Вопреки страхам и ожиданиям революция в России невозможна. Почему тогда все о ней говорят?

Может ли революция произойти в России? Кто выиграет от нее, а кто только проиграет? Что случится, когда к власти придет оппозиция? Такие разговоры повсюду ведутся и может создаться впечатление, что 2017 год – это новый 1917-й и повестка дня столетней давности опять актуальна. На чем это ощущение основано? Есть ли что-нибудь общее  - между столетней давности событиями, когда озлобленные рабочие Петрограда и солдаты, которым очень надоела война, и элиты, которым очень надоел царь Николай, совершили революцию, и между современной ситуацией в России? Многие хотят найти какую-то мистическую связь, но простой анализ фактов говорит о том, что, вероятнее всего, у нас не случится ничего такого.
Все дело в том, что в одно понятие «революция» мы зачастую объединяем совсем различные явления, а затем удивляемся, отчего ситуации не оправдываются представления о революционности текущей. Если же сделать попытку провести четкую классификацию различных революций, то будет ясно, что ничего революционного по разным причинам в нашей настоящей действительности нет. 

1. Великие революции

Так называемые великие революции, которые радикальным образом меняли жизнь миллионов людей, часто случались в ситуации, когда сильно снижался уровень жизни широких масс населения. Это то, о чем говорил Ленин: низы не хотят жить по-старому, верхи не могут по-старому управлять, и тяготы обостряются выше обычного. Именно подобной была в 1917 году наша Февральская революция. По большей части до начала Первой мировой Россия довольно неплохо развивалась, но сложности военного времени сильно обострили противоречия, которые накопились в эпоху модернизации, и гнев различных групп населения привел к свержению монархии.
Подобным образом дело развивалось ⁠в двух странах, которые ⁠проиграли Первую мировую войну – в Германии ⁠и в Австро-Венгрии. Там жизнь из-за ⁠многих военных лишений стала намного хуже, а авторитет власти, который  какое-то время удерживал народ от протеста, после поражения упал. Как выяснилось, трудности народ терпел совершенно зря. Гордость за державу больше не стала сглаживать нехватку нормальных продуктов и горечь из-за понесенных жертв.
Даже у Великой французской революции 1789 года были похожие причины, хотя в тот момент Франция не воевала. Экономические трудности сильно обострились из-за с неурожая и конкуренции английских товаров, которые вытесняли с рынка французского производителя. А затем еще из-за инфляции, которую вызвала денежная эмиссия и неспособность властей заткнуть зияющие бюджетные дыры.
В современной России подобного рода проблем нет. От популярных пару лет назад представлений, что санкции и низкие цены на нефть должны разрушить нашу экономику, пришла пора отказаться. Мы пережили Кризис, вошли в состояние стагнации и теперь будем вяло и долго загнивать. Ничего хорошего не предвидится в плане развития, но и катастроф, которые сопоставимы с теми, что великие революции порождали, не следует ожидать. Разве что власти наделают глупостей – устроят гиперинфляцию или ввяжутся в большую войну, но пока это маловероятно. Людей, которые настолько обездолены, что они готовы, рискуя благосостоянием или жизнью, пойти против вооруженных стражей режима, у нас не так много. А в столице, где революции обычно и случаются, таких совсем мало.  

2. Бархатные революции

Второй тип революций – это бархатные революции. Самым ярким примером можно назвать преобразования 1989 года в Чехословакии, Польше, Болгарии, Венгрии, ГДР. Там коммунистическая власть мирно рухнула, без крови. Режим трансформировался постепенно в сторону рынка и демократии. Помня об этой истории, у нас часто говорят, что если на улицы выйдут миллионы благополучных, мирно настроенных и сытых  граждан, то авторитарный режим рухнет. Он не способен станет сопротивляться давлению больших народных масс. 
Эти представления явно опровергнуты опытом массовых мирных протестов зимы 2011/2012 года. Власть спокойно их перетерпела. Просто проигнорировала. И протесты сами собой сошли на нет. Людям надоело без пользы выходить на улицы и говорить одни и те же лозунги, не имея никакого эффекта от своих действий. А эффекта не было так как, что организаторами протестов была предложена народу тактика, эффективная только в тех политических системах, где власть по какой-либо причине не игнорирует даже самые мирные акции протеста. 
Бархатные революции 1989 года привели к успеху, так как элиты сами были настроены на большие перемены. Все хотели вместо административной хозяйственной системы рынка. Все хотели вместо подчинения «старшему брату» с Востока европейского выбора. А европейский выбор был невозможен без демократизации. Запад не взял бы авторитарного партнера к себе в европейский дом. Поэтому за старые порядки цеплялась только узкая группа властных лиц, фактически потерявших власть, как только Михаил Горбачев отказался защищать их советскими танками от их же собственного народа. В итоге демократизация стала, по сути дела, требованием даже не миллионов людей с улицы, а всех тех, кто уже был в коридорах власти. 
В известном смысле похожим образом демократизировались Южная Корея и некоторые страны Латинской Америки. Массовые протесты населения нельзя было проигнорировать и нельзя было подавить, поскольку на демократизации настаивали США. А влияние этой страны на быстро развивающиеся экономики третьего мира огромно. Не приведи бог попасть под санкции, особенно если ты строишь экспортоориентированную экономику. Потеряешь огромный рынок сбыта, доступ к кредитам и капиталам. Потеряешь значительную часть бизнеса. Это ухудшит экономическое положение, и тогда властям трудно будет выживать уже не из-за мирных протестов, а из-за взрыва возмущения озлобленных масс.
Но нынешняя Россия к этим экономическим рычагам воздействия оказалась нечувствительна (по крайней мере, в их нынешнем виде). Более того, Кремль лишь усилил конфронтацию с Америкой и получил от этого дополнительные дивиденды. В общем, бархатная революция нам никак не светит. У Кремля нет тех мотивов поведения, которые обеспечили мягкую демократизацию в иных странах.

3. Майдан

Третий вариант революции – это майдан. В этом сценарии массовый настрой на бархатную революцию упирается в то, что общество на самом деле сильно расколото. Железа в нем много, а бархата маловато. С одной стороны, раскол при слабости центральной власти способствует эффективной подготовке революции и быстрой самоорганизации протестующей части народа (Украина – яркий пример). С другой – если власть в силу своей слабости даст майдану победить, велика вероятность перерастания революции в гражданскую войну или, по крайней мере, в серьезный конфликт между регионами, классами, религиозными конфессиями.
Такая перспектива, если ее заранее удается осознать, способствует консолидации элит и предотвращению революции. Сегодня в России власть достаточно тверда для того, чтобы не допустить протестной самоорганизации общества. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Если же буйные вдруг откуда-то появляются, их отлавливают и маргинализируют. Либо выдавливая за границу, либо отправляя в места не столь отдаленные, либо держа под домашним арестом. Причем элиты в целом скорее поддерживают подобный подход, чем критикуют. Возможный развал страны в результате массовых конфликтов беспокоит элиты больше, чем нехватка свобод и торможение развития.

4. «Арабская весна»

Рассмотрим, наконец, четвертый вариант революционного движения – «арабскую весну». Ее успех во многом был связан с тем, что «весна» представляла собой сильно идеологизированное движение. Восставшие массы не просто сомневались в необходимости существования старого режима. Они ясно видели альтернативу. Они энергично стремились к достижению идеала. Их мозги были возбуждены эффективной религиозной пропагандой.
Революции, совершаемые глубоко верующими людьми, сильно отличаются от революций, совершаемых гражданами общества потребления. Верующие люди готовы рисковать собой и своим благосостоянием ради будущего всеобщего счастья, причем не только в ситуации быстро нарастающих экономических трудностей, как во времена великих революций, но и при сравнительно нормальном положении. А потребители XXI века вообще не стремятся к риску. Они просто желают жить лучше. И ради лучшей жизни хотели бы по возможности власть переменить. Но если при перемене власти существует значительный риск ухудшения их положения, они на массовые протесты не пойдут. Ведь такого рода протест будет противоречить той главной цели (росту благосостояния), к которой они стремятся.
Россия сегодня, бесспорно, является обществом потребления. И как бы скептически ни высказывались разные комментаторы о том, что наш темный народ предпочитает восточную деспотию демократии, в одном все серьезные аналитики сходятся. По своему стремлению к западным материальным благам мы являемся вполне стандартными потребителями.
С одной стороны, мы не религиозные фанатики, хоть и любим называть себя православными. С другой, мы не фанаты европейского выбора, хоть внешне выглядим как европейцы и не носим ни чалму, ни хиджаб. Мы хотим мирной благоустроенной жизни. Мы максимизируем выгоды текущего положения. И при стремлении к лучшей жизни отказываемся от серьезного риска. Мало кто нынче готов променять уютную квартиру на сырую тюремную камеру, личный автомобиль – на автозак, а ужин в уютном кафе – на баланду заключенного.
В общем, революция нынче маловероятна. Кем же тогда и для чего поддерживаются постоянные разговоры о ней? Правда в том, что они выгодны и оппозиции, и борцам с ней. Люди, недовольные режимом, говорят о революции, выдавая желаемое за действительное, – они рисуют утопическую картину, не обращая внимания на реалии. А люди, работающие на режим, говорят об опасности революции, поскольку этим хорошо зарабатывают, получая финансирование на расширение штатов силовых органов и на создание всяких антимайданов.
Иррациональные представления одних сходятся с весьма рациональными представлениями других, и вот уже перед нами встают страшные призраки 1917 года. Но то, что тогда было реальностью, сегодня не более чем игра воображения.