. Потенциал для вывода из строя ядерных систем будет намного меньше, чем это было до 2009 г.
В-третьих, сужаются возможности для достижения компромисса по ПРО. Вашингтон выделяет крупные средства на реализацию этого проекта, а американский бизнес получает крупные военные заказы. Американцы не видят, на какую крупную уступку со стороны Москвы они могли бы разменять возможное соглашение по ПРО.
В-четвертых, Россия при угрозе быстрого наращивания потенциала американской ПРО может пойти на выход из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г. Итогом может стать воссоздание системы 1980-х годов: противостояние в Европе на базе ракет средней и меньшей дальности. Для такой системы будет характерно предельно малое подлетное время к целям на территории России и стран ЕС и высокая вероятность возникновения регионального конфликта с использованием ядерного оружия.
Сценарий «малой конфронтации» сведет российско-американские отношения до уровня контактов о снижении военной напряженности и возобновлении диалога по военно-политическим проблемами. Приоритетными задачами станут сохранение Договора СНВ-3 и выработка мер предотвращения конфликтов. И Россия, и США будут заинтересованы в посреднике, каким традиционно была Франция.
В настоящее время такой посредник в Европе отсутствует. Возможно, им станет британская дипломатия по мере расширения военно-политической самостоятельности Лондона от Вашингтона. В этом случае для России многократно возрастет ценность британского направления.
4.2. «Стагнационный сценарий»
«Стагнационный сценарий» двусторонних отношений основан на замораживании современных тенденций. Его основными чертами можно считать:
• сохранение системы взаимного ядерного сдерживания и ракетно-ядерного паритета как основы российско-американских отношений;
• ведение вялотекущих переговоров по противоракетной обороне без достижения ощутимых результатов;
• ускорение попыток США играть на подрыв российско-китайского стратегического партнерства или (в случае неудачи) переформатирование политики Индии на конфронтацию с Москвой и Пекином;
• опосредованное соперничество в Центральной Азии при демонстративной риторике о наличии общих интересов в Афганистане;
• высокий уровень соперничества на территории бывшего СССР и в Европе (где Россия, как СССР в 1960-х годах, попытается играть на противоречиях стран ЕС и США);
• сохранение демонстративно конструктивных контактов между лидерами России и США независимо от партийной принадлежности будущего президента США,
• сведение повестки двусторонних отношений до контроля над вооружениями.
Немалую роль будет также играть способность стран ЕС добиться реальной военно-политической автономии от США. Участие России в переговорах по проблемам европейской безопасности снизит у российской элиты ощущение опасности. Игнорирование России при решение европейских проблем ужесточит политику Москвы. Обе стороны, возможно, попытаются использовать в своих целях обостряющийся с 2009 г. «немецкий вопрос»: проблему полного восстановления суверенитета Германии.
В настоящее время «стагнационный сценарий» выступает наиболее реалистичным вариантом развития двусторонних отношений. Ракетно-ядерный паритет служит стабилизирующей основой российско-американских отношений. На период до 2016–2017 гг. Москва и Вашингтон будут наблюдать за способностью друг друга развернуть систему ПРО и провести модернизацию СЯС.
Наиболее серьезным узлом противоречий станет, по-видимому, Центральная Азия. Вашингтон с высокой степенью вероятности будет пытаться размыть роль ШОС и ОДКБ. Достижение этой проблемы возможно двумя путями. Первая — широкая поддержка оппозиции в странах Центральной Азии. Второй — интеграция США в структуры ШОС. В обоих случаях речь может идти о росте неустойчивости в этом регионе.
Серьезным испытаниям этот сценарий подвергнется в 2018–2020 гг. Договор СНВ-3 не предусматривает промежуточных сроков сокращения СЯС. Теоретически одна из сторон может заявить о намерении не проводить основные сокращения поэтапно, а перед началом сокращений выйти из СНВ-3. В такой ситуации ей удастся сохранить СЯС на уровне 2010 г. Это даст России или США преимущества в случае коллапса СНВ-3.
В настоящее время «стагнационный сценарий» выступает наиболее реалистичным вариантом развития двусторонних отношений. Ракетно-ядерный паритет служит стабилизирующей основой российско-американских отношений. На период до 2016–2017 гг. Москва и Вашингтон будут наблюдать за способностью друг друга развернуть систему ПРО и провести модернизацию СЯС. После этого (примерно к 2018 г.) элиты России и США будут действовать, исходя из наличия или отсутствия ракетно-ядерного паритета.
4.3. Позитивный сценарий
Фото: The Missile Defense Agency
Доклад «Десять лет без договора по ПРО.
Проблема противоракетной обороны в
российско-американских отношениях»
Позитивный сценарий в настоящее время наиболее сложен для реализации. Российско-американские отношения на 80% связаны с проблемами контроля над вооружениями. Без соглашения по ПРО российская сторона не пойдет на подписание новых соглашений по СНВ. Поэтому России и США следует найти развязку наиболее сложных проблем на достратегическом уровне.
России и США следует начать диалог по проблеме тактического ядерного оружия (ТЯО). Выйти на реальные сокращения ТЯО сторонам к 2020 г. вряд ли удастся. Но переговорный пакет по ТЯО может включать в себя следующие аспекты. Прежде всего, речь идет об уточнении VII статьи ДНЯО о правовых условиях присутствия ТЯО на территории третьих стран. России важно вернуться к переговорами о создании «безъядерной зоны» в Центрально-Восточной Европе. Эти переговоры предусмотрены Основополагающим актом Россия—НАТО (1997), но находятся в замороженном состоянии.
Проблема ТЯО возрождает дискуссии по германскому вопросу. С 2009 г. Берлин последовательно выступает за вывод американского ТЯО из Европы. Вывод американского ТЯО из Германии убирает основу американских ядерных гарантий Берлину. Это ставит вопрос о характере будущей политики ФРГ. Московский договор 1990 г. снял с Германии остатки оккупационного статуса. Но он сохранил введенные Боннским договором 1952 г. запреты на проведение референдумов по военно-политическим проблемам, на требование вывода иностранных войск до подписания мирного договора, на развитие ряда компонентов вооруженных сил и на принятие внешнеполитических решений без консультации с державами-победительницами. Россия и США могут вернуться к проблеме заключения мирного договора с Берлином и восстановления полноценной правосубъектности Германии в военной сфере.
России важно начать диалог с США по проблеме развертывания американских систем ПРО в Европе. Кризис вокруг третьего позиционного района ПРО был как-будто урегулирован заявлением президента Б. Обамы 17 сентября 2009 г. об отсутствии планов его развертывания. Но Вашингтон не денонсировал подписанные в 2008 г. договоры с Польшей и Чехией. Теоретически ничто не мешает следующей администрации США возобновить этот проект. Москва обеспокоена озвученными осенью 2009 г. проектами США по развитию систем ПРО морского базирования в Европе. Москве важно получить гарантии неразвертывания подобных систем в морских акваториях Черного и Балтийского морей. После конфликта вокруг третьего позиционно района ПРО российская сторона считает девальвированной Московскую декларацию 24 мая 2002 г. России и США важно разработать новый механизма контроля в сфере ПРО.
Основой позитивного сценария должна стать выработка «кодекса поведения» по четырем направлениям: 1) обязательства на случай конфликта с третьими странами; 2) повестка переговоров по контролю над вооружениями в Европе; 3) нормы диалога между НАТО и ОДКБ и 4) определение проблем безопасности в Центральной Азии.
Российская сторона заинтересована в учете британского фактора на переговорах по СНВ. Британские стратегические ядерные силы (СЯС) с 1962 г. включены в американскую систему ядерного планирования и теоретически применяются вместе с СЯС США. Соединенные Штаты могут развивать СЯС выше лимитов СНВ-3 в рамках совместных с Великобританией программ. Особого внимания заслуживает Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. В настоящее время Великобритания и Франция не участвуют в нем и теоретически могут развивать этот класс ракет. В настоящее время стороны не имеют вооружений этого класса. Но в будущем они могут вернуться к этой проблеме, восстановив программу создания ракет средней и меньшей дальности или крылатых ракет наземного базирования. (Например, для модернизации совместных франко-британских крылатых ракет воздушного базирования «Storm Shadow»).
России и США следует также выработать правила военного взаимодействия в Европе. В настоящее время Европа вернулась к ситуации 1960-х годов, когда у сторон не было правил игры в военной сфере. Военные операции НАТО на Балканах привели к девальвации Стокгольмского соглашения СБСЕ о мерах доверия в Европе (1986 г.). ДОВСЕ распался после введения российского моратория на его соблюдение в 2007 г. Переговоры по российской инициативе о Договоре о европейской безопасности с 2010 г. заморожены. Возобновление переговоров по обычным вооружениям в Европе стало бы важным компонентом политики «Перезагрузки».
К этой группе проблем примыкает вопрос о выработке Россией и США комплекса взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами. В период биполярной конфронтации подобные обязательства были зафиксированы в Декларации по предотвращению ядерной войны 1973 г. При М. С. Горбачеве ее положения были расширены в рамках Венских соглашений о мерах доверия 1989–1990 гг. После 1991 г. Россия и США избегали этой проблемы как пережитка холодной войны. Конфликт вокруг Южной Осетии доказал, что этот оптимизм был преждевременным.
Повестка российско-американских отношений на 90% пока ограничена контролем над вооружениями. Материально-техническая основа мало отличается от советско-американских отношений 1980-х годов. И это — главное психологическое разочарование последних 20 лет.
Для России и США важно определить стратегию переговоров в отношении Договора о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Этот многосторонний документ был подписан еще в 1996 г., но до настоящего времени в силу не вступил. Россия при этом остается единственной ядерной державой с наиболее полным форматом участия в этом режиме. США и КНР не ратифицировали ДВЗЯИ, но ввели национальные моратории на ядерные испытания. Великобритания и Франция ДВЗЯИ ратифицировали, но не объявили мораторий на запрет ядерных испытаний. Россия сохраняет и мораторий на проведение ядерных испытаний, и ратифицировала в 2000 г. ДВЗЯИ. Россия, таким образом, оказывается в невыигрышной ситуации в условиях начавшихся во второй половине 2000-х годов программ модернизации ядерных арсеналов всех легальных ядерных держав.
Менее ясны перспективы российско-американского диалога в других регионах. Однако потенциал для создания подобных механизмов диалога у сторон имеется. На Дальнем Востоке приоритетной задачей для России и США должно стать урегулирование споров по морским пространствам. В Центральной Азии сторонам важно определить формат взаимодействия по выводу войск НАТО из Афганистана и перспективам взаимодействия Вашингтона с ШОС. Последний вариант предполагает возможность организации широких переговоров по проблемам региональной безопасности. Основой позитивного сценария должна стать выработка «кодекса поведения» по четырем направлениям: 1) обязательства на случай конфликта с третьими странами; 2) повестка переговоров по контролю над вооружениями в Европе; 3) нормы диалога между НАТО и ОДКБ и 4) определение проблем безопасности в Центральной Азии. Реализация этих мер придаст необходимую позитивную повестку для отношений Москвы и Вашингтона. В противном случае Россия и США могут повторить негативный опыт 1970-х годов, когда проблемы контроля над вооружениями в Европе фактически сорвали политику разрядки.
* * *
В российских и американских СМИ уже два года муссируется тезис о кризисе политики перезагрузки. Отказ Соединенных Штатов идти на компромиссы по ПРО, сохраняющиеся трения вокруг Ирана, Сирии и Грузии, поддержка Вашингтоном Японии в территориальном споре с Россией осуждение Госдепартаментом США итогов парламентских и президентских выборов в России, свертывание деятельности американских гуманитарных организаций — все это симптомы более глубокой проблемы. Повестка российско-американских отношений на 90% пока ограничена контролем над вооружениями. Материально-техническая основа мало отличается от советско-американских отношений 1980-х годов. И это — главное психологическое разочарование последних 20 лет.
Возникают три сценария развития двусторонних отношений после 2012 г.:
• негативный: он предполагает демонтаж «перезагрузки» и возвращение к «малой конфронтации» России и США 2007–2008 гг.;
• «стагнационный»: двусторонние отношения ограничатся поиском компромисса в области контроля над вооружениям;
• позитивный: стороны продолжат искать пути преодоления трудностей, возникших на переговорах по ПРО/СНВ, и разрабатывать позитивную повестку двусторонних отношений.
Позитивный сценарий не означает, что Россия и США откажутся от конфликтной модели взаимного ядерного сдерживания. Но параллельно Москва и Вашингтон могут попытаться развивать стабилизирующие экономические связи. В этом смысле для Москвы не так уж важно, кто после 2012 г. будет у власти в Вашингтоне. И республиканец, и демократ будут стремиться к сокращению стратегических вооружений. И республиканец, и демократ вряд ли пойдут на серьезный компромисс по ПРО или ядерным вооружениям в Европе. Ни республиканец, ни демократ не признает приоритетных российских интересов на территории бывшего СССР. И ни республиканец, ни демократ не ослабит механизма американского военного присутствия в Европе. Разница будет в риторике и готовности выслушать противоположную сторону.
Примечания
1. Условия подписанного 3 января 1993 г. российско-американского Договора СНВ-2 содержали в себе ряд диспропорций в пользу США: принцип «возвратного потенциала» и приоритет сокращения межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН). Конгресс США ратифицировал Договор СНВ-2 в 1996 г. Россия настояла на подписании в 1997 г. Нью-йоркских протоколов к СНВ-2, которые вводили разграничения тактических и стратегических перехватчиков ПРО и подтверждали действие Договора по ПРО 1972 г. В 2000 г. Россия ратифицировала СНВ-2 в пакете с Нью-Йоркскими протоколами. Конгресс США отказался ратифицировать Нью-Йоркские протоколы, опасаясь, что с их помощью Россия пытается свернуть работу над созданием систем ПРО «заатмосферного перехвата» (проект THAAD). Договор СНВ-2 в действие не вступил.
2. Индийский прецедент имеет двоякое значение. По условиям ДНЯО только ядерные государства имеют право свободно допускать инспекторов МАГАТЭ к своим ядерным объектам. По условиям подписанного 2 марта 2006 г. Соглашения о партнерстве в сфере мирного использования атомной энергии США, таким образом, «подтянули» Индию к статусу легальной ядерной державы. Но одновременно был создан прецедент, что «условно легальная» ядерная держава обязана открыть МАГАТЭ свои гражданские ядерные объекты. Прецедент может принять новую направленность в случае, если до 2020 г. к нему присоединится одна из союзных США легальных ядерных держав — Великобритания или Франция.
3. Формально ЕАСИ не имеет официального статуса. Ведущую роль в ней играют Корпорация Карнеги (США), Фонд Роберта Боша (Германия), ИМЭМО РАН (Россия). Но накануне Таллинского саммита НАТО 21 апреля 2010 г. МИД России приветствовал инициативу. Эксперты ЕАСИ готовят ежегодный доклад о приоритетных проблемах европейской безопасности и презентуют его на ежегодной конференции в Мюнхене.
4. В ходе американо-британских переговоров на острове Ньюфаундленд (август 1941 г.) президент США Ф. Д. Рузвельт (1933–1945) добился от премьер-министра Великобритании У. Черчилля (1940–1945), что Лондон согласится с тем, чтобы метрополии участвовали в войне наравне с Великобританией. В рамках Декларации Объединенных Наций (1 января 1942 г.) доминионы подписались наравне с метрополией.
http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1529#top
Комментарии (0)