Майдан из события киевского значения менее чем через три месяца после своего возникновения превратился в главную головную боль Украины, России и Европы. Какие политические выводы мы должны сделать из этого? Чтобы ответить на вопрос, сначала надо понять смысл того, что представлял собой майдан, считает известный публицист и ученый Сергей Кара-Мурза, который дал интервью общественно-политическому журналу «Российская Федерация сегодня».
Нерациональное мышление и экстаз
— Сергей Георгиевич, майдан с самого начала обращал на себя внимание живописностью внешнего вида его участников. В шлемах, балаклавах, с дубинками, битами и щитами, они походили на средневековых ландскнехтов и одновременно шутов, а не на людей XXI века. Вот эти одеяния специально продумывались организаторами действа или все получилось спонтанно?
— Вы подняли важный вопрос. Он специально рассматривается в психологии. Чтобы собрать некую общность, а это было сделано, чем-то сплотить ее, прежде чем даже выработать идеологию, вырабатывается стиль, объединяющий и отличающий данную группу людей от остальных. Это чрезвычайно важно. Одинаковые рубашки у фашистов — символ единства. В Красной армии им стал шлем со звездой (буденовка) и поперечные накладки на гимнастерках командиров. Конечно, майдан и с эстетической стороны разрабатывался весьма квалифицированно. И не только нынешний, но и первый, 2004-2005 годов. Концерты, лазерные шоу и прочие художественные акты создавали такую обстановку приподнятости и праздника, что многие люди плакали от восторга. То есть их приводили в состояние нерационального мышления и экстаза. Новаторами в этом явились немецкие фашисты, которые в 1930-е годы достигли большого мастерства в организации массовых мистерий и шествий, так что тысячи людей в едином порыве видели на небе видения подобно религиозным визионерам Средневековья. Чтобы собрать людей в единый пучок (фасцию), нужны были сильные технологии. И режиссеры «оранжевых революций» ими владеют.
На Западе есть несколько центров, разрабатывающих «приемы революции». Последние активно применяются при госпереворотах, свержении «тиранов» и «диктаторов». Так было на Филиппинах с Маркосом, в ЮАР, когда заканчивали с режимом апартеида, когда убирали Пиночета.
— Чаушеску...
— Конечно. И везде работают историки, культурологи, антропологи. Сначала они изучают население, среди которого надо действовать, местную специфику и так далее. Не обошлось без них и на майдане.
— Зрелищная картинка получилась.
— Очень. Но восприятие ее было разным. У здравомыслящих жителей Донбасса майдан с его сценами и заклинаниями в 2005 году вызывал недоумение, а многим украинцам, во всяком случае поначалу, он нравился. Они его воспринимали как живой порыв к свободе, праздничную ярмарку. Был поставлен большой спектакль, который выполнил политическую задачу — свалить власть руками толпы. Сейчас — другой сценарий.
Архаизация общества на марше
— Что вы увидели за фасадом майдана? Широчайшее использование разрушительных политтехнологий, деградацию культуры?
— Бесспорно, что он продемонстрировал архаизацию и криминализацию общества, которые осознанно культивируются. И не только на Украине, но и у нас. Уголовная субкультура (а это ведь антипод культуры) проникает во все сферы общества. Журналисты и политики выражаются «на фене»! Это ведь тоже огромная операция, резко ослабляющая нормы сознания и поведения. На Украине ни интеллигенция, ни власть последние двадцать лет не препятствовали индоктринации бандеровщины и петлюровщины в сознание молодого поколения. Идеологическая обработка, исходившая от интеллигенции Западной Украины, по своей беспрецедентности, в смысле изменения самого ядра прежней культуры, сравнима разве что с воспитательной программой в гитлеровской Германии.
— Не применялись ли «оранжевые» технологии у нас в 1991 году во время стояния у Белого дома?
— Впрямую вряд ли. С советской интеллигенцией по-другому работали. С 1970-х годов наша гуманитарная элита часто ездила на Запад, там ее прикармливали всякими грантами, в результате чего диссидентствующая часть перешла на антисоветские позиции. В том числе наши лучшие марксисты — Мамардашвили, Левада. Они читали то, что «не требовалось по программе», изучали теорию революции Грамши. Перестройка — это грамшианская революция, в ходе которой капелька по капельке совершилась молекулярная агрессия в общественное сознание. За пять лет оно было полностью демобилизовано. Рабочие согласились на приватизацию и безработицу! На Западе даже не верили.
Африканский рецепт нациестроительства
— Для многих россиян стала откровением обнаженная русофобия майдана, которая, к сожалению, поддерживается немалым числом украинцев. Возникает вопрос, где ее истоки? Для чего она формируется?
— Этнонационализм — самое простое средство консолидации постсоветских общностей. Рецепт, проверенный временем. А с конца 1980-х годов именно народы Кавказа и Украины стали подвергаться интенсивной обработке. Притом что в 1991 году, согласно социологическим исследованиям, на Украине меньше всего было национализма, на втором месте шел Казахстан.
Формирование новой идентичности прежде всего на базе отталкивания и противопоставления украинства всему русскому и российскому сопровождается утратой важных слоев культуры. Но на этом воспитывается украинская молодежь. Неудивительно, что через каждые 12 лет каждое ее новое поколение предстает перед нами в качестве совершенно иного культурного типа. И вот он явил себя миру на майдане. У него другая логика, другие ценности и мощный потенциал иррациональной ненависти к русским.
— Да еще комплекс превосходства! Вы, наверное, видели хит интернета — стих юной укра-инки: «У вас дома молчанье — золото, а у нас жгут коктейли Молотова!».
— Молодежь не понимает, что делает. А вот осознавал ли тот же Кучма, написавший книгу «Украина не Россия», что Украине навязали модель нациестроительства того типа, который колонизаторы насаждали народам Африки? Ее суть — сплочение населения в нацию через идею золотого века, прерванного соседним народом-злодеем, в данном случае — русским. Это — трайбализм, племенная обособленность. Модель тупиковая, что известно по Африке, где до сих пор родственные племена время от времени вырезают друг друга. На Украине стали ненавидеть своих же, говорящих по-русски левобережных украинцев.
Необычные для прежней культуры стереотипы трайбализма выражаются в появлении политических луддитов, осаждающих и захватывающих административные здания и массово разрушающих памятники. Реанимированы «революционные» типы поведения, когда активист держит за глотку прокурора или избивает руководителя государственного телевидения. Все это знаки глубокой деградации культуры, при которой подобные «эксцессы» закрепляются как новые социальные нормы.
Это внутренний фактор. Есть и внешний. Думаю, что возникла геополитическая доктрина — резко ослабить Украину, на русофобской основе превратить ее просто в руину, чтобы такой гвоздь вбить в Россию.
— То есть главное острие удара направлено на Россию?
— Думаю, да.
— Но для чего? Чтобы уничтожить всякую перспективу реинтеграции постсоветского пространства?
— И для этого. Но и просто — чтобы ослабить Россию. Ведь нам все равно придется спасать Украину, нельзя же бросить ее в таком состоянии. Это нелегкое бремя для российской экономики.
Украина — наш крест
— Значит, главная задача — создать нам проблемы. Кроме того, слабая Украина, с полуразрушенной государственностью, станет послушным инструментом в руках Запада и в этом качестве опять же постоянным средством давления на Россию.
— Да, но вряд ли надолго. Я оптимист и не верю, что нынешняя общность, воспринимающая себя ядром нации, сможет утвердиться на Украине и навязать ей свои ценности навсегда. Уже сознание следующего поколения украинцев можно будет вернуть в норму — если этим, конечно, заниматься. Это ведь не в крови, не в биологических структурах записано. Культура — она поддается давлению и в ту сторону, и в эту.
— Трудно разговаривать с людьми, которые занимают противоположные позиции, считая, например, что фашизм — это вовсе неплохо.
— Ну, бывает в семье беда — сын сошел с ума. Украина — наш крест. Как еще назвать, когда на руках тяжелый больной, который к тому же бузит? У нее альтернатива: или к ЕС прилепиться, или к нам. Евросоюз ее не возьмет. Значит, Киеву предстоит менять и правительство, и политику, а нам — много денег тратить. Но делать нечего. Откажемся — для нас же хуже будет. Если она размежуется по принципу федерализации, ее постепенно приведет в чувство Юго-Восток. Здесь практически сосредоточена вся наука, здесь лучшие предприятия ВПК. Из Харькова вышли Ландау, Капица, отсюда на Урал перевезли танковый завод, Днепропетровск — ракетная техника. Правда, трудно сказать, что там сейчас осталось. Спрос на их промышленный продукт снизился, потому что кризис, потому что Китай занял большую нишу. Но если бы Украина вошла в Евразийский союз, все эти предприятия получили бы второе дыхание.
— Но именно западные области окормляют украинцев идеологией, а не Юго-Восток.
— Пассионарность Запада ненадолго. Надо будет работать, семью кормить. В 1945 году образовался большой контингент пленных бандеровцев. Их выпустили, чтобы они работали и содержали семьи, потому что на Западной Украине осталось очень мало мужчин. И они встроились в нормальную жизнь. Почти полвека мы жили спокойно. Да и сейчас не они, не старшее поколение, а уже специальные технологии настроили молодежь.
Мы ведь тоже несем свою долю ответственности за происходящее. В 1991 году Россия бросила Украину. Никакой работы с Западной Украиной со стороны российской интеллигенции не было — ни диалогов, ни встреч, ни дискуссий. Сейчас мы, и уже не впервые в постсоветский период, стоим на распутье и ужасаемся настоящему.
Однако надо понимать, что распутье несет и возможность движения по новому пути. Какие-то утраты неизбежны, но и много ценного в такой встряске. Посмотрите на Юго-Восток Украины. Там люди как мухи ходили и только жаловались еще три-четыре месяца назад, а сейчас, особенно после Крыма, воспрянули как единая общность, как народ, и стали осознавать свои, отличные от Западной Украины, интересы и ценности. Какой скачок самосознания! Они уже могут самоорганизоваться, у них лица светятся, наполнены достоинством. Осознание себя — ценнейшее качество. У нас, в России, еще такого нет.
Научное знание против «оранжевых революций»
— В вызывающей демонстративности «украинства» тех, кто сегодня захватил власть в Киеве, есть какой-то политический инфантилизм. Они ноят вышиванки как доказательство их патриотизма. У нас никто не требует, чтобы национально ориентированный политик носил косоворотку и картуз. Ведь это как-то несовременно?
— Согласен с тем, что у них больше архаичного, но само по себе это не является источником происходящих процессов. Мы в целом более модернизированы. Предки западных украинцев были крепостными у польских помещиков, и это немножко затормозило развитие их самосознания, оно как будто омрачено вековой обидой. Вот и батька Махно не случайно появился на украинской почве, у нас в гражданскую войну таких вождей, склонных к «войне всех против всех», не было.
— Сергей Георгиевич, бесспорно, что Россия упустила, не заметила тенденций, протекающих на Украине процессов, из-за чего теперь несет огромные политические издержки. Упрек прежде всего адресован власти. Однако и наша политологическая общественность оказалась не на высоте. Еще в начале февраля большинство российских политологов в высшей степени оптимистично оценивали события на майдане и не сомневались в прочности позиций Виктора Януковича. И это говорит о качестве анализа.
— У нас в принципе нет обществоведения. Его не было не только в советский период, но и при царизме, в XIX веке. Это наша национальная беда. Почитайте хотя бы школьный учебник. Российское обществоведение вышло из классической русской литературы, отражавшей жизнь не объективно, а с точки зрения морали, в соответствии с совестью писателя. Совесть была больная, гуманистическая. Литература стала параллельной религией для тогдашнего общества, писатели — властителями дум. А реальность была не такая, как в литературе. Научное знание должно показывать все, как есть, и не давать оценки. Западное обществоведение выполняет задачи научного типа знания и разрабатывает технологии. Поэтому они предотвратили революции, а у нас царь еще в 1905 году был уверен, что все крестьяне поголовно монархисты и обожают государя императора.
— Интересный подход.
— Отсутствие научного знания об обществе в конце советской эры стало очень большой нашей слабостью. Социум быстро менялся после Второй мировой войны, в 1970-е годы в СССР появилось сытое общество. Никогда такого в мире не было, а как с ним управляться, никто не знал.
— На Западе-то сытое общество было...
— Нет. У них обязательно треть общества в бедности оставляют, а две трети видят это и ценят то, что имеют. Советская молодежь вообще не верила, что где-то в мире есть голод и безработица. Для нее это были пропагандистские тезисы. Многие базовые блага (крыша над головой, отопление, бесплатные медицина и образование) она воспринимала как природные явления и ценности их не осознавала. Подросток конца 1980-х годов с радостью согласился бы отрезать в доме отопление и получить взамен видеомагнитофон за 300 долларов.
Да не только молодежь, общество в целом не знало, как оно устроено, как действует, чем наша школа, наше предприятие, наша железная дорога, наша армия и вообще все системы жизнеобеспечения отличаются от западных. Только многое потеряв, мы кое-что стали понимать. Но не все.
Украинцы с позапрошлого века национальное самосознание вырабатывают. Особенно интенсивно этот процесс проходил в западных областях. Кстати, в советской интеллигентской среде западенцев уважали, их университетское сословие считалось элитой. Так что их амбиции генерировать идеи нацразвития для всей Украины идут еще с тех пор. А Юго-Восток молча работал.
Предыдущий, еще ющенковский, майдан в российских СМИ освещался поверхностно, и многие символы грядущего культурного типа, проявившиеся во весь рост сегодня, остались незамеченными нашими обществоведами. Одно из исключений — политолог и депутат 4-го и 5-го созывов Госдумы Рифат Шайхутдинов. Он, возможно, первым написал о появлении на майдане «нового народа», ориентированного на иной тип ценностей и стиль жизни, наделенного иным образом будущего. В 2014 году этот «новый народ» безнаказанно, по крайней мере пока, убил украинское государство. Хотя это совсем не в интересах большинства украинцев.
— Это наводит на некоторые ассоциации. Ведь и в России есть влиятельные общественные группы, чей образ будущего не совпадают с тем, который есть у большинства.
— Поэтому нам надо извлечь выводы из уроков майдана. Россия не очень далеко ушла от Украины. И у нас за два десятилетия, с одной стороны, упала общая культура населения, а с другой — сформировались активные, сплоченные силы, которые не скрывают враждебности к существующему государству и в этом смысле представляют для него реальную угрозу. Объединив все социальные слои и сфокусировав все существующие виды общественного недовольства в мощный протестный пучок, они получают реальные возможности дестабилизировать действующую государственную систему.
Этот «иной» культурный тип и в нынешней ситуации занял совершенно особую позицию, мудро возненавидев свое «агрессивное» государство.
Его представители выходят на Болотную, хотя их митинги пока что более рациональные и «европейские», чем на Украине. Уверен, что российская власть сделает выводы из итогов майдана, чтобы исключить его повторение у нас. Но и общество не должно сидеть сложа руки. Ему нужно подумать, как начать диалог с украинской интеллигенцией. Там много тех, кто хотят поговорить с нами обо всем. Надо только немножко подождать, чтобы все успо-коились. И одновременно мы обязаны заниматься своей молодежью. Если не мы, то ее воспитанием займутся другие. Многое упущено, но никогда не поздно начать консолидацию общества и формирование в нем сплоченного ядра. Только так можно защитить страну в мировом диалоге и «борьбе смыслов».
Комментарии (0)