Гуманитарные детерминанты будущего

Регулярное ускорение эволюции на протяжении миллиардов лет (сменившее предыдущие миллиарды лет замедления) – один из фундаментальных фактов, зафиксированных в Универсальной истории. Но и те исследователи, которые, ещё не имея числовых выкладок, обращали внимание на последовательное укорочение исторических эпох, не могли не заметить, что такая тенденция приближается к экстремальному значению. Так в сугубо гуманитарных книгах по истории человечества появилось математическое понятие сингулярности, которое, правда, сразу стало вызывать неоднозначные ассоциации.

С публикацией независимых расчётов Г.Д. Снукса, А.Д. Панова и Р. Курцвейла, охвативших также и биологическую эволюцию, понятие сингулярности приобрело хронологические очертания. Расчёты показали, что сокращавшиеся периоды между глобальными фазовыми переходами в истории биосферы и антропосферы образуют геометрическую прогрессию, знаменатель которой примерно равен основанию натуральных логарифмов. Экстраполировав гиперболическую кривую в будущее, все три автора пришли к неизбежному выводу: около середины XXI века она превращается в вертикаль. Этот результат, обозначенный в международной литературе как Вертикаль Снукса-Панова, должен означать, что скорость эволюционных изменений устремляется к бесконечности, а интервалы между фазовыми переходами – к нулю.

Какая предметная реальность скрывается за загадочным математическим результатом? Вероятно, в ближайшие десятилетия антропосферу Земли ожидает полифуркация, сопоставимая по значимости с образованием живого вещества. Сопряжённый с ней фазовый переход легче всего представить как развитие дальнейших событий в сторону простого аттрактора – саморазрушение цивилизации, начало «нисходящей ветви» истории с перспективой более или менее болезненной деградации антропо- и биосферы к состоянию термодинамического равновесия (тепловая смерть). Горизонтальный странный аттрактор предполагает включение каких-то механизмов стабилизации («зависания»? «замораживания»?) на достаточно высоком синергетическом уровне и на длительную перспективу. В некотором смысле это тоже «конец истории», так как, перестав прогрессивно развиваться, носитель интеллекта ограничивает способность управления масштабными процессами и становится заложником естественных тенденций старения биоты, Земли, Солнца и т.д. Наконец, вертикальный странный аттрактор означал бы беспрецедентно крутой виток по вектору «удаления от естества» .

Как мы убедились, исследуя векторы социально-исторической, биологической и космофизической эволюции, интегральной характеристикой изменений служит последовательный рост сложности Вселенной. При обсуждении же антропного космологического принципа физики пришли к выводу, что во вселенных с иными фундаментальными константами сложность материальных структур не достигла бы столь же высоких значений. «Чем дальше может зайти эволюция в сторону усложнения материи, тем более тонкая настройка физических постоянных для этого требуется… Чем “хуже” настроены физические постоянные, тем раньше обрывается прогрессивная эволюция».

Но, если в «нашей» Метагалактике оказалось возможным образование тяжёлых элементов, органических молекул, живого вещества, общества и постиндустриальной цивилизации, то следует ли отсюда, что сложность способна расти неограниченно? Не означает ли замаячившая на горизонте Вертикаль, что «та фаза эволюции материи, свидетелями которой мы являемся, близка к потолку, который может быть достигнут в нашей Вселенной»? Мы не склонны признать безусловную справедливость такого предположения: по достижении некоторого предела дальнейшая корректировка настроек могла бы осуществляться искусственно изнутри системы – если бы успел сформироваться управляющий субъект (Демон) с адекватными возможностями.

Астрофизик Э. Чайсон, использовав критерий удельного энергетического потока, показал, что травинка сложнее любой звёздной туманности. Иначе говоря, Вселенная «с мышью» (по А. Эйнштейну) кардинально превосходит по сложности стерильную Вселенную.

Всё это даёт основание полагать, что человеческий мозг в комплексе его рецепторных и эффекторных связей составляет предел сложности, достижимой естественным путём, т.е. без прямого интеллектуального вмешательства. Отсюда некоторые философы выводили, что «мыслящая материя мозга… есть абсолютно высший и непроходимый предел поступательного развития».

Если дальнейшая эволюция Земли и Вселенной в принципе возможна, то она может быть только сознательно управляемой, и именно диапазон потенциальных возможностей и качеств сознания определяет, в конечном счёте, эволюционную перспективу.

Два ключевых вопроса стратегической прогностики

Первый вопрос, от ответа на который зависит оценка стратегических перспектив цивилизации, Земной природы и Вселенной, касается потенциальных возможностей конструктивного творчества и представляет собой функциональное преломление старых философских споров об отношении материи и сознания и о границах свободной воли: в какой мере объективные законы ограничивают диапазон целенаправленного вмешательства в естественные процессы?

Львиная доля технических устройств, окружающих нашу повседневную жизнь в начале XXI века, считались абсолютно невозможными в начале XIX века, многие – в начале ХХ века, а часть из них – ещё полвека назад.

Существуют ли всё-таки категорические пределы управляемости массс-энергетическими структурами со стороны творческого интеллекта? Если да, то как их определить? К концу ХХ века на этом предметном поле всё ещё доминировали натуралистические убеждения: технические решения ограничены узким коридором объективных законов, причём законы эти в основном уже открыты и потому границы технических возможностей определимы раз и навсегда. Отсюда вытекали и совершенно безнадёжные сценарии отдалённого будущего, объединявшие естествоиспытателей всех специальностей.

Чудовищный разнобой во временных оценках – от сотен до триллионов лет и далее – оставляет только одну неизменную черту во всех натуралистических сценариях. Сознание есть не более чем эпифеномен, сопутствующий некоторому, более или менее длительному этапу эволюции физических процессов, не играющий в них самостоятельной роли и долженствующий бесследно исчезнуть на каком-либо последующем этапе: таково естественное течение событий, не подвластных воле.

Складывается впечатление, что резко изменившаяся в 1990-х годах международная ситуация (результат Холодной войны?) поумерила теоретический пыл российских учёных и вместе с тем разбудила буйное воображение их западных коллег, хотя трудно поверить в столь прямолинейное влияние текущей политической конъюнктуры на универсальные естественнонаучные парадигмы.

Во всяком случае, начало XXI века ознаменовано удивительно быстрой сменой настроений в космологии и астрофизике: убеждение в том, что сознание, видевшееся прежде только как побочный эффект космической эволюции, способно сыграть в ней решающую роль, широко распространилось среди естествоиспытателей.

При таком решении первого «ключевого вопроса» следует полагать, что в обозримом будущем человечество ожидают фантастические прорывы. Но, если внешний мир принципиально не ограничивает диапазон технологического творчества, то не содержатся ли пределы во внутреннем мире человека?

Коль скоро естественнонаучные законы не накладывают абсолютных ограничений на решение инструментальных задач и, следовательно, диапазон целенаправленного вмешательства в мега- и микроструктуры Вселенной потенциально беспределен, то перспектива интеллектуального освоения космоса неизбежна.

Здесь, однако, и встаёт второй ключевой вопрос о культурно-психологических ограничениях. Признав, что дальнейшая эволюция Вселенной могла бы быть только сознательно управляемой и что объективные возможности управления физическими процессами в принципе беспредельны, мы обязаны задуматься о диапазоне сознательного самоконтроля, т.е. о том, какую власть над силами природы способен выдержать разумный субъект, не пав жертвой техногуманитарного дисбаланса.

Человеку привычно считать себя безраздельным хозяином в своём внутреннем мире: трудно отделаться от иллюзии, будто только досадные внешние препятствия лимитируют пространство возможностей, соответствующее тотальной свободе моих фантазий.

Конечно, влияние новых психологических теорий было стимулировано потрясением от мировых войн, создавших болезненное ощущение неподконтрольности «звериных инстинктов» тонкому слою критического сознания, культурных ценностей и человеческой ответственности. Но и с поправкой на шоковое состояние умов вопрос о границах сознательного контроля над эмоциональными импульсами и иррациональными мотивациями остаётся крайне спорным, а от ответа на него решающим образом зависит картина будущего. Роковую роль в судьбе цивилизации может сыграть неожиданное обстоятельство: «законы психологии» на поверку окажутся более жёсткими и неумолимыми, чем «законы физики». Повторим, тот факт, что человечество до сих пор «с грехом пополам» преодолевало последствия техно-гуманитарного дисбаланса, сам по себе не гарантирует дальнейших успехов. И не даёт основания исключить, что сценарии, допустимые свойствами физического мира, купируются ограниченной способностью разума обуздывать растущую власть над силами природы.

Вызовы XXI века

Сегодня уже ясно, что дефицит энергетических и прочих ресурсов определяется не абсолютными пределами запасов в «космическом корабле», а готовностью общества использовать практически неограниченную энергию окружающего мира. Не исключено, что в обозримой перспективе управляемый термоядерный синтез, нанотехнологии, прочие прорывы в области теоретической науки и инструментального творчества вовсе снимут эту проблему с повестки дня. Для конструктивного обсуждения новых глобальных угроз, приходящих на смену термоядерной войне и ресурсному дефициту, необходимо чётко сознавать, что наиболее острые проблемы современного общества обусловлены не ошибками развития, а его универсальной тенденцией, включая грандиозные достижения гуманистической культуры. Выделив две проблемы, которые я считаю решающими, условно обозначим их как медико-генетическую и террористическую.

Как все эволюционные тенденции, процесс денатурализации бытия, начавшийся сотни тысяч лет назад с появлением первых костров, драматически ускоряется, и, по логике вещей, лидирует в этом процессе население «цивилизованных» стран. Ситуативно-линейная экстраполяция тенденции биологического ослабления (начальная процедура прогнозирования) приводит к настораживающему выводу, что к концу века процент новорождённых с генетическими патологиями станет зашкаливать, затрагивая все телесные структуры и их самую уязвимую составляющую – мозг.

Перед человечеством стоит дилемма: возвращаться к романтическому прошлому суровой борьбы за индивидуальное существование или двигаться далее по тернистому пути «удаления от естества»…

Первое означало бы упразднение медицины, отказ от бытовых удобств, резкое снижение жизненных стандартов, в том числе и прежде всего гигиенических, и т.д. При таком утопическом сценарии – а не его ли рисовали нам самые решительные экологи? – через сотню лет на Земле сохранились бы в основном первобытные племена. И то – ненадолго.

Второе предполагает ускоряющееся развитие всех отраслей генной инженерии, трансплантологии и органопроектирования, экстракорпорального зачатия и вынашивания плода, человеко-машинных интерфейсов и прочих технологий вторжения инструментального интеллекта в самые интимные основы бытия. Со своей стороны, это влечёт за собой новые угрозы, связанные как с поспешными решениями, так и со злонамеренными действиями, поскольку едва ли не все новые технологии могут использоваться в качестве оружия. Кроме того, не исключено, что ускоренная «денатурализация» будет вызывать нарастающий протест, вплоть до агрессивных неолуддитских настроений.

«Знания массового поражения»

Уплощённая картина мира, раскрепощая примитивные мотивации, несёт серьёзную угрозу международной стабильности, и в условиях «кончающейся географии» бездумные действия самой могущественной сверхдержавы на международной арене чреваты плачевными глобальными последствиями. На это накладывается ещё одна глобальная угроза, также недостаточно отрефлексированная. После культурно-психологической притирки к «большой» ядерной угрозе дальнейшее развитие технологий размывало границы между производственным, бытовым и военным инструментарием: в данном отношении диалектическая спираль вернула нас к ситуации древнего каменного века. При этом, с одной стороны, разрабатываются всё более изощрённые и дешёвые виды оружия, связанные с ядерными минизарядами, нанотехнологиями, робототехникой, генной инженерией, хакерскими атаками на системы жизнеобеспечения и т.д. С другой стороны, доступ к информации во всём мире облегчается, пронизывая границы государств, наций, культур и даже образовательных уровней.

Ситуация начала решительно меняться с развитием информационных сетей и с разрушением биполярного мира. Новейшие средства массового поражения, выскальзывая из-под контроля государств и вменяемых правительств, становятся достоянием неформальных террористических группировок, когда-то пестовавшихся спецслужбами конкурирующих военных блоков, а затем начавших расти, как грибы после дождя. Вместе с границей между технологиями различного назначения размывается граница между состояниями войны и мира, что также характерно для первобытного общества. Сегодня уже для самоистребления планетарной цивилизации не требуется тотальная термоядерная война, каковой удалось избежать полвека тому назад. В недалёкой перспективе многофункциональные технологии могут стать доступны компьютерным «гениям», освоившим огромный информационно-технологический потенциал, но не обременённым грузом политической ответственности и не научившимся системно прогнозировать последствия своих действий.

В профессиональной литературе описываются полуфантастические сюжеты, когда юные вундеркинды, играя в виртуальную войну, смогут обрушивать энергетические системы городов и стран, взламывать системы безопасности АЭС или создавать смертоносные нанобактерии. Соучредитель компании «Сан майкросистем» Б. Джой указал на возможность направленного уничтожения биоценозов или людей с заданными генетическими признаками, и это уже качественно новый виток гонки вооружений, в отношении которых все известные механизмы международного контроля теряют силу. Автор ссылался на предупреждение Э. Дрекслера об угрозе того, что нанобактерии-убийцы вообще останутся вне человеческого контроля – например, из-за сбоя в программе. Тогда они, будучи меньше, агрессивнее и эффективнее живых микроорганизмов, способны за несколько суток истребить все белковые молекулы на Земле, превратив их в безжизненную серую слизь.

Такую возможность подтверждают и физики. Добавив к этому миниатюрные атомные бомбы, термоядерный синтез и прочие продукты неиссякающей человеческой изобретательности, мы видим перед собой достаточно напряжённую картину ближайших десятилетий.

Общество либо справится с этим бедствием, освоив новые высоты культурного самоконтроля, либо рухнет под его тяжестью. Если в прежние эпохи тест на совместимость с новыми технологиями вынуждены были проходить чаще всего локальные или региональные общества – племена и государства, – то нынешний этап глобализации сделал общечеловеческими как достижения, так и угрозы.

То, что с развитием технологий внутренняя устойчивость общества всё более зависит от индивидуальных действий и что вероятность необратимых глобальных последствий злого умысла, недальновидности или банальной глупости возрастает с инструментальными возможностями, – прямой вывод модели техно-гуманитарного баланса. Сорок-пятьдесят лет назад могло показаться, что человечество находится на пике этой исторически возраставшей зависимости: его существование драматически зависело от нескольких сотен субъектов, имевших прямой или косвенный доступ к «кнопкам». Как теперь ясно, это был ещё не предел. «Знания массового поражения» делают бессчётное множество индивидуальных носителей информации причастными к судьбе мировой цивилизации…

Насколько гуманитарная культура готова к адекватным трансформациям? Успеет ли общество при быстро сокращающемся лимите времени совершенствовать средства внешнего и внутреннего контроля, обеспечивая сохранение техно-гуманитарного баланса?

По материалам книги А.П.Назаретян “Нелинейное будущее. Мегаистория, синергетика, культурная антропология и психология в глобальном прогнозировании. 3-е изд., переработанное и дополненное. М.: Аргамак-Медиа, 2015”.

Опубликовано с разрешения автора.