Марина Лебедева Д.полит.н., проф., зав. каф. мировых политических процессов МГИМО (У) МИД России, эксперт РСМД
Какова будет политическая картина мира будущего? Часто при ответе на этот, видимо, один из наиболее волнующих вопросов дается прогноз по конкретным странам: кто будет лидером, а кто – аутсайдером. Одним из примеров такого прогноза может служить исследование PricewaterhouseCoopers, результаты которого приведены в статье Виттории Пуледда на сайте итальянской газеты «La Repubblica». Согласно этим данным, Китай через двадцать лет станет мировым экономическим лидером, США окажутся на втором месте, а Россия войдет в пятерку ведущих держав, пропустив вперед Индию.
С этими прогнозами можно спорить. Но главная проблема, думается, не в том, кто какое место займет, а в самой логике подобных прогнозов. Идея сменяемости лидерства одних государств другими не нова. Эту идею довольно ярко сформулировал Пол Кеннеди двадцать пять лет назад в книге «Взлет и падение великих держав» [1]. Он на исторических примерах показал, что мировое лидерство того или иного государства не бесконечно: одни государства выходят на первый план, другие им уступают, за взлетом всегда следует падение. С исторической точки зрения здесь возразить сложно. Но будет ли данная закономерность проявляться все время? Не стоим ли мы на пороге новой политической архитектуры мира, где лидерство государств будет не столь значимым, как прежде?
Вопрос, какова будет новая система политической организации мира, гораздо более важен, чем вопрос о лидерстве того или иного государства, по той простой причине, что новая глобальная политическая организация, возможно, вообще не будет предусматривать лидерство государств.
Представляется, что в настоящее время мы как раз переживаем новый этап политического развития мира. Можно характеризовать его по-разному: глобализация, перестройка мировой политической системы, эрозия Вестфальской системы и т.п. Важно, что современный мир находится на очень важной стадии переходного периода своего развития. Вопрос, какова будет новая система политической организации мира, гораздо более важен, чем вопрос о лидерстве того или иного государства, по той простой причине, что новая глобальная политическая организация, возможно, вообще не будет предусматривать лидерство государств или точнее – будет предусматривать лидерство не только государств.
Полицентричность мира и расслоение ресурсного потенциала
Фото: multipolarfuture.com
Очевидно, что спрогнозировать политическую архитектуру мира на сто лет вперед сложно, если вообще возможно. Однако некоторые ее черты предусмотреть все-таки можно.
Первое. По всей вероятности, это будет полицентричный мир. Центром этого мира может выступать не только государство, но и, например, университет, где будут вырабатываться и обсуждаться новые идеи, апробироваться новые подходы, или фонд, нацеленный на соединение усилий разных университетов, исследовательских центров, экспертов.
До середины ХХ века с центрами было все более или менее просто: политическое, экономическое, идеологическое влияние было слито воедино и концентрировалось в государстве. При этом военно-политическое лидерство государства было основополагающим. Начиная со второй половины ХХ столетия, экономический фактор становится относительно самостоятельным. Примеров можно привести множество: переговоры наиболее могущественной в военно-политическом отношении державы – США – с арабскими странами в начале 1970-х годов по разрешению энергетического кризиса; вхождение Германии и Японии в число наиболее политически влиятельных государств, несмотря на отсутствие военной мощи, доказательством чего является их участие в «Группе восьми» и «Группе двадцати» (понятно, что безопасность обеспечивалась извне, тем не менее теоретически можно было не воспользоваться этим моментом для развития экономики), и целый ряд других.
Государства и негосударственные участники будут все теснее переплетаться и влиять друг на друга. Неслучайно такое большое внимание уже сегодня уделяется государственно-частному партнерству.
В конце ХХ – начале ХХI столетия Австралия и Новая Зеландия выходят на передовые позиции в мире, но уже совсем с иным ресурсом – образовательным. Еще в середине 1990-х годов Австралия по ряду показателей вошла в пятерку стран, лидирующих по интернационализации высшего образования.Сегодня Австралия управляет 6% мирового рынка международного образования [2], а доходы от обучения зарубежных студентов занимают четвертое место в экспорте, уступая лишь углю, железной руде и золоту.
Иными словами, ресурсный потенциал расслаивается и необязательно жестко концентрируется в руках государства. В отношении транснациональных корпораций, выступающих достаточно самостоятельными игроками на мировой политической арене, это очевидно уже сейчас, в отношении университетов, СМИ и других акторов мировой политики это пока не столь явно. Но общая тенденция к полицентричному миру прослеживается. При этом государства и негосударственные участники будут все теснее переплетаться и влиять друг на друга. Неслучайно такое большое внимание уже сегодня уделяется государственно-частному партнерству.
Причем центры становятся все более связанными между собой по сетевому принципу. В будущем на место прямой конфронтации центров придут сотрудничество, конкуренция, взаимодействие. Но это вовсе не означает «более легкую жизнь» и идиллическую картину. Для того чтобы сохранить за собой статус политически влиятельного центра, необходимо будет постоянно его подтверждать.
Все большую роль в политике будут играть
правила, по которым участники станут
взаимодействовать.
Сьюзен Стрендж: Будущее определит то,
насколько участник международного
взаимодействия окажется влиятельным
при выработке новых «правил игры».
Важны не столько ресурсы и структуры, сколько формирование правил взаимодействия
Второе. Все большую роль в политике будут играть не структуры (организации, центры и т.п.) или ресурсы сами по себе, аправила, по которым участники станут взаимодействовать. Более пятнадцати лет назад на это указала английская исследовательница Сьюзен Стрендж [3]. По ее мнению, будущее определит то, насколько участник международного взаимодействия окажется влиятельным при выработке новых «правил игры», т.е. тех норм и принципов, на основе которых будет строиться взаимодействие.
Это очень важное замечание, определяющее, в том числе, и возможную стратегию России на международной арене. России необходимо активно включаться в разработку новых правил, а для этого надо входить в различные международные организации. Например, возможность разрабатывать новые правила в ВТО нивелирует издержки, связанные с участием в данной организации.
Каким должен стать диалог?
Третье. Речь идет о политическом диалоге, т.е. о том, на основе чего будут разрабатываться и приниматься правила международного взаимодействия. Очевидно, что мнений относительно того, как должна выстраиваться политическая организация мира, множество. Встает вопрос их согласования.
О политическом диалоге говорят и пишут много. Часто диалог цивилизаций противопоставляется столкновению цивилизаций. В принципе это верно. Но что должен представлять собой международный диалог в будущем? Сегодня диалог нередко фактически подменяется монологом. Но международный диалог не может быть односторонним, он всегда имеет «двухстороннее движение». Удивительно, но на этот факт немногие обращают внимание. Даже те авторы, которые подчеркивают необходимость не только силового воздействия, исходят из того, что воздействие является односторонним.
Что должен представлять собой международный диалог в будущем? Сегодня диалог нередко фактически подменяется монологом. Но международный диалог не может быть односторонним, он всегда имеет «двухстороннее движение».
Так, Дж. Най, разрабатывая свою концепцию «мягкой силы», полагает очень важным наличие способности «побудить других желать того же, чего хочешь сам» [4]. Это, согласно Наю, непрямой метод реализации власти. Концепция «мягкой силы» была взята на вооружение – хотя и не сразу, а спустя некоторое время – при формировании американской внешней политики в отношении мусульманских стран после трагических событий 11 сентября 2001 г. Казалось бы, «мягкая сила» направлена на «завоевание» как раз умеренных представителей мусульманского мира в совместной борьбе с терроризмом. Однако главный недостаток данной концепции (в отношении нее было высказано много критики – справедливой и не совсем) заключается в том, что противоположная сторона рассматривается как просто воспринимающая предлагаемую информацию. В этой логике главная задача – преподнести необходимую информацию как можно лучше, сделать ее привлекательной. На самом деле все гораздо сложнее. Человек, проживающий в арабской стране, не является неким «плацдармом», за который борются разные силы (в данном случае, условно говоря, террористические организации, с одной стороны, и официальные представители США – с другой). Человек всегда активен, поэтому важно не воздействие на него, а взаимодействие с ним.
Интерактивный диалог будет, по всей
вероятности, лежать в основе
функционирования политической системы
мира ХХII века.
Евгений Примаков: Даже в периоды
кровавых столкновений между Западом и
мусульманским миром две цивилизации
влияли друг на друга.
Еще несколько лет назад это очень хорошо показал Евгений Примаков в книге «Мир без России? К чему ведет политическая близорукость». В ней он делает упор на диалог с мусульманским миром в борьбе против террористической угрозы. Разумеется, речь идет о диалоге с теми его представителями, которые придерживаются умеренных позиций и которых большинство. Причем он подчеркивает, что «даже в периоды кровавых столкновений между Западом и мусульманским миром две цивилизации влияли друг на друга»[5]. Вот такой интерактивный диалог будет, по всей вероятности, лежать в основе функционирования политической системы мира ХХII века.
Постепенность выстраивания новой архитектуры и возможности России
Четвертое. Вряд ли сегодня стоит говорить о политической архитектуре мира ХХII века как о некоей целостной и завершенной конструкции и, соответственно, прогнозировать ее в законченном виде. Проект политической организации мира можно выстраивать только постепенно, разрабатывая правила международного взаимодействия и создавая соответствующие структуры, которые позволяли бы двигаться шаг за шагом в желаемом направлении.
Прогнозы политической архитектуры мира будущего – не просто умозрительные упражнения. От того, как выстраивать стратегию – думать о непременном лидерстве России во всех областях (что вряд ли возможно) или активно предлагать разработать новые правила международного взаимодействия, используя членство нашей страны в Совете Безопасности ООН, «Группе восьми», «Группе двадцати», БРИКС и т.д., – зависит будущее самой России и мира в целом.
1. Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. N.Y.: Unwin Hyman Limited, 1987.
2. UNESCO. Statistical Yearbook. Paris, 1999.
3. Strange S. The Retreat of the State: The Diffusion of Power in the World Economy. Cambridge, Eng.: Cambridge University Press, 1996.
4. Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower Can’t Go It Alone. Oxford: University Press, 2002. P. 8.
5. Примаков Е.М. Мир без России? К чему ведет политическая близорукость. М.: Российская газета, 2009. С. 91.
http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1712#top
Какова будет политическая картина мира будущего? Часто при ответе на этот, видимо, один из наиболее волнующих вопросов дается прогноз по конкретным странам: кто будет лидером, а кто – аутсайдером. Одним из примеров такого прогноза может служить исследование PricewaterhouseCoopers, результаты которого приведены в статье Виттории Пуледда на сайте итальянской газеты «La Repubblica». Согласно этим данным, Китай через двадцать лет станет мировым экономическим лидером, США окажутся на втором месте, а Россия войдет в пятерку ведущих держав, пропустив вперед Индию.
С этими прогнозами можно спорить. Но главная проблема, думается, не в том, кто какое место займет, а в самой логике подобных прогнозов. Идея сменяемости лидерства одних государств другими не нова. Эту идею довольно ярко сформулировал Пол Кеннеди двадцать пять лет назад в книге «Взлет и падение великих держав» [1]. Он на исторических примерах показал, что мировое лидерство того или иного государства не бесконечно: одни государства выходят на первый план, другие им уступают, за взлетом всегда следует падение. С исторической точки зрения здесь возразить сложно. Но будет ли данная закономерность проявляться все время? Не стоим ли мы на пороге новой политической архитектуры мира, где лидерство государств будет не столь значимым, как прежде?
Вопрос, какова будет новая система политической организации мира, гораздо более важен, чем вопрос о лидерстве того или иного государства, по той простой причине, что новая глобальная политическая организация, возможно, вообще не будет предусматривать лидерство государств.
Представляется, что в настоящее время мы как раз переживаем новый этап политического развития мира. Можно характеризовать его по-разному: глобализация, перестройка мировой политической системы, эрозия Вестфальской системы и т.п. Важно, что современный мир находится на очень важной стадии переходного периода своего развития. Вопрос, какова будет новая система политической организации мира, гораздо более важен, чем вопрос о лидерстве того или иного государства, по той простой причине, что новая глобальная политическая организация, возможно, вообще не будет предусматривать лидерство государств или точнее – будет предусматривать лидерство не только государств.
Полицентричность мира и расслоение ресурсного потенциала
Фото: multipolarfuture.com
Очевидно, что спрогнозировать политическую архитектуру мира на сто лет вперед сложно, если вообще возможно. Однако некоторые ее черты предусмотреть все-таки можно.
Первое. По всей вероятности, это будет полицентричный мир. Центром этого мира может выступать не только государство, но и, например, университет, где будут вырабатываться и обсуждаться новые идеи, апробироваться новые подходы, или фонд, нацеленный на соединение усилий разных университетов, исследовательских центров, экспертов.
До середины ХХ века с центрами было все более или менее просто: политическое, экономическое, идеологическое влияние было слито воедино и концентрировалось в государстве. При этом военно-политическое лидерство государства было основополагающим. Начиная со второй половины ХХ столетия, экономический фактор становится относительно самостоятельным. Примеров можно привести множество: переговоры наиболее могущественной в военно-политическом отношении державы – США – с арабскими странами в начале 1970-х годов по разрешению энергетического кризиса; вхождение Германии и Японии в число наиболее политически влиятельных государств, несмотря на отсутствие военной мощи, доказательством чего является их участие в «Группе восьми» и «Группе двадцати» (понятно, что безопасность обеспечивалась извне, тем не менее теоретически можно было не воспользоваться этим моментом для развития экономики), и целый ряд других.
Государства и негосударственные участники будут все теснее переплетаться и влиять друг на друга. Неслучайно такое большое внимание уже сегодня уделяется государственно-частному партнерству.
В конце ХХ – начале ХХI столетия Австралия и Новая Зеландия выходят на передовые позиции в мире, но уже совсем с иным ресурсом – образовательным. Еще в середине 1990-х годов Австралия по ряду показателей вошла в пятерку стран, лидирующих по интернационализации высшего образования.Сегодня Австралия управляет 6% мирового рынка международного образования [2], а доходы от обучения зарубежных студентов занимают четвертое место в экспорте, уступая лишь углю, железной руде и золоту.
Иными словами, ресурсный потенциал расслаивается и необязательно жестко концентрируется в руках государства. В отношении транснациональных корпораций, выступающих достаточно самостоятельными игроками на мировой политической арене, это очевидно уже сейчас, в отношении университетов, СМИ и других акторов мировой политики это пока не столь явно. Но общая тенденция к полицентричному миру прослеживается. При этом государства и негосударственные участники будут все теснее переплетаться и влиять друг на друга. Неслучайно такое большое внимание уже сегодня уделяется государственно-частному партнерству.
Причем центры становятся все более связанными между собой по сетевому принципу. В будущем на место прямой конфронтации центров придут сотрудничество, конкуренция, взаимодействие. Но это вовсе не означает «более легкую жизнь» и идиллическую картину. Для того чтобы сохранить за собой статус политически влиятельного центра, необходимо будет постоянно его подтверждать.
Все большую роль в политике будут играть
правила, по которым участники станут
взаимодействовать.
Сьюзен Стрендж: Будущее определит то,
насколько участник международного
взаимодействия окажется влиятельным
при выработке новых «правил игры».
Важны не столько ресурсы и структуры, сколько формирование правил взаимодействия
Второе. Все большую роль в политике будут играть не структуры (организации, центры и т.п.) или ресурсы сами по себе, аправила, по которым участники станут взаимодействовать. Более пятнадцати лет назад на это указала английская исследовательница Сьюзен Стрендж [3]. По ее мнению, будущее определит то, насколько участник международного взаимодействия окажется влиятельным при выработке новых «правил игры», т.е. тех норм и принципов, на основе которых будет строиться взаимодействие.
Это очень важное замечание, определяющее, в том числе, и возможную стратегию России на международной арене. России необходимо активно включаться в разработку новых правил, а для этого надо входить в различные международные организации. Например, возможность разрабатывать новые правила в ВТО нивелирует издержки, связанные с участием в данной организации.
Каким должен стать диалог?
Третье. Речь идет о политическом диалоге, т.е. о том, на основе чего будут разрабатываться и приниматься правила международного взаимодействия. Очевидно, что мнений относительно того, как должна выстраиваться политическая организация мира, множество. Встает вопрос их согласования.
О политическом диалоге говорят и пишут много. Часто диалог цивилизаций противопоставляется столкновению цивилизаций. В принципе это верно. Но что должен представлять собой международный диалог в будущем? Сегодня диалог нередко фактически подменяется монологом. Но международный диалог не может быть односторонним, он всегда имеет «двухстороннее движение». Удивительно, но на этот факт немногие обращают внимание. Даже те авторы, которые подчеркивают необходимость не только силового воздействия, исходят из того, что воздействие является односторонним.
Что должен представлять собой международный диалог в будущем? Сегодня диалог нередко фактически подменяется монологом. Но международный диалог не может быть односторонним, он всегда имеет «двухстороннее движение».
Так, Дж. Най, разрабатывая свою концепцию «мягкой силы», полагает очень важным наличие способности «побудить других желать того же, чего хочешь сам» [4]. Это, согласно Наю, непрямой метод реализации власти. Концепция «мягкой силы» была взята на вооружение – хотя и не сразу, а спустя некоторое время – при формировании американской внешней политики в отношении мусульманских стран после трагических событий 11 сентября 2001 г. Казалось бы, «мягкая сила» направлена на «завоевание» как раз умеренных представителей мусульманского мира в совместной борьбе с терроризмом. Однако главный недостаток данной концепции (в отношении нее было высказано много критики – справедливой и не совсем) заключается в том, что противоположная сторона рассматривается как просто воспринимающая предлагаемую информацию. В этой логике главная задача – преподнести необходимую информацию как можно лучше, сделать ее привлекательной. На самом деле все гораздо сложнее. Человек, проживающий в арабской стране, не является неким «плацдармом», за который борются разные силы (в данном случае, условно говоря, террористические организации, с одной стороны, и официальные представители США – с другой). Человек всегда активен, поэтому важно не воздействие на него, а взаимодействие с ним.
Интерактивный диалог будет, по всей
вероятности, лежать в основе
функционирования политической системы
мира ХХII века.
Евгений Примаков: Даже в периоды
кровавых столкновений между Западом и
мусульманским миром две цивилизации
влияли друг на друга.
Еще несколько лет назад это очень хорошо показал Евгений Примаков в книге «Мир без России? К чему ведет политическая близорукость». В ней он делает упор на диалог с мусульманским миром в борьбе против террористической угрозы. Разумеется, речь идет о диалоге с теми его представителями, которые придерживаются умеренных позиций и которых большинство. Причем он подчеркивает, что «даже в периоды кровавых столкновений между Западом и мусульманским миром две цивилизации влияли друг на друга»[5]. Вот такой интерактивный диалог будет, по всей вероятности, лежать в основе функционирования политической системы мира ХХII века.
Постепенность выстраивания новой архитектуры и возможности России
Четвертое. Вряд ли сегодня стоит говорить о политической архитектуре мира ХХII века как о некоей целостной и завершенной конструкции и, соответственно, прогнозировать ее в законченном виде. Проект политической организации мира можно выстраивать только постепенно, разрабатывая правила международного взаимодействия и создавая соответствующие структуры, которые позволяли бы двигаться шаг за шагом в желаемом направлении.
Прогнозы политической архитектуры мира будущего – не просто умозрительные упражнения. От того, как выстраивать стратегию – думать о непременном лидерстве России во всех областях (что вряд ли возможно) или активно предлагать разработать новые правила международного взаимодействия, используя членство нашей страны в Совете Безопасности ООН, «Группе восьми», «Группе двадцати», БРИКС и т.д., – зависит будущее самой России и мира в целом.
1. Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. N.Y.: Unwin Hyman Limited, 1987.
2. UNESCO. Statistical Yearbook. Paris, 1999.
3. Strange S. The Retreat of the State: The Diffusion of Power in the World Economy. Cambridge, Eng.: Cambridge University Press, 1996.
4. Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower Can’t Go It Alone. Oxford: University Press, 2002. P. 8.
5. Примаков Е.М. Мир без России? К чему ведет политическая близорукость. М.: Российская газета, 2009. С. 91.
http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1712#top
Комментарии (0)