Семинар в ИДК Алексея Валерьевича Захарова, военного психолога, полковника, ветерана боевых действий, эксперта ЮНЕСКО по программам «Дети Чечни» и «Дети Беслана», директора спецпрограмм Московского центра защиты от стресса.

По роду своей служебной и профессиональной деятельности военного психолога и военного журналиста я занимаюсь вопросами и проблемами, которые можно охарактеризовать как гуманитарные проблемы кризисов. Работа в области экстремальной психологии, которая занимается именно экстремальными ситуациями, и разработка определений по оказанию психологической помощи, а также по разрешению конфликтных и кризисных ситуаций в настоящее время у нас напрямую связана с Кавказом. Нам приходилось и приходится работать по разным направлениями не только военного типа, но даже в большей степени с последствиями террористических актов, военных конфликтов, социальных коллизий – вплоть до всего того, чем занимается МЧС. Мы, однако, рассматриваем все это гораздо шире. Особенно интересной была работа по Беслану и проблемам, которые вылезли в связи с этой ситуацией, а также по югоосетино-грузинской войне и ее последствиям, которые сейчас ощутимо и серьезно сказываются на Кавказе. Я уже не говорю о самой чеченской войне. Я начал свою работу на Кавказе с 1992 года, с осетино-ингушского конфликта. До сих пор продолжаю работать в этом направлении.

После этого краткого вступления скажу несколько слов о самом Северном Кавказе, что он собой представляет и как изменился за это время. Кавказ стал центром зарождения террористических угроз для нашего государства и таковым он остается до сих пор как не просто место, где всегда было, есть и будет горячо, но и как своеобразные ворота, через которые это «горячее» нам активно ввозят. На этом полигоне, который называется Кавказом, очень четко отрабатываются и культивируются соответствующие политические, психологические, социально-психологические методики. И если раньше мы сталкивались с проблемами, связанными с сохранением единства и целостности нашего государства, то сейчас возникли несколько другие проблемы.

Для того, чтобы вы сразу вошли в суть того, о чем идет речь, я коротко напомню, что представляет из себя Кавказ с точки зрения этнической и этно-конфессиональной структуры. Мы также поговорим о таком важном аспекте как историческая мифология и мифологизация Кавказа. Существующие на Кавказе исторические мифы серьезно влияют на кавказскую политику, хотя порой даже трудно понять, а есть ли она, эта самая политика.

Северный Кавказ - это место, где было, есть и будет много тесно соединенных между собой наций, народностей, этнических групп. Не зря Кавказ называют котлом, где все варится. Котел этот достаточно пестрый, тяжелый и сложный по своим системам взаимодействия, и основу этого котла составляет, как ни странно будет это звучать, самая мощная национальная группа, которая есть на Кавказе, - славянская, русская. К сожалению, в нашем политическом и общественном сознании это микшируется и отсутствует. Когда мы говорим о Кавказе, то всегда подразумеваем Чечню, чеченцев, ингушей, кабардинцев, балкарцев, но очень важным фактором является то, что большинство населения на Северном Кавказе составляют до сих пор славяне. Тенденция явно не в сторону увеличения, а в сторону уменьшения численной составляющей этого фактора, но даже сейчас мы, русские, реально составляем большинство на Северном Кавказе. Следующая группа по численности - черкесская группа, которая по самоопределению называется адыгской. Это народ адыгэ, в который входят кабардинцы, черкесы, адыги, абхазы, убыхи, абазины и много очень мелких групп. Эта группа имела в своем развитии государственность: существовали кабардинские царства и княжества, большие и малые, они периодически рассыпались, но, тем не менее, уровень социально-общественного развития достигал верхней стадии, то есть государства, оформленного в национальном плане. Первый договор, с которого началось официальное государственное присутствие России на Кавказе, был заключен именно с кабардинским народом. Иван Грозный заключил с кабардинскими князьями мирный договор, а кабардинские князья решили идти под руку московского царя. Хотя русские, еще раз оговорюсь, присутствовали на Кавказе всегда, еще до присутствия собственно Русского государства.

Следующая по численности национальная группа - это тюрки. К тюркам относятся балкарцы, карачаевцы, ногайцы и кумыки. Это группа пришлая, которая оказалась на Северном Кавказе в результате нашествия Тамерлана, там осталась и серьезно влияет на то, что происходило и происходит на Северном Кавказе. Карачаевцы и балкарцы - это по сути один и тот же народ, проживающий на двух сторонах одного склона Большого Кавказского хребта. С одной культурой, с одними и теми же традиционными устоями - в общем, это один и тот же народ, только с разными названиями. И те противоречия, про которые вы слышали между кабардинцами и балкарцами, черкесами и карачаевцами - это противоречия коренных народов и народов пришлых, которые закладывались еще в давние времена. Черкесы и кабардинцы, то есть адыгская группа, были коренным населением, а тюрки пришлым. В результате слияния двух - монгольской и тюркской - ветвей сложилась национальная группа кумыков. В чистом виде тюрки представлены в ногайской группе. Ногайцев часто на Кавказе называют кавказскими татарами. По сути своей это один, очень близкий к татарам, народ: те же традиционные устои, обычаи, даже кухня ничем практически не отличается. Ногайский каганат существовал на территории северных рубежей Северного Кавказа - это юг Ставропольского края, Дагестана и север Чечни. Ногайский язык, вместе с русским, вплоть до начала XX века был одним из языков межнационального общения на Северном Кавказе.

Следующая большая группа - это вайнахи. К вайнахской группе относятся чеченцы, следом за ними по численности идут ингуши, а далее – группа различных мелких народностей: мялхи, мелхестинцы, дышнинцы, кистинцы, акинцы, которые по-разному сами себя интерпретируют. Допустим, мялхи интерпретируются очень часто как ветвь ингушей, кто-то их считает частью ингушской нации, а кто-то - совершено отдельным народом. Такая же ситуация с акинцами, которые проживают на территории Хасавюртовского района Дагестана, или кистинцами, которые проживают на территории Грузии. Достаточно мощная вайнахская группа никогда не имела своей государственности, существовала в системе общественных отношений, которые определялись родоплеменным равновесием. Эти отношения существуют до сих пор. То есть межтейповое равновесие определяло систему существования вайнахских народов на этой земле. Вся система регулирования сводилась к устному договору. И межтейповый союз определялся путем договора: на конкретной территории собирались люди, решали вопросы, договаривались, и реализовывали эти договоры. Все договоры были устными, они никогда не записывались. Эта группа наиболее воинствующая, потому что основу жизненного уклада вайнахов составлял отхожий военный промысел. Такая же ситуация отчасти сложилась и с черкесами. Это сказалось и на нынешнем положении, сказывается на иностранном влиянии на Кавказе. Черкесский и чеченский след четко прослеживается за рубежом в формировании политики некоторых зарубежных государств по отношению к Кавказу. Речь идет о позиции тех национальных групп, которые традиционно представлены в спецслужбах Турции, Саудовской Аравии, Иордании и нескольких других арабских государств. Это было связано с исходом черкесов и чеченцев с Северного Кавказа в XVIII, XIX и начале XX века.

Следующая группа, вернее национальность, - это осетины, или аланы, как они себя называют. Это потомки алан, достаточно давно существовавшего аланского государства, хотя в чистом виде их аланами не назовешь. По генетической составляющей это алано-тюрки, это смешение аланской крови с тюркской с преобладанием, конечно, аланской и с сохранением аланских традиций. Осетины делятся на две группы: южные и северные. Это несколько искусственное разделение, потому что сердце Алании располагается на территории между Северной Осетией и Южной Осетией в районе урочищ Зарамак и Ларс. Это достаточно мощная, большая культура. Сильное влияние на аланское государство, в том числе и на религиозные взгляды, оказала Византия, поэтому осетины на две трети христиане, на одну треть мусульмане (это дигорцы из Дигорского ущелья). Очень интересный народ, мононациональный.

Еще одна группа ‑ это народы Дагестана. Хотя полноценной национальной группы в данном случае нет, потому что они все абсолютно разные. У них разное все: и языковые, и генетические составляющие настолько пестрые, что объединить их невозможно - поэтому их и называют «народы Дагестана». Самыми крупными среди них являются аварцы, потом идут лезгины, даргинцы, лакцы, табасаранцы. Аварское царство существовало достаточно долго, и аварцы имели огромное влияние на все остальные территории Северного Кавказа, как кабардинцы на территории Чечни. Проживают на территории Дагестана и чеченцы-акинцы, ногайцы и кумыки, то есть представители тюркских народов. Есть ситуации, связанные с пограничным общением. Например, лезгинский вопрос: лезгины живут и на территории Российской Федерации, и на приграничной территории Азербайджана. Вообще, народы Дагестана – это очень сложная группа. В качестве удивительного факта можно сказать, что такой народ, как табасаранцы, занесены в книгу рекордов Гиннеса, так как язык содержит 28 официальных падежей. Неофициальных более 30-ти. Такой вот сложный язык.

Есть еще две группы, которые проживают на территории Северного Кавказа. Первая - это армяне, но не выходцы из Армении, а те, кто жил на территории Ставропольского и Краснодарского краев еще со времен Урарту. Их еще называют карабахскими армянами, потому что по этим местам как раз проходили многочисленные миграционные армянские потоки. Вторая - горские евреи, так называемые таты, потомки Хазарского каганата и хазарян, исповедовавших иудаизм. Это не палестинские евреи, это немножко другая ветвь. Если говорить об армянах, то они населяют сейчас территорию Ставропольского края, Кавказские Минеральные воды и Краснодарский край. Татов практически не осталось. Если они и встречаются, то только на территории Ставропольского и Краснодарского краев. К середине 1980-х годов они уехали в Израиль и Европу. Они компактно проживали на границе Чечни и Грузии. В высокогорных районах они жили по соседству с мялхами и мелхестинцами, из-за чего мялхов тоже называли евреями. Хотя они никак не были соединены. Таты очень четко и жестко блюли вопросы чистоты национальных рядов и практически не смешивались с другими племенами. Это настоящие горцы, воины, прекрасно обученные, ничего не боящиеся. Кстати, о татах на Кавказе осталась очень хорошая память и как о воинах, и как о торговцах. А за пределами Российской Федерации таты сегодня проживают на территории Азербайджана, Армении и Грузии.

Конфессионально Северный Кавказ определяется двумя основными мировыми религиями: исламом и христианством, причем христианство на Северном Кавказе очень древнее, византийское.

Переходя от национальной ситуации к ситуации социальной, следует отметить, что она очень тяжелая. На Северном Кавказе очень много социальных проблем. Наиболее крепкими субъектами являются Краснодарский край, Кубань, Ставропольский край. Больше экономически крепких регионов там нет. Во всех остальных национальных республиках серьезной социальной работы нет, особенно сложная ситуация с молодежью, которой просто некуда деваться. Из-за этого вспыхивают межэтнические конфликты и происходит силовое выдавливание славян. Но вместе с тем уезжает и местное население. Оно активно уезжает как в Центральную Россию, так и за рубеж. Например, активно за рубеж выезжают чеченцы.

Что же влияет на эту ситуацию? Основной ее является цивилизационно-культурологическая проблема: размывание системы традиционного уклада и отход от нее. Это одна из мощнейших проблем, которая очень тяжело сказывается на народах Северного Кавказа, практически всех без исключения, включая славян.

Не нужно объяснять, что Северный Кавказ – это место традиционного уклада, где жили по законам, определенным традициями, законам-адатам, существующей системе традиционного права. Их доминанта существовала всегда, и она определяла все процессы, протекавшие на Северном Кавказе. Именно эта доминанта не позволила Шамилю выстроить на территории Северного Кавказа систему исламского государства. Традиционный харизматический ислам, который у нас культивируется в Поволжских республиках, на территории Средней Азии, либо в арабских государствах, где основу составляют шариатские нормы, на территории Северного Кавказа существовать просто не может. Причина проста: если жить по законам шариата, на территории Северного Кавказа не выживешь. Все народы Северного Кавказа всегда существовали не в нормальной ситуации, а в ситуации выживания, на грани: постоянная война, борьба за существование, которая никогда не прекращалась, продолжается, и будет продолжаться в ближайшее время. Она определяется как внутренними, так и внешними факторами. Это касается практически всех народов, которые представлены на Северном Кавказе, включая славян. Это определяется и природными, и геополитическими, и географическими факторами.

Именно поэтому адаты, которые существуют на Северном Кавказе, сложились в единую систему, которая называется «Закон гор». Эта система нигде никем не описана, но существует в сознании людей, проживающих на этой территории, вне зависимости от национальности. И этот закон един для всех, по нему живут практически все народы Северного Кавказа, с небольшими различиями более в культурно-обрядовой сфере, нежели в сфере формирования жизненно важных факторов, устоев и традиций.

Отношение к религии - как к христианской, так и к исламу – там тоже абсолютно условно. В большинстве своем, это люди, которые относят себя к той или иной конфессии, христианской или исламской, но в основе своей остаются язычниками. Трансформация языческих верований, языческих святынь и богов совершенно четко интегрирована в систему монотеистических религий и успешно реализуется. Наглядный тому пример – Осетия, где все сведено: есть местный главный бог, который называется Устаржи, который в системе христианского верования определен как Святой Георгий, и ему все молятся. Там есть понятие Богоматери, но наша православная Богоматерь трансформируется в языческий символ осетинской матери. То же самое с исламом. Отношение к религии – это тот фактор, который определяет систему существующих сейчас проблем и угроз.

Система существующих адатов выстраивала и систему отношений племен между собой, и систему отношений вовне. Как и все традиционные сообщества вне зависимости от того, национальные ли они, конфессиональные ли, либо даже профессиональные (а профессиональные сообщества всегда относятся к разряду традиционных), кавказские сообщества определяются двумя показателями, формирующими сознание человека, его мироощущение: это «свой – чужой» и «старший – младший». Вот две оси традиционного сознания людей, которые все определяют. Мы определяем, ты свой или чужой и кто ты по статусу – старший или младший. Эти две оси определяют всю систему человеческих отношений – как межгрупповых, так и межличностных – на Северном Кавказе.

Перейдем к понятию «свой – чужой». «Свой» - это тот человек, на которого распространяется вся система традиционного регулирования отношений, законов, обычаев, правил, и если ты свой, то тебя эта система защищает, с тебя взыскивает, определяет степень ответственности, она регулирует твою жизнь. Если ты чужой, то она на тебя не распространяется, никак не защищает, не регулирует, и если ты чужой, с тобой можно сделать все, что угодно. И сказать тебе можно все, что угодно, и пообещать тебе можно все, что угодно: ты чужой. Перед своими мы отвечаем, перед чужими – нет. Эти важные подходы не учитывались, к сожалению, нашими товарищами, которые их просто не знали, в системе формирования политики. Именно эти понятия определяют существующую сейчас в России систему отношений с выходцами любых традиционных сообществ. Это отношения кавказцев здесь, в Центральной России, это наши отношения с ними, это их отношения там, у себя. Это совершенно актуальная ситуация, которую просто нужно знать и учитывать, – и тогда все будет в порядке.

С размыванием традиционных устоев понятие «свой – чужой» размывается в первую очередь. А размывание происходит посредством средств массовой информации, через проникновение не традиционных, а цивилизационных подходов и устоев, тех, которые свойственны «развитым демократическим сообществам», таким как Запад, США, где нет какой-либо доминанты, определяющей философию, идеологию и религию национальные группы. При цивилизационном подходе все размыто, поэтому, как только нынешний представитель любой национальности Северного Кавказа сталкивается с культурой, которая построена на цивилизационных принципах, у него происходит разрушение его традиционного сознания, и, прежде всего, это сказывается на понятиях самоидентификационных – «свой – чужой». На эту размытую почву очень легко внедрять такие вещи, как новейший ваххабизм. Причем он определяется не ортодоксальным ваххабизмом Саудовской Аравии и Иордании, существующим как традиционная ветвь ислама (по аналогии со староверием в православии). Тот ваххабизм, который насаждается на территории бывшего Советского Союза, ничего общего с религией не имеет: это всего лишь активно используемая методика вербовки и формирования зависимости для создания террористических, либо наемнических групп в интересах существующего международного рынка наемников.

Когда размывается понятие «свой – чужой», этот новый ваххабизм определяет, прежде всего, отношение к семье. Человеку говорят: если ты истинный мусульманин, ты не должен смотреть на свою семью, ты должен смотреть на нашу группу. Чисто сектантская технология. Ему внушают, что его отец и мать, реально правоверные мусульмане, не являются правоверными, и поэтому их можно убить. Это характерный подход к формированию террористического сознания среди молодежи Северного Кавказа. Повторю, что такое сознание сейчас формируется и внедряется не только среди представителей кавказских народов, а это касается всех, и славян в том числе. Те процессы, которые сейчас происходят на территории Ставропольского края, не связаны с религиозным фактором, они связаны с фактором размывания традиционных устоев жизни. Не важно, какую идею ты туда заложишь - ваххабитскую или фашистскую, главное, чтобы ты зависел от группы, чтобы ты зависел от цели этой группы. Тогда ты орудие в руках людей, которые этой группой управляют. Это фактор, который как раз и определяет систему управления.

Мы сейчас подходим к феномену, который касается всей России: это построение управления обществом за счет формирования зависимости. Я об этом буду говорить как психолог. С точки зрения психофизиологии для формирования зависимости нет никакого отличия между зависимостью химической, личностной либо деятельностной. Не важно, принимаешь ли ты наркотики, пьешь водку, играешь в рулетку или занимаешься какой-либо другой деятельностью – ты от нее зависишь. Физиологический механизм зависимости один и тот же. Поэтому любого наркомана, пьяницу, алкоголика легко переформировать в человека, зависимого от какой-либо деятельности, либо группы. Есть такая организация – анонимные алкоголики. Она построена на смене зависимости. Алкоголика помещают в группу, и он меняет свою зависимость от алкоголя на зависимость от группы, от тех людей, с которыми он общается. Пока он в этой группе находится, он не пьет. Как только он из этой группы выпадает, он возвращается к прежней зависимости. Он целиком и полностью зависит от этой группы. Если эти зависимости не перестроить, то можно их закрепить, что и происходит. Сейчас и криминал, и религиозное сектантство, любые деструктивные организации, которые у нас действуют, используют такие техники и технологии, которые выстраивают человеческую зависимость. Все наши террористы (и смертники, и не смертники) вербуются и закрепляются в системе за счет смены зависимости. Сначала эту зависимость устанавливают, а потом меняют, исходя из того, что ты начинаешь быть зависимым от группы и от той деятельности, которую ты осуществляешь. От этого человеку никуда не деться, и денег ему не надо платить. Система вербовки кадров на Северном Кавказе в целях формирования террористических групп определяется именно этими вещами. Так вербуют своих адептов все секты, так вербуют своих будущих членов даже криминальные группы. Даже на территории Центральной России появились криминальные сообщества, выстроенные на системе зависимости и прикрывающиеся такими замечательными вещами, как борьба с наркоманией, с игровой зависимостью, социальная адаптация бывших заключенных. Где-то 5 или 6 таких организаций целиком и полностью работают на криминальные сообщества. И существуют они только для одного: вербовать людей, которые попадают в эти сообщества и работают уже как солдаты этих сообществ. Мне приходилось работать по таким людям и общаться с ними.

Вернемся к Кавказу. Размывание традиционных устоев приводит к тому, что люди оказываются управляемыми внешними силами. Да и социальный уровень этих людей очень низок, а социальная неустроенность – это подрыв основополагающего психофизиологического фундамента существования человека. Если он не может себя утвердить как социальная личность, он становится ущербным и управляемым. Если он не осуществляет свои социальные функции, он становится физиологически зависимым. Эти вещи не расцепить, и мы должны это себе четко представлять и понимать. А коль скоро он становится таким, значит, он становится человеком, подверженным негативным влияниям, либо управлению и манипулированию. И тут вопрос только в том, кто будет манипулировать и как. Есть схема, а наполнять ее можно по-разному. Именно традиционные устои позволяли людям выживать, выстраивать свои социальные устремления соответствующим образом, их реализовывать и позволяли жить в системе межнационального мира и согласия. Хотя этот вопрос тоже довольно условный, потому что согласие на Кавказе всегда было шатким и нарушалось, исходя из существующих экономических и личностных интересов, но законы адата заставляли людей возвращаться в русло своего действия и заставляли их находить общий язык. А если этого не происходило, то в силу вступал институт кровной мести. И хотя это может звучать отсылом в Средневековье, этот институт можно расценивать не как кровавый, а как институт социального сдерживания. И он до сих пор, слава Богу, работает, потому что на Кавказе есть совершенно четкая установка: за сказанное слово и сделанное дело нужно отвечать. Хочешь ты или не хочешь, отвечать тебя заставят. Это если ты свой, а если ты чужой, – то с тобой сделают все, что захотят. Если ты хочешь быть защищенным, ты должен быть своим, и если ты свой, ты должен отвечать. Эти принципы пока действуют, но они постепенно размываются.

Давайте подсчитаем, сколько культурных поколений у нас сменилось с 1991 года, если каждое культурное поколение определяется 5 годами, когда происходит смена правил? Эта смена правил раз в 5 лет привела к тому, что сейчас молодежь уже совершенно по-другому смотрит и на своих старших, и на своих стариков (а это разные понятия, имейте в виду), и начинает отказываться от тех традиционных факторов, которые позволяли им себя утверждать, реализовывать и развивать. В этом смысле действия Рамзана Кадырова рассматриваются нами как действия, направленные в нужное русло. Единственное, в чем он перегибает палку, а он эту палку перегибает исходя из заказа, ему за это платят, – это попытка насадить традиционный, ортодоксальный ислам на территории Северного Кавказа. Рамзан очень плохо в этом разбирается и постоянно сталкивается с трудностями в системе восприятия, особенно чеченского народа. Чеченский народ очень демократичен и свободолюбив. Он, с одной стороны, жестко живет по своим правилам-адатам, а с другой – не терпит никакого диктата извне. Попытался Кадыров создать так называемую «исламскую гвардию», которая на территории Чечни работала как в Иране. Были случаи, когда они отлавливали и убивали женщин за нарушение внешних правил поведение и одежды, но из Москвы ему сказали, что с этим надо заканчивать, иначе беда будет, и он послушался. Тем не менее, то, что он пытается соблюсти и возобновить традиционный уклад своего народа, – это очень правильно, без этого они просто существовать не смогут. Хотя само существование Кадырова у власти противоречит этому традиционному укладу, потому что по вайнахской традиции не может быть чеченца над чеченцами, ингуша над ингушами. Если это происходит, то каждый из них, являясь представителем того или иного тейпа, нарушает межтейповое равновесие. Один какой-то тейп встает над другими, а этого быть не должно: все равны. Поэтому пребывание Кадырова у власти вызывает серьезное недовольство со стороны чеченского населения. Его просто терпят только потому, что он является гарантом очень шаткого мира на территории республики, гарантом неприменения силы со стороны федеральных властей. Его терпят, хотя, если как следует разобраться, живет он пока только чудом. Та участь, которая постигла его отца, очень актуальна и для него. Поэтому существование у власти в Чечне клана Кадырова – это серьезная бомба, и недовольство на территории республики им самим серьезное.

Раньше Кадыров опирался на людей, которых он вытаскивал из леса. Он окружал себя ими, опирался на них как на свою гвардию. В определенный период времени эта гвардия действительно была его реальной опорой. Сейчас все изменилось, поскольку эти люди уже натурализовались и у них появились совершенно другие интересы. Когда они были с ним, у них были интересы просто выжить и обеспечить свое существование, сейчас интересы другие: получить побольше денег, прибыли, и здесь начинается конкуренция как между ними и Кадыровым, так у них самих между собой. Теперь каждый из них работает на свои собственные интересы, и говорить о военной опоре, которая была раньше, не приходится. Сейчас Кадырову, чтобы обеспечить свое более или менее защищенное и стабильное существование, приходится опираться на своих бывших врагов, на представителей антидудаевского сопротивления, которые тоже представлены в республике, начинать их подкармливать и заигрывать с ними, с тем чтобы перетаскивать потихоньку на свою сторону. В связи с тем, что в Чечне нет такой монолитной силы, которая бы формировала и сплачивала общество, кроме действительно хорошего желания Кадырова сделать республику одной из лучших на Северном Кавказе, чеченское общество сильно расколото и не имеет базовой платформы. А население занимает выжидательную позицию: а что же будет потом.

Среди положительных тенденций в отношениях Северного Кавказа, Чечни, с одной стороны, и федерального центра с другой, я бы выделил уход сепаратистских настроений. Сегодня вопрос об отделении какого-либо народа или группы от России уже не актуален, решаются совсем другие вопросы: кто больше и сколько с России «сдерет», кто больше выбьет у России благ и льгот и как это реально сделать. Бандподполье, конечно, до сих пор формируется, но оно сейчас стало уже не преимущественно чеченским, а полинациональным. Его основные очаги – Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария и Черкесия. Чечня в этом отношении стала более мирной и спокойной. Есть еще тлеющий фактор Адыгеи, но это отдельная тема. Вышеупомянутые точки определяют систему криминально-политических интересов на этой земле и интересов внешних, связанных с финансированием бандитской деятельности в целях других государств.

Если мы возьмем Чечню и посмотрим, кто стоит за чеченскими бандитами за рубежом, то основной фигурой окажется Мовлади Удугов. Он сменил практически всех, уже ушедших из жизни. Закаев у него в качестве подпорки. Этот человек живет и существует за счет спецслужб Англии, является сотрудником спецслужб Англии, и его основная задача – сбор средств исламского мира на поддержку даже не оппозиции, а партизано-повстанческих, бандитских формирований. Я вам могу сказать, что во время второй чеченской войны только пятая часть средств исламского мира попала в Чечню. А четыре пятых осели в карманах англичан. Мовлади Удугов координирует и вопросы помощи, и вопросы сбора средств. Ныне функционирующие бандформирования существуют в системе отработки денег и не более того. Им ставится задача, чтобы конфликт постоянно тлел, крупных боевых действий не требуется, но необходима вялотекущая террористическая война, что сейчас и происходит. На территории Чечни постоянно происходят подрывы, обстрелы и другие террористические акты. Их эффективность условная, и говорить об их масштабности нельзя, но, тем не менее, это происходит и люди гибнут. За 2010 год со стороны федеральных сил погибло, насколько я знаю, где-то около 400 человек по всем ведомствам: Минобороны, МВД и ФСБ. Партизанская война продолжается только потому, что за нее платят, причем платят немалые деньги. Кроме того, эта война стала еще и разменной картой в системе формирования межклановых отношений.

Это касается в большинстве своем и Дагестана, где основа противоречий – это решение проблем между национальными и криминальными кланами с позиции силы. Никто из них не ставит вопрос об отделении Дагестана или какой-либо дагестанской национальности от России. Они просто отрабатывают деньги, убирают ненужных людей, либо создают ситуацию активных действий. Поскольку потребителей у этой деятельности много – и криминалитет, и власти – она не прекращается, пока за нее платят. Есть люди, готовые на этом зарабатывать, поскольку другой работы у них нет.

Такая же ситуация и в Кабардино-Балкарии: там пятую колонну формировали еще с конца 1990-х годов. Она существует в виде так называемых джамаатов, но еще раз повторяю, что джамааты – это лишь средство вербовки, не имеющее никакого отношения к религии. Бандподполье на территории Кабардино-Балкарии существует, состоит в основном из молодежи, с ним идет постоянная борьба. Трудность в ведении этой борьбы заключается в том, что там нет каких-то мощных бандгрупп, сидящих в лесах; бойцы сидят дома и ждут сигнал к сбору. Такой своеобразный флэшмоб. Их собирают в назначенное время, ставят задачу, они ее отрабатывают, получают деньги и снова разбегаются по домам. Если удается их на месте поймать, хорошо, а так никто ничего доказать не может. Оружие никто дома не держит, оно в схронах, его по мере надобности достают, используют, а потом выбрасывают.

Такая же ситуация в Карачаево-Черкесии. Основу бандподполья составляют карачаевцы, которые исторически работали с Басаевым (именно он создавал там бандподполье). Там есть ногайский джамаат, действующий по тому же самому принципу, что и все остальные.

Есть еще один национальный вопрос, загнанный под спуд в начале 1990-х годов, который сейчас начинает потихоньку вылезать. Если вы помните, в начале 1990-х годов существовал организация, которая называлась «Конфедерация народов Кавказа». Ее основу составляла организация «Адыгэ Хаса». Это черкесская националистическая сепаратистская организация. В те времена большое количество черкесов-адыгов ринулись из-за границы обратно в постсоветскую Россию. Их селили на территории нынешней Адыгеи. «Конфедерацию народов Кавказа» тогда задавили, а проблемы переселенных людей остались. Я уже говорил, что чеченцы и черкесы с XVIII века уезжали из Российской Империи в арабские страны, там они находили себе работу в спецслужбах Турции, арабских государств и Ирана. Их основным промыслом всегда был военный, они всегда были востребованы в Турции, Саудовской Аравии, Иордании. Там уже сформировались настоящие династии, как чеченские, так и черкесские, они серьезно влияют на систему денежной помощи, на систему мигрантских потоков, которые идут как в одну сторону, так и в другую. Черкесский вопрос на сегодняшний день остается наиболее жестким в этом смысле, потому что большинство черкесов, которые вернулись сюда, вернулись не по своей воле, а были переселены. Ну, подумайте, кто из Европы или арабских стран по своей воле сюда поедет? Этот вопрос пока тлеет, не совсем разгорелся. Но он еще «свистнет», будьте уверены. Противоречия возникают между вновь приехавшими и теми, кто жил на этой земле ранее. Приехавшие богаты, у них есть все, а местные – безработные, с кучей проблем. Поэтому конфликта не миновать. Ну вот, собственно и все, что я хотел вам рассказать.

Ответы на вопросы

С.А. Горяинов (Гражданский центр прикладных исследований). Если я вас правильно понял, финансирование бандподполья осуществляется в основном из-за рубежа. Хотелось бы уточнить, что именно за источники и какова цель этого финансирования?

А.В. Захаров. В большинстве своем финансирование поступает из-за рубежа, но они все больше переходят на местный заработок. Сейчас в исламском мире своих проблем хватает, и денег они выделяют меньше, поэтому северокавказские бандподполья переходят на заработки, связанные с решением местных межклановых, межкриминальных вопросов. Цель финансирования таких формирований проста: Западу нужна перманентно существующая гражданская война. Вернее не сама война, война не может быть целью, им необходимо манипулирование военными факторами с целью ослабления России. Раз идет война, всегда можно в Россию пальцем ткнуть и сказать, у вас там права людей не соблюдаются, вытаскивать эти проблемы на европейскую парламентскую ассамблею, постоянно нас этим укорять, ставить условия, шантажировать. Одним словом, это инструмент политического давления.

Мы также не должны забывать, что Кавказ – это нефтяной регион. Вопрос собственности на нефтедобычу в Чечне так до сих пор и не определен – республиканская это собственность или федеральная. Кадырову хочется получить ее в республиканскую собственность. За то, чтобы он его не поднимал, ему многое предлагают. В частности, даже землю в районе Минвод. Узнав об этом, народ оттуда стал уезжать. Дагестан тоже можно рассматривать как трубу с выходом на Каспий нефти и газа. И существование там напряженности тоже определяет условия добычи, перекачки и переработки нефти. А значит – и уровень цен.

С.А. Горяинов. Вы упомянули Мовлади Удугова как центральную фигуру в фокусе процессов обмена финансов и информации между подпольными бандформированиями в России и финансовыми источниками на Ближнем Востоке и на Западе. Но это фигура публичная. А как вы оцениваете нынешнюю роль Ходжи Нухаева? Его сейчас фактически нет в публичном пространстве, но в свое время он играл лидирующую роль.

А.В. Захаров: Да, так было. Между нухаевским кланом и Яндарбиевым шла серьезная борьба за первенство. Нухаевых в этой борьбе здорово потеснили. Сейчас они занимают нишу, связанную в большей степени с решением криминально-экономических вопросов, не выходя на политический уровень. С ними считаются, но основной политической фигурой все-таки остается Удугов как наследник Яндарбиева. Вражда между Удуговым и Нухаевым остается и будет оставаться. Чеченский вопрос всегда связан с борьбой чеченцев между собой. Единого лидера у них не будет.

С.А. Горяинов. Я вспомнил Нухаева, потому что он в свое время был автором идеи разделения Чечни на горную и равнинную части. По его идее, в горной части должно было бы сохраняться традиционное общество, управляемое адатами, а равнинная часть была бы областью, куда имели бы право проникать цивилизационные механизмы. Я полностью согласен с вашим анализом, но меня удивила ваша оценка деятельности Кадырова. Вы утверждаете, что она полезна в нынешней ситуации, что его стремление возродить, сохранить, культивировать архаичное общество в Чечне позитивно. Но ведь это превращает ситуацию в бесконечный ужас!

А.В. Захаров: Вопрос в том, что мы к традиционному укладу относимся излишне скептично. Мы смотрим на традиционный уклад как на застывшую, неподвижную форму, которая была когда-то, а сейчас себя изжила. На самом деле, традиционный уклад, который существует на Северном Кавказе, очень мобилен в развитии и саморазвитии как схема, как общественная структура.

С. Горяинов. Но он в этом смысле и крайне опасен. Схожую ситуацию я наблюдаю в Якутии. Ты общаешься вроде бы с современным человеком, вы приходите к каким-то совместным договоренностям, но, на самом деле, за ним стоит некий центр принятия решений, который ты совсем не видишь. Хотя он обличен официальными государственными полномочиями, он в своей системе «младший», а за ним стоит кто-то «старший», а вот этого центра принятия решений ты, как правило, не видишь.

А. Захаров. Эту особенность просто надо знать. Ситуация с существованием публичных фигур и истинных лидеров одинакова для всех национальных сообществ на территории России. Надо просто четко выявить этот центр принятия решений и работать с ним. И это не так уж сложно. Публичные, выставленные для внешнего общения люди всегда корреспондируют с этим центром. А когда вы его выявили, в дело вступает такой важный принцип: «Не может старший разговаривать с младшим». А старший на противоположной стороне от роли старшего никогда не откажется, иначе потеряет лицо. Поэтому прежде чем идти на формальные переговоры с публичной фигурой надо достичь нужных договоренностей с теми, кто принимает решения.

С.А. Горяинов. Но тогда мы выходим из принятого правового поля, и встает вопрос в принципе существования нашей страны в рамках действующей конституции.

А.В. Захаров. Для того чтобы решать вопросы, мы должны учитывать всю обстановку в целом, не только формальную, но и реальную. Надо сказать, что наша страна всегда существовала в таком конфликте и таком диалоге официального права и традиционного права. Избавиться от этого скоро нам не удастся.

С.А. Горяинов. В связи с этим хотел бы услышать ваше мнение по поводу идеи отделения Северного Кавказа от России и установления границы.

А.В. Захаров. Отделить Северный Кавказ от России – это все равно, что отрезать кусок России. Почему Северный Кавказ не Россия? Я занимаюсь подготовкой военнослужащих разных ведомств, которые отправляются для работы на Северный Кавказ. Человек, приехавший на Кавказ, должен уяснить для себя главное понятие: свой – чужой. Если ты хочешь чего-то добиться, на что-то повлиять, ты должен быть своим. А многие, кто туда едут, изначально определяют для себя эту землю и этих людей как чужих. Естественно, они получают адекватный ответ: от чужого чужому. Как вы понимаете, положительных результатов это не приносит. А надо помнить и знать, я с этого начал, что русские, славяне, на Кавказе были всегда, а мы про это забываем. Да, государственное присутствие там было начато с Ивана Грозного, но еще до Ивана Грозного там существовали гребенские линии, жили наши люди, казаки. Это место национального расселения русских. Сейчас национальные лидеры и национально-общественная элита этих республик поняла и определила для себя, что без русских денег не заработать. Для кавказца экономика – понятие абстрактное, там определяется просто: заработаю, не заработаю, выживу, не выживу. И фактор «без русских мы не заработаем» в общественном сознании кавказцев начинает складываться.

К.А. Кокшенева (журнал «Москва»). Позвольте с вашим последним утверждением не согласиться. Во всяком случае, история с интервью писателя Германа Садулаева, призвавшего понять, что сложившаяся фактическая моноэтничность Чечни – это большой вред самой Чечне, и жесткая отповедь, которую он получил от Кадырова, убеждают меня в обратном. Более того, когда мы в Гражданском литературном форуме встали на его защиту от начавшейся травли и написали письмо Лукину, тот нам ответил, что уполномоченный по правам человека в Чечне федеральному уполномоченному по правам человека не подчиняется. Ведь есть же другая, отличная от Кадырова, Чечня, и она должна иметь свой голос!

И в этой связи у меня такой вопрос: насколько важна сегодня на территории Северного Кавказа культурная составляющая? Мне стало известно, что сейчас этим занимается Филатов, у него есть большая программа, серьезное финансирование.

А.В. Захаров. Что качается Кадырова, то он не определяет настроения в Чечне и, более того, часто вступает с ними в противоречие. Вопрос в том, как на это реагирует наше руководство. Если оно позволяет это делать, значит, там считают, что так и надо. К позиции нашего руководства в Чечне присматриваются очень серьезно.

Если же говорить о факторе культуры, то в свободное от службы и работы время я еще и являюсь ответственным секретарем Российского лермонтовского комитета. И как специалист могу сказать, что культура для Чечни и Кавказа в целом – фактор очень важный. Когда начали проходить первые выборы в Чечне и люди только начали формировать свое отношение к федеральной власти, знаете, чьи портреты висели на избирательных участках в республике? Лермонтова и Толстого. Музей Толстого в Толстой-юрте абсолютно не пострадал за все время чеченской войны, хотя через Толстой-юрт война прошла вдоль и поперек. Директор музея – чеченец. Культура – это средство, которое позволяет не просто общаться, но сохранять то, что было, обучать этому, показывать, рассказывать. Если говорить о культуре, вернее – о культурах кавказских народов, мы вообще мало что о них знаем, про их отношения, культурные самоощущения. Одним из важнейших достижений культуры Чечни, например, является одна из лучших в мире медицинских школ, описанных и систематизированных. Это традиционная чеченская медицинская школа. Пирогов до того, как попасть на Крымскую войну, семь лет учился у чеченцев.

У нас, к сожалению, настоящей политики по отношению к Кавказу нет никакой. Столько времени прошло, а правильная политика так и не сформирована. Создали новый Северо-Кавказский округ, назначили его администрацию, поставили ей цель сформировать политику. Но как можно формировать политику государства России местными средствами? Смешно. Политика должна идти сверху вниз. Это говорит о том, что нет знаний того, что происходит на Кавказе.

Мне по роду деятельности приходится сталкиваться с людьми, хорошо образованными и занимающими серьезные посты как в военных, так и в административных системах, связанных с Кавказом. Я их всегда прошу назвать две фамилии, которые ассоциируются у нас с кавказской войной XIX века. Называют обычно Ермолова и Шамиля. А потом я их прошу объяснить, кто такой Ермолов и кто такой Шамиль. Про Ермолова говорят, что это покоритель и победитель, чья политика была на Северном Кавказе наиболее успешной. А про Шамиля говорят, что это предводитель чеченцев. Ни то, ни другое не является истиной. Шамиль никогда не был предводителем чеченцев, он их как раз усмирял, а Ермолов не победил. Интересно, что и Шамиль, и Ермолов написали книжки с одинаковым названием. Были «Записки Шамиля», они так и называются, и «Записки Ермолова». Единственный раз их издал в Российской Империи императорский генеральный штаб в начале XX века и вроде бы переиздали уже 1990-е годы. Переиздали, да не все прочитали. А стоило бы. Ермолов был уважаемым противником. Он был противником, врагом, но его уважали как человека. И даже против памятника, который сейчас стоит в Пятигорске, никто не возражает. Но никто сегодня не интересуется тем, как сам Ермолов оценивал свою деятельность. А он описал и свои ошибки, и свои успехи, и на этом материале учились уже его последователи Воронцов и Барятинский.

С.П. Пыхтин (журнал «Золотой лев»). Я так понимаю, что кавказские племена превратились в XX веке в касты и, в сущности, навязали русским свои порядки, свои традиции, свой адат.

А.В. Захаров. Сегодня на Кавказе отсутствует верхняя сила. Славяне на Кавказе, как и во всех других системах межнациональных отношений, всегда играли роль третьей силы. Поскольку славяне не были ангажированы, считалось, что они объективны, их призывали для того, чтобы определять систему суда и другие вещи. Кстати, как и ногайцев. Отсюда и два языка межнационального общения. Эта третья сила всегда имела соответствующий социальный уровень и поддержку. И не просто социальный уровень, а социальную позицию старшего. Как только эту социальную позицию старшего убрали, к ним стали относиться как к младшим. Причем эту социальную позицию старшего ликвидировали мы сами. А ситуация младшего понятна – «подчиняйся».

С.П. Пыхтин. Не являемся ли мы сейчас свидетелями закономерных результатов специфической национальной политики большевиков, которая поделила страну на этнические уделы, поощрила кастовость и клановость в этих регионах и так далее?

А.В. Захаров. Мир на Кавказе всегда был относительным. Мы всегда являемся потребителями того, что было сделано до нас. Что касается большевиков, то приведу вам пример. В 1919 году Свердлов и Орджоникидзе стояли перед дилеммой, как решить вопрос с Терским казачьим войском, которое активно поддерживало белое движение. Что они сделали? Договорились с лидерами ингушских племен и организовали резню. Тогда было вырезано несколько сотен тысяч людей в течение недели, и ингуши оказались в Пригородном районе Владикавказа. Но самое интересное заключается в том, что когда ингуши резали терских казаков, чеченцы их спасали, вытаскивали и бились с ингушами.

С.П. Пыхтин. Ну, да. А заплатили бы им белые, они бы резали красных. Одним словом, это люди, которые живут грабежами и бандитизмом. А вы говорите о каких-то традициях. Ее можно, конечно, представить как нечто высокое и глубокое, а на самом деле, вся эта традиция – простой бандитизм, о чем еще Лермонтов писал. А сегодня они нам на нашей территории пытаются навязать эти свои традиции и свой уклад. Что вы на это скажете?

К.А. Кокшенева. Я вижу проблему не в том, что у кавказцев какая-то своя особая традиция, а в том, что мы стали слишком нетрадиционны и не можем свою традицию поставить как ограду от чужого.

А.В. Захаров: Именно так. Человек живет по тем правилам, которые он знает. Если он не знает правил, как он может по ним жить? Это простой принцип. Если человек приехал из другого места и ему не сказали, как ему здесь жить, по каким правилам ему здесь жить? По тем, которые он знает. Так с кого нам следует спрашивать? В тех малых городах, где складывается проблемная ситуация с кавказцами, вопрос решается достаточно просто везде, где администрация не коррумпирована и не куплена. Дело в том, что по тем же адатам, которые существуют на Кавказе и не только на Кавказе, в любом традиционном обществе, если я человеку деньги заплатил, его купил, то он как социальная единица сразу упал, он не существует для меня как авторитет, ему можно диктовать все, что угодно. И, если кавказец приехал и купил мэра или начальника милиции, то он уже будет им диктовать, исходя из своих правил. Никто из нашей власти не собрал их авторитетов и не сказал им: вот вы, ребята, к нам приехали, мы вам рады, мы гостеприимные, но у нас вот такие-то правила, давайте по ним жить. Почему? Потому, что проще деньги с них брать. А раз взял деньги, значит ты никто, ты продался. Вот какой принцип. Мы свои культурные, традиционные устои размениваем, продаем, и пока мы сами не научимся своих устоев держаться, нас никто не будет уважать. Там, где эти вещи сохраняются, например, у казаков, там и отношения нормальные.

С.П. Пыхтин. И все же, несмотря на то, что вы говорите о характере, о традициях, о местной культуре, как связать восстание чеченцев в начале 1990-х с их характером? Почему сотни тысяч человек включились в то, что у нас в уголовном праве называется просто вооруженным мятежом?

А.В. Захаров: Я вам могу ответить с точки зрения чеченцев. Для них первая война и приход к власти Дудаева определялся совсем не мятежным лозунгом с точки зрения их сознания. Знаете, с каким лозунгом выступал Дудаев? Он говорил так: мы в Россию не пойдем до тех пор, пока не вернут Советский Союз. Он выступал с точки зрения традиционного государственника существовавшего государства. Именно из-за этого лозунга он получил максимальную поддержку и интеллигенции, и военных пенсионеров, и всех, кто был в Чечне. Другое дело, что он не смог эту установку реализовать, и за его спиной оказался криминальный клан, и в 1992 году он получил оппозицию. А Москва в 1993 – 1994 годах не использовала ситуацию, а сделала все, чтобы развязать там войну. Вы же прекрасно знаете, что такое была чеченская оппозиция Дудаеву и как ее предали. Просто-напросто надо было развязать войну, которая принесла огромные барыши. К началу ввода наших войск в ноябре 1994 года две трети чеченского населения уже находились в системе действия российских законов, которые были возвращены временным советом Чеченской республики. Им там уже платили пенсии, зарплаты, действовали органы власти. А мы, когда начали вводить войска, стали бомбить именно тех, кто нас поддерживал. Мы сами, своими действиями, организовали первую чеченскую войну.

А.А. Денисов (Иститут конструкторско-технологической информатики РАН). Как вы оцениваете влияние на кавказские дела ливийцев, более точно – Каддафи в связке с итальянскими кланами Дориа и Медичи?

А.В Захаров. Что касается политики, то здесь я заметного влияния не вижу, а что касается экономики, то это надо прослеживать по конкретным людям и их экономическим интересам.

А.А. Денисов. А что вы можете сказать об эффективности стратегии на Кавказе суфийских шейхов узбекского происхождения, в первую очередь, бухарского и самаркандского?

А.В. Захаров. Такое влияние, действительно, есть, так же как есть попытки вхождения в эту область с разных сторон – не только со стороны наших среднеазиатских суфиев, но и из Египта и Ирана. Пока еще на Кавказе доминируют и действуют религиозно-правовой вирдовый уклад, система тарикатистского влияния. Тарикаты пока своих позиций не сдали и люди сильно за них держатся. Все они основаны именно на местных философских течениях, на влиянии местных исламских лидеров. Пока их позиции не размыты, потому что на их базе определяется вирдовое деление. Вирд – это родо-религиозное объединение, в то время как тейп – чисто родовое. Пока за этими вирдами закреплены тейпы и роды, они держат власть. Хотя попытки влияния и проблемы есть. Сейчас одна из самых серьезных проблем – это отсутствие священников. Где их взять и какие они должны быть? Те мусульманские священники, которые приходят из других местностей, особенно с арабского Востока, серьезно подрывают и размывают существующий порядок, так как работают на другие интересы. Но среди населения это особой поддержки не имеет. Я бы даже сказал, что население протестует против суфийского влияния.

А.А. Денисов. Как вы оцениваете уровень влияния в кавказских делах и реализацию стратегии так называемого «Черного интернационала», особенно учитывая, что основными союзниками в двух мировых войнах – первой и второй – у «Черного интернационала» были чечены и казаки?

А.В. Захаров. Во-первых, не все казаки. Насчет понятия «казачество» могу вам сразу сказать, что сейчас оно во многом условное. Считать казаков какой-то организованной общественной или политической силой нельзя. Это разобщенное и брошенное нашим государством социальное поле. Да, отдельные представители отдельных общественных организаций казачества смыкались тогда с Дудаевым и выстраивали систему «Черного интернационала», совершенно верно. Но это были вопросы преимущественно экономические, а не политические.

А.А. Денисов. Последний вопрос: как вы оцениваете эффективность деятельности западногерманской БНД и, в первую очередь, восточноевропейских иностранных диаспор, традиционно базирующихся на Украине? Как они работают на Кавказе?

А.В. Захаров. Украина хорошо работает на Кавказе. Этот вопрос обсуждался в 1996 году после активной фазы первой войны, когда стали вскрываться причины появления самого Дудаева, кто он, откуда взялся, почему такие ярко выраженные прибалтийские и украинские ноты были в первой чеченской войне. Дудаев служил в Прибалтике. Во время Вильнюсских и Рижских событий в 1990 и 1991 годах там активно работали западные спецслужбы, все ситуации в прибалтийских республиках определялись действиями натовской резидентуры, сформированной из этнических прибалтов. Они направляли и организовывали всю работу, связанную с отрывом этих республик от Советского Союза. Они работали с Ландсбергисом, они же поработали и с Дудаевым. Именно оттуда тянется польский и прибалтийский след. Польский след в системе информационной и политической поддержки Дудаева, а прибалтийский след – это информационная и политическая поддержка плюс непосредственное участие прибалтийских формирований, которые были на стороне Дудаева. Это знаменитые «белые колготки» и прочее. Так что за спиной у Дудаева во время первой чеченской войны оказались те же самые ребята, что и в Прибалтике в 1990 – 1991.

В.Ю. Венедиктов, историк. В конце XIX века вышел двухтомник Максима Слобожанина под названием «Туземцы Северного Кавказа». В нем, подводя итоги своего исследования, автор признает, что полиэтнический сплав Кавказа – это языческие племена. Какие-то из них – это добродушные народы, а некоторые – воинственные и жестокие. Если мы признаём их языческую сущность, то почему не допустить такую мысль, что в мире существуют народы злые, как чеченцы или албанцы, и народы добрые, которые мучаются от народов злых, как народ русский, добродушный.

А.В. Захаров. Ответ на этот вопрос нужно искать в психогенетике, которая говорит о том, что есть некие генетические характеристики, предрасположенности, этногенетические особенности и прочие вещи. Но официальная наука никогда не будет говорить об этом громко, потому что это чревато последствиями. Другое дело, что современная наука этим вопросом занялась, деваться ей некуда. Да, с точки зрения права, мы не можем сказать, что этот народ плохой, а этот хороший. У нас де-юре все народы равны и все одинаково хороши, хотя реально, в жизни, такого быть не может. Но вы сами прекрасно знаете, что такое политика и что такое наука, и как они между собой соотносятся. Есть интересы научные, а есть политические, они далеко не всегда совпадают и часто приходят в противоречие. У нас другие механизмы, кроме политических, не отработаны, и никто даже не интересуется возможностью использования этих механизмов. Я ученый практик, я не занимаюсь чистой наукой, я это все непосредственно с людьми разбираю. Как я могу сказать, даже опираясь на конфликт между чеченцами и ингушами, кто из них лучше, кто хуже, если это один вайнахский народ?

В.Ю. Венедиктов. Вы говорили о разных конфессиях, а в православии есть учение о Катехоне, о неком начале, которое удерживает этот мир от окончательного распада. Возникает вопрос, а какой Катехон у Северного Кавказа, чем его можно удержать – нефтью, православием, Путиным, Рамзаном Кадыровым?

А.В. Захаров. Удерживает этот регион пока еще сохраняющееся наличие традиционного мироощущения и миропонимания. Традиция до конца не размыта и дает возможность регулировать социальные системы отношений. Когда реально, на практике начинаешь разговаривать с людьми на том языке, который им понятен и заложен в их гены, тебя начинают воспринимать как ту силу, которая складывалась исторически, ты можешь регулировать какие-то процессы. Чтобы ответить на вопрос, что удержит Кавказ, я сначала приведу тезис, сказанный другим человеком, о том, что все проблемы Кавказа лежат не в Кавказе, а в Москве. Как и все остальные межнациональные проблемы. Пока в Москве не начнут по-настоящему изучать эти проблемы и прислушиваться к тому, что наработано веками, и не сделают из этого соответствующие выводы, ситуация не сможет измениться в лучшую сторону. Для иллюстрации приведу пример, как незнание традиционных вещей привело к большой крови. Наши офицеры, которые командовали подразделениями в Чечне, пытались решать вопросы с помощью народной дипломатии. Они вызывали стариков из селений и начинали вести с ними переговоры о том, как они будут в эти селения входить, как они будут друг друга беречь, кто против кого будет воевать и кого не тронут. Старики соглашались, кивали головами. Наши входили в селение, получали там по полной программе и возмущались: как же так, мы ведь договаривались, какие же они вероломные. Они просто не знали, что не со стариками надо договариваться, а с местным авторитетом. У старика только две социальные роли: воспитывать молодежь и давать советы старшему. Решать проблемы стариков никто не уполномочил. Настоящие авторитеты обиделись за такое неуважение, а кто-то просто не знал и не дал старикам соответствующих указаний. В результате – огромные потери как с той, так и с другой стороны.

С.Б. Малугин, политолог. У меня четыре коротких вопроса. Два исторических. Насколько мы помним, у Ивана Грозного одной из жен была черкешенка – Мария Темрюковна. Хотелось бы узнать ваше мнение, насколько это политическое решение для Кавказа, поскольку регион в ту пору был для России новый. Второй вопрос о большевиках: как вы относитесь к так называемым «сталинским противовесам», когда два разных народа объединяются в одну республику, как, например, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария. И еще два вопроса финансово-политических. Вы говорили, что большинство денег, которые приходят с Ближнего Востока в поддержку бандитам, оседают в карманах англичан. Мне хотелось бы узнать, на каких источниках базируется ваша информация. И я считаю, что в докладе, который был очень интересным и за это спасибо, не совсем был раскрыт вопрос смертников, а последние теракты, как мы видим, все больше и больше происходят с применением смертников, причем не только молодежи, но и женщин, жен боевиков.

А.В. Захаров. Насчет смертников это целый разговор. Если кратко, то я уже сказал о ситуации, когда человека помещают в такую среду, без которой он уже не может существовать, а ради чего он это делает – это уже вопрос десятый. В случае со смертниками также применяются специальные технологии. Совсем не обязательно, что человек, идущий на совершение теракта, в своем собственном сознании смертник. Я вас отошлю к опыту ассасинов. Человеку предлагается искусственный рай, ему внушается, что он не умирает, а просто переходит от одной жизни, плохой, в хорошую. То есть это не самоубийца, это не суицид. Иногда людей просто вводят в управляемое состояние, делают из него просто доставщика, который не знает, что он несет, а не того, кто нажимает кнопку. Главное, чтобы он был послушен. На короткий период времени управлять психикой человека возможно с помощью технологии зомбирования.

Дальше был вопрос об английских деньгах. Деньги, которые осели у англичан, не попали на Кавказ вообще. Они попадали в карманы английским эмиссарам, сюда попадали лишь остатки. Источники у меня совершенно официальные, даже опубликованные. Почитайте о тех же Яндарбиевых, об Удугове. Между англичанами и американцами была серьезная борьба за управление этими денежными потоками, но в итоге победили англичане. Это для нас и хорошо, и плохо. Хорошо с той точки зрения, что деятельность, которая плохо оплачивается, не ведется в полной мере, а плохо то, что англичанам хочется заработать еще, и они заинтересованы в том, чтобы на Кавказе тлело.

О сталинских противовесах. Это вопрос очень интересный. Вообще, отношение к Сталину на Северном Кавказе неоднозначное. Я разговаривал с чеченским вирдовым авторитетом, шейхом, к сожалению, он не дожил до наших дней, так вот, он мне сказал, что чеченцы должны памятник поставить Сталину за свое выселение в 1944 году. Я удивился. А он ответил, что Сталин как настоящий кавказец знал, что делает. Если бы он просто нас взял и выселил по Сибири, разметал по областям, по лагерям и так далее, то в течение двух-трех лет от нас бы ничего не осталось. А он нас компактно, аккуратно, сохранив все системы властных органов, с одной земли взял и пересадил на другую. Да, потери при этом были, но он нас сохранил. Я когда услышал это от чеченца, да еще от чеченского шейха, конечно, удивился.

У Сталина были подходы не стратегические, а тактические. Если реально посмотреть на вещи, то ему приходилось решать вопросы по ликвидации последствий того, что было сделано во время гражданской войны, да еще и того, что осуществлялось до него и при нем в политическом плане – возьмите национальную политику того же Троцкого или Свердлова. Сталин свою национальную политику не выстроил, не успел. И нам приходится это с сожалением констатировать. Но реагировал он тактически, по-моему, абсолютно адекватно. У него не было времени, ему приходилось заниматься всем и сразу. Его принцип соединения наций в одну республику оказался бомбой замедленного действия для нас, но тогда тактически этот подход был оправдан. Именно тактически, а не стратегически.

Такая же ситуация сейчас с выбором Кадырова. Это решение тактической задачи в ущерб стратегическим интересам. Можно было решить вопрос не с Кадыровым, можно было этот вопрос вообще решать не с ним, а с Ямадаевыми, тем более что чеченцы прекрасно понимают, какой он был «муфтий и религиозный деятель». С какими нарушениями его поставил Дудаев. Муфтия нельзя назначить, его можно только выбрать, а его назначили. Мало того, его назначили до того, как он совершил хадж. А муфтий не может быть не хаджи. Он сначала был назначен Дудаевым муфтием, а потом Дудаев его посадил в самолет и отвез на хадж. А сделал он это потому, что разогнал существовавший исторически муфтият. Сам же напортачил в 1992 году, за что и получил оппозицию в лице парламента и муфтията. Парламент он разогнал танками бывшего Шалинского танкового полка, а среди муфтиев кто-то уехал, кого-то вырезали, кто-то умер сам, с возрастом. Но когда ему нужно было поднимать флаг религиозной борьбы, он вызвал Кадырова. Кадыров был тогда всего лишь помощником имама у себя в родной мечети в родном селе. Неглупый мужик, но какой он муфтий?

Брак Ивана Грозного – это система закрепления отношений, как и было тогда положено. Брак Ивана Грозного закреплял, как ни странно, именно бумажный трактат, союз, который был заключен с кабардинскими князьями, причем инициаторами этого союза был не Иван Грозный, а кабардинские князья. Тогда шла война, туда активно лезли турки, у кабардинцев не хватало сил удерживать власть. Они сидели на чеченских землях, на той самой равнинной Чечне, владели этими землями, и им трудно было удерживать под собой чеченцев и реагировать на турецкие действия, и им нужна была помощь большого брата, которую они и получили. А Мария Темрюковна закрепила этот брак чисто физически, как заложница. Это так называемый институт «аманатства», но только в женском варианте. Вслед за этим последовали другие народности. Они также стали подписывать подобные договоры, но самое интересное, что последними подписали такой договор осетины, которые всегда поддерживали Россию. Но официальный договор они подписали уже с Екатериной.

В.В.Аверьянов. Скажите, а как соотносится практика аманатства и обычай обмениваться детьми, которые потом уже возвращаются в качестве людей, владеющих обоими тезаурусами?

Я слышал, что в XIX веке такие обмены имели место и между казаками и чеченцами.

А.В. Захаров. Практика аманатства и обычай обмениваться детьми – это разные вещи. В традициях кавказских народов, и у славян это тоже было, есть такая практика, как воспитание дядюшкой. Мальчика в 10 – 12 лет отправляли к дяде, чтобы мужское воспитание было избавлено от отцовской жалости. Так они воспитывались до 16 лет. У казаков эта традиция существовала в рамках куначеских связей с местными кавказскими народами. А аманаты – это практически политические заложники, которые обеспечивают мир. У нас на системе аманатов были выстроены целые национальные классы в пажеском корпусе. Например, так воспитывались дети Шамиля. И такая политическая сдержка неоднократно играла свою роль.

http://dynacon.ru/content/articles/604/