Выступление Вардана Багдасаряна на научном семинаре Центра (2011 год), посвященном теме «Информационная война против России».
Чтобы раскрыть какое-либо понятие, в данном случае — понятие «информационная война», необходимо ответить на вопрос: а что оно нам дает в функциональном плане? Не умножаем ли мы в данном случае сущности? Целесообразно применить прием, известный как «бритва Оккама». Для понимания того, что есть информационная война, должно быть развернуто определенное рядоположение. Следует определиться, чем данная война отличается от иных войн. Должна наличествовать определенная типология войн. И версию такой типологии, исходя из исторического анализа, я попытаюсь предложить.
Можно выделить три исторических типа войн, соответствующие трем различным стадиальным моделям общества:
1) традиционному обществу, с преобладанием аграрного сектора экономики;
2) обществу эпохи модерна;
3) современному обществу.
Чем отличаются войны, представляющие каждую из обозначенных эпох?
Первый критерий сопоставления — средства поражения. Война первого типа — оружие индивидуального поражения, его вещное представление — меч. Война второго типа — оружие массового поражения, обозначаем через образ бомбы. И, наконец, война современного типа выдвигает новое оружие поражения — средства трансляции информации.
Другой критерий сравнения — характер воздействия на противника. Первый тип войн — физическое уничтожение неприятеля. Второй тип войн — не только физическое уничтожение, но еще и разрушение инфраструктур. Современный тип войн — поражение сознания. Неслучайно поэтому используется понятие не просто информационные, а информационно-психологические войны. Мы в наших работах оперируем также понятием войны несилового типа.
Третий критерий сопоставления — управленческие технологии. Первый тип войн — управление боевыми единицами, отрядами. Переход ко второму типу связан с появлением феномена фронта. Второй тип войн — это уже управление государственной системой. Управленческими объектами войн, наряду с боевыми единицами, здесь уже выступают экономические, социальные, идеологические и иные компоненты.
Современный тип войн предполагает сетевую модель управления.
Само понятие сетевого управления было, как известно, разработано американским вице-адмиралом, теоретиком реформы военной сферы США Артуром Цебровски. Принципиальная новизна сетевого подхода состоит в том, что война ведется опосредованно, через формирование контекста. Противник целевым образом программируется на принятие заданного решения.
Четвертый параметр типологизации — масштаб. По масштабу войны первого типа — локальные. Для войн второго типа характерен региональный масштаб. Максимально широкое пространственное распространение получили мировые войны. Но и они не имели планетарного характера (вне поля активного конфликта находилась, к примеру, вся Латинская Америка). Войны современного типа имеют глобальные параметры распространения. Пространством для них выступает уже весь мир. Победить в новых войнах можно, не пересекая границы соответствующих государств. Категория пространства сохраняется, но более важной становится в данном случае категория времени. Новым является стирание границ между войной и миром. Войны теперь ведутся перманентно. У нас ни на уровне государственного управления, ни на уровне научно-экспертного сообщества методологии понимания войн нового типа не существует. Война по-прежнему мыслится в рамках парадигмы эпохи модерна. Кто-то из великих сказал: «Горе той нации, генералы которой мыслят в категориях войн прошлого».
Именно мышление вчерашними классическими образцами идет в современной России. Если и используется категория информационных войн, то понимается она в методологической парадигме войн прошлого.
Гуманитарные науки у нас вовремя не совершили того перехода, который был совершен гуманитаристикой на Западе. Все эти новые направления, связанные с изучением воздействия на психику человека, манипулированием сознанием и т.п., были в свое время осуждены и заклеймены как проявления буржуазной идеологии и субъективного идеализма. И даже сейчас, если мы посмотрим, сама тематика исследований российских и западных обществоведов существенно различается. Сравним, к примеру, проблематику диссертационных исследований исторического профиля в России и США. У нас доминирует изучение истории социальных групп, институтов, экономических процессов, уточнение канвы политических событий, историческая биография. В американской науке преобладает принципиально иная тематика: менталитет, семиосфера, архетипы, национальные комплексы и фобии. Практический выход здесь может быть совершенно другой.
По сути, формируется инструментарий для сетевых войн. Методологическую основу информационно-психологических войн на Западе составляют разработки школы К. Юнга. К ней так или иначе апеллировали все последующие теоретики манипуляций массовым сознанием. В основе — юнговское учение об архетипах, о коллективном бессознательном. Зная архетипическую структуру того или иного социума, можно воздействовать на него целевым образом и программировать его поведение. Цвет, слова-образы, сигналы, различного рода символы — все это может быть применено не для прямой агитации, а в качестве инструментов воздействия на подсознание с заведомо желаемым результатом. Еще в 1960-е гг. эти приемы были достаточно хорошо апробированы. Применительно к бархатным и оранжевым революциям речь уже идет о развитой системе информационно-психологического воздействия.
В рамках парадигмы войн эпохи модерна, причем в довольно ухудшенной версии, разработана современная Стратегии национальной безопасности. Информационное в ней трактуется в довольно узком значении информатики. Слово «психология» — вообще отсутствует. Нет в нем и слова«сознание». Этот документ элементарно не соответствует современным вызовам и реалиям. Удивительно, что и слова «война» в нем тоже нет. Оно упоминается только однажды и только как задача предотвращения войн и конфликтов. Война не может быть без врагов. Слово «враг», как и «противник», в Стратегии национальной безопасности также отсутствует. Удивительное дело! Если мы признаем, что против России ведется война, так надо, по меньшей мере, объявить, а кто является воюющей стороной. Итак, война ведется, а кто, собственно, на нас напал — неведомо.
То же и с международным терроризмом. Международный терроризм — единственный четко номинированный противник. Он упоминается в документе целых пять раз. Но терроризм сам по себе не может быть противником. Терроризм — это один из способов ведения борьбы. А кто субъект этой борьбы? Субъект тоже в действительности не назван. Итак, на нас напали, а кто напал — неизвестно или нельзя произносить, как в былине — «некие силы темные».
Почему же не номинируется противник? Не потому ли, что тот, кто на нас напал, и является сегодня истинным хозяином России? Есть войны, когда враг наступает извне. Кольцо может сжиматься, может расширяться. «Пятая колонна», которая существует абсолютно в любом государстве, занимает какие-то периферийные ниши. Это один вид войны. Но есть и другая ситуация. Враг не только вовне, но и внутри. Он занимает центр. Именно так было ровно четыреста лет назад в эпоху Смутного времени. И тогда ради спасения страны приходится решать принципиально иные задачи. А кто, возвращаемся к вопросу, ведет сегодня информационную войну против России? Не возникает ли здесь образ крупнейших медиаструктур, научных и образовательных центров? Что такое ИНСОР? Что такое Высшая школа экономики? Что такое центральные каналы телевидения?
Наличие информационных войн — это не какая-то конспирологическая выдумка, а доказуемый факт.
Творческий эксперимент состоял в установление хронологической последовательности между явлением и его информационной «раскруткой». По общей логике вначале происходит событие, а только затем его информационное распространение. Если же первоначально появляется информация, то значит, именно она и вызывает к жизни явление. Темы для рассмотрения были взяты две: терроризм и фашистский экстремизм в России. Что обнаружилось? Первоначально подъем публикаторской активности по терроризму, и только потом рост динамики террористических актов. Первоначально рост публикаторской активности по теме русского фашизма, потом — собственно экстремистские акты. Это говорит о том, что именно СМИ и программируют такого рода действия. Технология информационных войн налицо. Контент-анализ средств массовой информации, выявление частотности тем позволяет сегодня делать достаточно точные прогнозы в отношении политических процессов. Вспоминая афоризм Жана Бодрийяра, в комнате, где стоит телевизор, рано или поздно произойдет убийство.
Определенные аналогии и ассоциации с обсуждаемым сегодня положением возникают при обращении к ситуации перед Второй мировой войной. Тогда советская политическая и в значительной степени военная элита не была готова к войне нового типа. Она продолжала жить представлениями двадцатилетней давности периода Гражданской войны. И тогда руководство страны нашло в себе силы и смелость пойти на смену элит. Это был, безусловно, кровавый инцидент. Никто этим не спорит. Аналогия в другом. Современная политическая элита тоже не готова к войнам нового типа, и задача мены ее в целях обеспечении национальной безопасности сегодня — главный вызов, стоящий перед Россией
http://rusrand.ru/mission/result/result_885.html
Комментарии (1)